Из рассказов мамы я с детства знал, что мой дедушка погиб в Великую Отечественную войну.
Ероханов Константин Иванович родился 17 января 1923 года в семье Ивана Афанасьевича и Марии Васильевны Ерохановых в городе Загорске Московской области.
Костя был самым младшим ребёнком в семье и, как это часто бывает, рос в любви и ласке не только родителей, но и двух своих старших сестёр. Такое «розовое» детство отразилось на его поведении. Чего греха таить, мальчик был явно избалован, делал только то, что сам считал нужным, часто хулиганил, но без злобы, а так, чтобы развлечься. Однажды, катаясь с ледяной горки на самодельном снегокате, Константин неудачно врезался в препятствие и выбил себе все передние зубы – пришлось делать ему золотые протезы. Но при всей своей бесшабашности, он очень ценил дружбу. Четверо мальчишек – друзей, соседей, живших в Вокзальном переулке – почти всегда были вместе. Даже на одной из немногочисленных фотографий они рядом.
Были у мальчика и настоящие увлечения, захватившие всё сердце. Одно из них – голуби. И стоит сказать, что это хобби Константина позволило ему даже своеобразно поучаствовать в становлении советской культуры. Произошло это во время съёмок фильма «Светлый путь» с Любовью Орловой в главной роли, который вышел на экраны в 1940 году. Некоторые эпизоды фильма снимались в Загорске, и, когда по сценарию в кадре появлялась стая голубей, Костя вместе с другими голубятниками выпускал своих питомцев для «позирования» в этой замечательной картине.
Учился он с прохладцей, но от работы не бегал. Сначала работал поваром в детском доме (семья славилась поварской традицией, ведь её глава – Иван Афанасьевич Ероханов – был поваром у Великого князя Константина). Здесь мой дедушка и познакомился со своей будущей супругой Натальей Семёновной Куприяновой. Она была старше его, но Константин ничего и никого не хотел слушать. Как только ему исполнилось 18, он женился на своей избраннице. А затем, когда семейный быт потребовал больших, чем холостяцкая жизнь, материальных средств, да и прибавление в молодой семье ждали летом 1941 года, он устроился рабочим на ЗОМЗ (Загорский оптико-механический завод). Жизнь только-только стала из избалованного своенравного мальчишки делать настоящего мужчину, мужа, отца… Но тут началась война.
Завод эвакуировали в Томск: станки, документацию и, конечно, специалистов. Ехать должны были не только инженеры, но и рабочие знающие своё дело. У дедушки была «бронь», то есть он мог уехать подальше от военных действий и там, в глубоком тылу выполнять свой долг перед Отечеством – создавать оружие, которое было так необходимо нашей армии. Но тут всё решила верная мальчишеская дружба. Его товарищи уже были призваны в действующую армию, когда завод готовился к эвакуации. А когда настало время отправляться в далёкий путь, Костя просто спросил своих родных: «А как я потом ребятам в глаза посмотрю?» – и ушёл добровольцем.
Осенью 1941 года Ероханов Константин Иванович был призван на фронт Райвоенкоматом города Загорска Московской области. Забегая вперёд, скажу, что ни один из четверых друзей не вернулся на свою улицу с поля боя.
Это был один из самых тяжёлых периодов войны. Полчища фашистов рвались к Москве, наши войска постоянно отступали, несли колоссальные потери. Многие тысячи солдат и офицеров тогда навсегда остались на боевых рубежах. Многие армии, дивизии, полки попали в окружение. Многие несчастные оказались в гитлеровском плену… Непрерывно шли передислокации и переформирования войсковых частей… Я пока не смог выяснить весь боевой путь моего деда, но мне доподлинно известно, что в январе 1942 года он служил рядовым, стрелком 487 стрелкового полка 143 стрелковой дивизии, сражавшейся с противником на Юго-Западном направлении.
28 января 1942 года Константин Иванович получил слепое минно-осколочное ранение живота, проникающее в брюшную полость с повреждением кишечника. Моя мама слышала из чьих-то рассказов, что, получив ранение, он «собрал выпавшие петли кишечника в свою каску и пешком пошёл в санпункт». Правда это или нет – не знаю.
