С Днём Победы, товарищи, с праздником жизни, с праздником нас с вами, случившихся и родившихся, с праздником светлой памяти оставшихся там, на Войне и тех, кто вернулся.
77 лет назад мы узнали - Война кончилась. Бои почти прекратились, про Японию никто не думал, творящееся в лесах и головах разномастных "лесных братьев" было неведомо многим. Война завершилась, страна вернулась к мирной жизни, и только сейчас понимаешь - сколько мы потеряли. От человеческих жизней до всего остального. Война отразилась, наверное, в каждой семье. И пропахала глубокую борозду, дергающую болью и сейчас. Война затаилась и заставила поверить - её больше не будет.
Но рассуждать о творящемся стоит не сегодня. Сегодня тот день, когда есть место скорби по тем, кто остался навсегда молодым и по тем, кто справившись с боями, потерями друзей и семей заново выстроил страну, но кого давно нет с нами. Всем есть кого и что вспомнить. Я помню.
Мой дед, Зольников Сергей Макарович, гв. старшина. Участие в Великой Отечественной Войне: 42 - 45. В 18 лет призван, с ходу попав под Сталинград. Связист, таскавший катушки проводов, обеспечивая связь.
Так вышло, что сами награды и книжки к ним были утеряны. Но сохранилась цветная фотография, говорящая не только об освобождении Варшавы, но и о том, что дед брал Берлин.
Я видел настоящие трофеи с войны: пепельницы, трубки, посуда, столовые приборы, мебель. Дед Сергей привез с войны только металл: осколки в себе, немецкие фляжку и котелок. И штык-нож, служивший ему верой и правдой много лет.
Награжден двумя орденами Красной Звезды, орденом Отечественной Войны 2 степени, медалями "За оборону Сталинграда", "За освобождение Варшавы", "За взятие Берлина" и "За победу над Германией".
Мой дед, Манасыпов Керим Загретдинович (1913 - 1996.), ст. лейтенант. Участие в Великой Отечественной Войне: июнь 41 - июнь 43. Защищал Ленинград и Калинин, был контужен и уволен в запас по инвалидности. Контузия вернулась к деду в 84-85, последние десять лет жизни была парализована нижняя часть тела. Награжден орденом Красной Звезды, медалями "За боевые заслуги" и "За победу над Германией".
Немальцев Сергей Дмитриевич, старший брат моей бабушки. Родился в 1918, на фронте с 1942. Орден Красной Звезды, медали За отвагу, медаль За боевые заслуги. Умер от ран 11.02.1945 Польша, Познаньское воев., пов. Познаньский, г. Шверзенц
Немальцев Георгий Дмитриевич, гв. ст. лейтенант.
Старший брат моей бабушки, любимый дядя моей мамы. Медаль За отвагу.
- Дед, расскажи про войну!
- Помню, в баню попали. Хорошая баня, чистая, даже с вениками…
- Дед, а про войну?!
Мой Керим Загретдинович, старлей гвардии и артиллерист, воевал в Великую Отечественную под Ленинградом. Позже, в сорок третьем, батарею накрыли залпом, а его контузило. Сильно, два года деда чинили в Куйбышеве и там же комиссовали. О войне дед рассказывал какие-то прибаутки, а мне хотелось о подвигах и стрельбе.
Сергей Макарович, начавший только в сорок втором и в свои восемнадцать, у Сталинграда, освобождал Варшаву и не попал на парад Победы только из-за «маленького» иконостаса. Две Красные Звезды он получил лишь к Новому, сорок шестому, году. Он рассказывал про кулеш, про то, как спали спина к спине, про окопы, про… в общем, тоже без боев. И любил читать книги про войну.
Мы стояли у Знаменского, в октябре девяносто девятого. Вторая чеченская только начиналась, нас перекинули, через Моздок, в Ставрополье и, с Галюгаевской, полк зашел в Ичкерию, в Знаменское.
Наш расчет несколько дней проторчал посреди степи, высаженный в «секрет» так, что даже сходить в сортир можно было только через километр, в какую-то неглубокую балку. Во все стороны было видно все и всех. Когда за нами вернулся наш батарейный ЗиЛ-131, у нас закончилось все, включая жратву, и только сигарет нам подкинули армейцы-танкисты, пропылившие мимо вчера утром.
Полк готовился идти с десантниками на Горагорск, стоял между несколькими виноградниками, и встретил нас густым мясным духом и… про «и» писать не хочется. Думаю, легко понять чувства, обуявшие совсем юные организмы при виде брошенного спелого винограда и представить последствия.
Полк стоял весело. Здесь был не Дагестан, с его постоянством «через день – на ремень», проверок тогда еще не наблюдалось, анархия и боевой дух царили повсеместно. Сходив в свой бывший первый БОН, кроме прочих анархических запахов учуял коньячный и даже попробовал, но немного. Комбатом у нас тогда был «его высокопревосходительство штабс-капитан», считавший нас за быдло и не уважавший даже часть офицеров. Все правильно, шакал офицеров никогда не уважает, зная свою шакалью сущность.
