33
После этого случая в вагоне наступило спокойствие. И только под конец нашего «путешествия» произошло событие, взбудоражившее весь этап.
Однажды ночью Бастон, как впоследствии я узнал, вырезал подковкой кусок доски у самой вагонной двери. Расчет его был точный. Просунув руку в образовавшуюся дыру, он откинул крюк запора и отодвинув дверь, выпрыгнул на ходу. В это время поезд замедлил скорость, подъезжая к станции Биробиджан. За беглецом дружно устремились лежащие на полу мужики.
Я проснулся от сильного топота и шума и увидел, как поочередно заключенные выпрыгивали из вагона.
— Сейчас или никогда, — пролетела молнией мысль в моей голове. — Если попаду на Колыму или Чукотку, оттуда невозможно будет бежать.
В борьбе с самим собой я стоял около нар, готовый броситься из вагона в неизвестность ночи. Уваров, тоже проснувшись, упрямо схватил меня за руку.
— Не смей совершать это безумство. Пойми, все равно поймают. В стране происходит всесоюзная контролизация людей. Уголовный розыск посылают за каждым независимо от состава преступления.
— Давай бежим вместе, пока не поздно, — с волнением проговорил я, не придавая значения его настойчивым словам.
— Образумься, Гришка... Ляжь на нары и успокойся, — Уваров вцепился за меня обеими руками. — Не будь дураком. Я вот имею почти четвертак и не думаю о побеге, потому что он ничего не даст... Жажда вырваться на свободу у них погубила человеческий рассудок. Они будут все пойманы, поверь мне. Как другу, я не желаю тебе напрасных страданий, а возможно и смерти. Ты молодой и еще крепкий парень и преодолеешь все трудности за колючей проволокой.
Придя в себя, я сдержанно ответил:
— Возможно, ты прав, но пойми: я удержать себя не в силах. В этот момент ударила автоматная очередь, заглушая замедляющийся стук вагонных колес. Эшелон резко остановился. Вероятно, часовой сорвал стоп-кран. И сейчас же дружный топот конвоиров и выстрелы разорвали, словно на части, тишину ночи. Кто-то злобно и оскорбительно крикнул в адрес часового: «Татарская рожа, так твою мать! Проспал, сволочь! Весь вагон, наверно, разбежался!» — Потом вместе с выстрелами к небу взлетели красные ракеты, вырисовывая мрачные силуэты деревьев. Ракеты и выстрелы начали удаляться ближе к лесу. Казалось, неожиданно образовалась фронтовая полоса.
Через непродолжительное время внезапно все стихло. В вагон ворвались с фонарями обозленные конвоиры. — Принять всем вправо! — раздалась ошалелая команда. Начали считать и пересчитывать толпившихся у двери заключенных. Оказалось вместе с Бастоном сбежало всего двенадцать человек. Эшелон задержали до утра на станции Биробиджан. Очевидно, устанавливали по картотеке личные данные тех, кто совершил побег.
К моему удивлению, никто из присутствующих в вагоне воров не пошел в побег. И немудрено, ведь после побоев они были просто физически не готовы к такому испытанию.
Через неделю эшелон прибыл в порт Ванино. О судьбе беглецов никто из заключенных так и не узнал.
Порт Ванино представлял собой всесоюзный пересыльный лагерь — гигантский концерн из концлагерей: в нем находилось шестнадцать зон. В каждой зоне содержалось по десять тысяч заключенных. Отсюда шли этапы но всему побережью Охотского моря, в основном на Чукотку и Колыму.
Я шагал рядом с Уваровым вдоль побережья в колонне вновь прибывших в окружении многочисленного конвоя. Слева в тумане виднелась бухта «Золотой Рог». На рейде, казалось, дремали огромные океанские суда. Справа — окутанная колючей проволокой ванинская пересылка. Осматриваясь по сторонам, Уваров взволнованно проговорил:
— Говорят, в концлагере Дахау на главных воротах было написано «Оставь надежды всяк сюда входящий». Посмотри, какие загоны для нас приготовили. Здесь вполне уместна была бы такая же надпись. Нацизм и сталинизм совершенно равные политические системы по своим карательным действиям.
— Нет, — упрямо возразил я.