В 206 ОМСБ выполнили операцию – лапаротомию и резекцию кишечника. А дальше была медицинская эвакуация – ВПГ 614, КПГ 130 и 6 февраля 1942 года рядовой Ероханов поступил на лечение в эвакогоспиталь №1913, расположенный в городе Тамбове. В Архиве военно-медицинских документов хранится подлинная история болезни № 884 ЭГ 1913, в которой отражена вся самоотверженная работа советских военных медиков, которые оперировали раненого, несмотря на клиническую картину и диагноз. Наверное, принимая во внимание принцип сортировки по Пирогову, драгоценность времени, отсутствие адекватного лекарственного обеспечения послеоперационного периода для выздоровления, никто бы не осудил врачей, если бы Ероханова К.И. поместили в палату «смертников» и просто обезболивали морфием. Но его оперировали, пытались спасти… Тяжёлое ранение и осложнения свели на нет труды врачей, медицинских сестёр и санитаров. Мой дедушка умер 18 февраля 1942 года и был похоронен в братской могиле №4 на Воздвиженском кладбище в городе Тамбове.
Перед смертью в родной город от него из госпиталя пришло несколько писем, в которых Константин Иванович просил позаботиться о дочке Тане, но письма были написаны не его почерком. Вполне возможно, что он был уже весьма плох и диктовал их санитарке или какому-то другому бойцу. Эти письма всполошили родных, и моя бабушка Наташа поехала в Тамбов к раненому мужу. Неизвестно, когда бы добралась она до госпиталя даже с ходатайством из райвоенкомата, если бы не помог ей какой-то майор, и всё равно бабушка опоздала на один день. Ехала она к живому, а войдя в госпиталь, увидела, как санитары выносят двух молодых, крепких телом солдат, умерших от ран, и упала в обморок. Очнулась уже в кабинете начальника госпиталя, который сообщил, что мужа её похоронили вчера, но похоронили «не абы как», а в гробу, поскольку в госпитале работает специальная похоронная бригада.
Ранение у него было такое, что с ним обычно жили сутки – двое, а он продержался несколько недель. Начальник госпиталя отдал моей бабушке личные вещи рядового Ероханова К.И. – шинель, гимнастёрку, а так же достал из шкафчика с полки зубной мост и со словами: «Вообще-то с золотом мы не хороним, и, если бы вы не приехали, это бы передали государству, но у вас маленькая дочь, возьмите, пригодиться», – отдал золото Наталье Семёновне.
Я уже, наверное, никогда не узнаю доподлинно, была ли тогда бабушка на могиле мужа. Моя мама, Татьяна Константиновна, пересказывала слова своей мамы, что была сильная вьюга и большие сугробы, и бабушка Наташа на кладбище не попала. Так что, возможно, Наталья Ероханова, получив ходатайство из госпиталя за подписью «Помощника Начальника госпиталя по М.О т/интенданта I ранга Артамонова», вернулась в Загорск. Однако, зная судьбу этой сильной и несчастной женщины, пережившей раскулачивание семьи, гибель родителей в тюрьме, расположенной где-то в Казахстане, и добровольно отдавшей единственную дочь на воспитание старшей сестре мужа (дочери Татьяне, как считала Наталья Семёновна, в семье боевого офицера, заместителя командира танкового корпуса Краснова Николая Ефимовича, жившего в столице) будет лучше. А сама она прожила «серой мышкой», всю свою жизнь, боясь, что её кулацкое прошлое используется опричниками советской власти во зло дочери. Зная нелёгкую судьбу моей бабушки, зная её неимоверную любовь к близким и готовность, не задумываясь, пожертвовать собой ради родных людей, я больше чем уверен, что она была на могиле мужа, а уже потом паровоз уносил её обратно к столице, уносил прочь от одной из главных госпитальных баз страны.