Вокруг начинало постоянно грохотать, но все были привыкшие. Две командировки полка в Дагестан, вылившиеся в восемь месяцев даже для нашего призыва весны девяносто восьмого, приучили к многому. Спать со стволами и магазинами, смотреть под ноги, не дрыхнуть на постах и не ссаться при выстрелах. Вторая командировка закончилась восемью гробами, отправленными в Краснодар с мая по июнь девяносто девятого, увезшими пять пацанов, одного прапорщика и старлеев Сашу Мисюру и Эльдара Берсирова. Саша погиб в первом бою на заставе Гребенской мост, остальных добавили нападения там же, но чуть позже, и Аксай с Первомайским.
- Манасыпов, где ты шляешься?.. – процедил «штабс-капитан», дергая усиками и жирными щечками. – Ваш расчет прикомандировывается к разведке. Пока остаетесь здесь, пойдете с ними к Горагорску послезавтра.
Про разведку «его благородие» добавил явно для пущего эффекта. Четверо гансов среди полного взвода спецов – чумовой расклад, плевать на срок службы и знакомства. Разведка не любила всех, все отвечали взаимностью.
Мы посовещались и решили нахрен остаться на позиции. Батарея собиралась тут же, мы раскинули плащ-палатки за каким-то большущим чеченским баобабом и рядом с остатками нашей каптерки, что старшина свалил без всякой маскировки прямо у нашего орудийного погреба.
Отправленного к нам разведывательного спец-духа послали по известному адресу и решительно заняли оборону, глядя на сохнущий виноград, закат и слушая неожиданно усилившийся грохот где-то справа.
- Зад`ало. – сказал Сашка Селецкий, наш командир и вздохнул.
Сашка сильно вздыхал как раз с той самой степи, картавил агрессивно и его в самом деле все задрало. Во втором Даге Саня стоял на Гребенском и спорить насчет его усталости мы тупо не могли. Никому из нас такого не досталось, если не считать Аксай. На Гребенском было по-настоящему страшно, и Сашка, спустя полтора месяца после возвращения в Крас, на новую войну ехать совершенно не хотел. Но поехал, раз было нужно и никуда не денешься. Девались многие, особенно такие, как он, кубанские, проплачивали, завозили поросят и прочий магарыч, оставаясь в части или даже неожиданно заболевая. Сашка отправился с нами, один из трех настоящих сержантов, учившихся стрельбе, уходу и ремонту нашей трубы, гранатомета СПГ-9М.
- Лифа, твою мать, - Сашка посмотрел на нашего единственного два-семь, - чо за хе`ней ты ст`адаешь?
Лифа зашивал штаны, порванные аккурат на заднице и, как всегда корча странные рожи рябым лицом, игнорировал все и вся.
- Давайте положим. – Сашка кивнул на трубу и мы, в первый раз после вырытых позиций, занялись чем-то из боевой работы.
Разложили станок гранатомета, опустив его вниз, накрыли оставшейся плащ-палаткой и даже натянули кусок маскировочной сетки, прошаренной, вместе с сигами, у танкистов. Коля разложил по дну окопа вьюки с гранатами, броники, кинул спальник и лег со своим шнурком. Две кожаные полоски ему стукнуло стянуть в косичку и теперь Коля полировал их кремом после бритья, больно уж ему хотелось носить жетон именно на такой красоте.
Сашка начинал зевать, день клонился к ужину, Лифа решительно потерялся в сторону штаба, куда приехал кто-то из офицеров с Краснодара, работавших с ним в клубе и спортчасти. Коля желал жрать, а с первого БОНа тянуло чем-то вкусным.
- Сань, пошли.
Саня, устроившийся поспать на его месте, похлопал своими девичьими ресницами на грубом крестьянском лице и вздохнул, вставая.
- Манасып, ты справишься?
А то. Слева, за кустами, сидели двое пацанов с батальона, с ПК, справа, укрывшись срубленными ветками, секретничали разведчики. А гранатомет мы стали заряжать в нарушение всех уставов с приказами. Не, а чо?
Они вернулись минут через двадцать, довольные и дымящие «Нашей маркой». Коля притащил мне половину котелка чая, копченой колбасы с хлебом и, мать моя женщина, единственные нормально сваренные макароны за всю мою службу. С подливой из тушенки. А я все еще думал, когда тот шел – чего он так осторожно тащит крышку от котелка, чего ж в ней такое? Жареные ребрышки, свежий омлет или даже гороховая каша?
А это оказались макароны, не разваренные в клей, не брошенные так, что курам на смех, а именно нормальная домашняя порция макарон, густо политых сраной тушенкой с кусочками моркови.
- Вкусно, Дим. – Коля бережно поставил крышку на наш бак-термос с водой. – Но всего по порции дают. Ешь.
Двадцать с лишним лет прошло,а я их как сейчас помню. И сами макароны и как Колька шел и нес их, осторожно, стараясь не уронить. Чечня, осень девяносто девятого и макароны, вот ведь.
Мне искренне не хватило обоих дедов по возвращению. И жаль, что в свое время не достучался до самого себя и не пристал еще раз с вопросами.
Но все же есть главное - я помню их. И не только их двоих. Я помню.
С Днём Победы.