Уваров удивленно глянул не меня в упор.
—Нет! — вновь повторил я также настойчиво. — Сталинизм, пожалуй, превзошел нацизм. Гитлер уничтожал покоренные чужие народы Европы и России для блага немецкой нации. А Сталин, наоборот, уничтожает свой народ, если так можно выразиться, хотя русский народ для него тоже чужой.
— Да, я с тобой вполне согласен, — отрешенно промолвил Уваров. После произнесенных его слов мне вдруг вспомнилась моя давняя беседа с сельским учителем Козловским в лагере близ Нижней Туры на подобную же тему, и мне на мгновение показалось, что рядом со мной идет Козловский. Я невольно улыбнулся этому сходству и еще раз убедился мудрости людской молвы о кругах жизни.
Наша беседа прекратилась после того, как мы вошли в одну из зон. Открылись ворота, и колонну вновь прибывших построили в четыре ряда. Появились лагерные активисты... Один из активистов — бывший армейский подполковник по фамилии Гранский, как я потом узнал, выступил в роли главного ознакомителя по поводу лагерного режима. Он самодовольно прошелся вдоль колонны и громким голосом обратился к покорно стоящим зекам:
— Всем ворам немедленно отойти в сторону. Предупреждаю, в зоне находиться пятьсот сук. Чтобы не было поножовщины, блатным сюда вход запрещен. Для них найдется другое место.
Однако, не взирая на столь внушительное предупреждение Гранского, из строя никто не вышел, потому что воры уже были осведомлены о том, что зона, куда хотят запустить этапников называлась воровской.
Преступные группировки разделялись в тюрьмах и лагерях на воров, сук и беспредельщиков. К ворам относились рецидивисты в законе. Суки — это бывшие воры законники, те, кто по разным причинам изменил воровскому закону и превратился в лагерных придурков, открыто помогая начальству. Могли быть, конечно, и другие причины, когда воров причисляли к сукам. Например, кто-то позволил себе лишнее по отношению к воровскому закону и вследствие этого лишался возможности называться вором. И тогда он начинал кровно ненавидеть и мстить, блатным. При встречах названных групп на этапах, в лагерях или тюрьмах такие встречи всегда заканчивались массовой поножовщиной. Даже на свободе их отношения оставались такими же, как и в зоне.
Бывали также случаи, когда простые мужики, или как их обычно называли — «фрайеры», изучали воровские законы и повадки и набравшись наглости и смелости выдавали себя за воров в законе. Этот переход в соблазняющее многих «звание» всегда сопровождался большим риском для тех, кто незаконно выступал в роли блатного.
Довольно частыми были случаи, когда фрайера-самозванцы лишались доверия в блатном шалмане и кончали жизнь трагически по «приговору» сходки воров. Воры не стремились множить свои ряды. Казалось, логика их действий сводилась к следующей простой формуле: чем меньше будет блатных в зоне, тем легче будет прожить в меньшинстве остальным, в тени от глаз начальства. Воры-рецидивисты, «посвятившие» долгие годы жизни тюрьмам и лагерям, обладали некими специфическими профессиональными качествами, отличавшими их от поведения других заключенных. Каждый вор своими действиями старался выделиться из окружающих, как актер, играющий роль. Например, если вор попал в зону и ему не было места на нарах, он вежливо и спокойно обращался к фраейрам, которые по воровскому закону обязаны были уступить ему место: — Мужички, я вижу, вам надоело валяться на нарах, идите-ка погуляйте около параши, а я за вас помолюсь богу. — При малейшем сопротивлении он делал дерзкое выражение в лице: — А ну, падлы, смойтесь немедленно с моих глаз! — При этом ему мгновенно освобождали место. Бывали, конечно, и другие варианты поведения воров... Здесь я привел наиболее типичный пример.
... И последняя уголовная группировка — это беспредельщики. Их численность в лагерях была довольно незначительной. Беспредельщики соблюдали полный нейтралитет по отношению к ворам и сукам. Эту категорию составляли бывшие воры-рецидивисты, не пожелавшие далее участвовать в воровском деле.
Вы можете оказать помощь авторскому каналу. Реквизиты карты Сбербанка: 2202 2005 7189 5752