Так вот, из рассказов мамы я с детства знал, что мой дедушка погиб в Великую Отечественную войну. Только сначала по малолетству, а затем по ряду других «весомых» причин – развал империи, смутные 90-е, всепоглощающая учёба, изматывающая работа (да мало ли мы можем найти причин, когда стараемся договориться со своей совестью?)… И только уже основательно повзрослев, я решился ехать на могилу деда. 8 декабря 2008 года я вышел на перрон станции «Тамбов». Снег в тот год выпал достаточно поздно, и идти было легко по сухому подмороженному асфальту. Только пронизывающий холодный ветер сёк лицо и «прихватывал» руки. Город был и незнаком, и знаком одновременно. Перед поездкой я изучил карту Тамбова, прочитал многие военные документы и материалы по мемориальному комплексу. Низкий поклон людям, создавшим в интернете сайт ОБД Мемориал (www.obd-memorial.ru), данные этого ресурса помогли мне и в первую поездку на Воздвиженское кладбище, и в последующем долгом и мучительном исследовании.
До мемориала воинам, умершим от ран в тамбовских эвакогоспиталях, я добрался быстро. Пройдя вдоль кирпичной ограды, на которой висели плакаты с военными фотографиями, я оказался на территории военного кладбища. Всё захоронение предстало предо мной в виде нескольких прямоугольников с газонами и редкими плакучими ивами. Посредине каждого прямоугольника – камень с датами 1941–1945. Ни одной надгробной плиты на месте 800 индивидуальных могил, которые я видел на фотографии 1992 года. В дальнем конце мемориального захоронения виднелась скульптура скорбящей женщины и монументальная стена из красного кирпича, на лицевой части которой на черных каменных досках высечены фамилии и инициалы погибших воинов. Памятник находился в плачевном состоянии: кирпич «выщерблен», на части досок с фамилиями – потёки, смывшие буквы и не дающие возможности прочитать имён бойцов. Часть лавровых листьев в оформлении монумента почти полностью утрачена, и эти дыры смотрелись очень грустно, они создавали ощущение, что о памятнике забыли, то есть забыли о погибших. Фамилии, высеченные на памятнике, группировались в соответствии с годами смерти бойцов, так вот, указатель «1942 год» – вообще отсутствовал…
Но не только и не столько это меня расстроило и возмутило. На территории всего Мемориала не было фамилии моего дедушки – Ероханова Константина Ивановича. Зато в списках умерших в 1942 году стояла фамилия Ерофанов К.И. Если честно, то я подумал, что эта ошибка в одной букве фамилии, и уже собирался самостоятельно следующим летом приехать в Тамбов и исправить букву «ф» на «х» на этой плите. Более того, при осмотре других фамилий видел несколько исправлений в инициалах белой краской поверх нечитаемых букв на камне. Однако у меня появились сомнения – вдруг я самовольно исправлю букву в фамилии, а это не мой дедушка, а другой боец Рабочее-крестьянской Красной Армии, умерший в Тамбове? В народе говорят – «Бог отвёл», так и со мной получилось – позже узнал, за самовольное исправление я мог бы получить реальный тюремный срок, да и ошибки, обнаруженные позднее в ряде документов остались бы не исправлены. Всё что ни делается– всё к лучшему!
В ту первую поездку захоронение, на котором покоится 4821 человек, представляло собой разрушающийся монумент с неполной или неточной информацией, а на уже обезличенных могилах, посадили деревья, теперь пронизывающие своими корнями прах людей, погибших за свободу нашей Родины.
Единственной радостью от этой поездки было то, что смог найти здание, где располагался эвакогоспиталь № 1913. В центральной части Тамбова очень много старых домов, с установленными на них табличками: «В этом здании в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. размещался эвакуационный госпиталь № …». Не знаю, когда и кем установлены эти мемориальные доски, но низкий поклон людям, благодаря которым я сумел найти место, где провёл свои последние часы Константин Иванович.
Вечером того же дня я возвращался в Москву с огромной тяжестью на душе. По возвращении вновь принялся искать информацию в интернете и писать письма в инстанции.
Оказывается, ошибка произошла не только с фамилией дедушки. Путаница была и с нумерацией стрелкового полка и дивизии, где он служил. В самом начале своего исследования я ориентировался на отсканированную страницу из «Алфавитной книги умерших от ран и болезней в Эвакогоспитале 1913», которая размещена на сайте ОБД Мемориал. Здесь запись, сделанная от руки, гласила: «Ероханов Константин Иванович рядовой стрелок 148 стр.п. 487 ст.див. Дата смерти 18.2.1942 г. Причина смерти – от ран в ЭГ 1913. Похоронен г. Тамбов Воздвиженское кладбище. Извещение отослано 1.3.42 г.». Вот эти-то строки и явились основанием для многих последующих искажений о месте службы красноармейца Ероханова – и в «Донесении о безвозвратных потерях», и во многих других архивных материалах. Я не смею и не собираюсь осуждать за эту ошибку, поскольку ныне живущие вряд ли смогут представить в каких условиях приходилось работать тогда людям. Но только через несколько месяцев, получив письмо из Архива военно-медицинских документов, я понял, почему не мог найти дедушкину дивизию – такой дивизии просто не существовало, а в «скорбной книге» регистратор перепутал местами номера полка и дивизии. Но и это ещё не всё. Полк оказался не 148-м (как написано во всех медицинских документах), а 143-м. И такую ошибку, вероятно, можно объяснить тем, что при первичной регистрации цифру 3 записали не очень разборчиво, и это потом привело к её изменению на восьмёрку. Возможен и другой вариант: сразу по ошибке написали 148-й стрелковый полк, поскольку, по моим представлениям о боевых действиях в этот период, оба этих стрелковых соединения сражались на одном направлении. А медикам было не особо важно где служил раненый. Медицина – это не канцелярия, здесь на первом месте стоит человек, а не бумажки, ведь главное – помочь раненому, больному, пострадавшему. Поэтому я не очень переживал из-за неточностей в номерах частей, где служил мой дед, хотя это и ярко показывает, что объяснимые ошибки были вполне возможны. Значительно большую боль доставила ошибка в фамилии дедушки Кости.
Каким образом на мемориальном кладбище появилась фамилия Ерофанов, я затрудняюсь ответить, поскольку данная фамилия имеется только в одном документе 1992 года – в информации из списков захоронения – а наличие бойца Ерофанова, умершего в госпиталях Тамбова, не подтверждалась данными Государственного архива Тамбовской области. Возможно, причиной этой ошибки стала неточность в перепечатке списков или сложность в прочтении фамилии на надгробной плите, если она была сильно обветшавшей.
Во всех же документах госпиталя и ранних донесениях о потерях ошибки не было. А вот в «Донесении о безвозвратных потерях от 4 апреля 1942» года уже фигурировала фамилия «Ераханов». Ошибка всего в одной букве, но фамилия-то другая! Вероятнее всего, машинистка при составлении уже сводных документов сделала опечатку, но эта неправильная буква прочно осталась во всех последующих документах. Была эта буква и в справке из Центрального архива Министерства обороны РФ, которую удалось получить в апреле 2009 года, а именно эта справка являлась единственным основанием для исправления на мемориальной плите.
Я поехал в Подольск, где находится архив Министерства обороны. Сотрудник архива (пожилой мужчина, внешний вид которого ярко свидетельствовал о его долгой штабной работе) даже не стал меня слушать, а его – «В наших справках не может быть ошибки», звучало как приговор. Мои попытки прояснить ситуацию повисли в воздухе. Всё, что оставалось делать – взять адрес архива и написать подробное письмо на имя начальника ЦАМО РФ, что я, собственно, и сделал.
Многостраничное письмо было уже давно отправлено, меня закружили повседневные заботы… Тот накал страстей, который бушевал во мне сразу после возвращения из Тамбова спал, да я уже и не представлял – куда ещё писать, куда бежать… Оставалось только ждать. Долгожданный конверт из подольского архива пришёл в июне 2010. Всего две бумажки с печатями – необходимая справка с правильно написанной фамилией и уточнения о месте службы дедушки, а сколько пришлось писать и ждать, чтобы получить эти документы! Я сразу переправил их копии в администрацию города Тамбова и в августе получил ответ, что, все необходимые исправления внесены ещё в период текущего ремонта мемориала к 65-летию Победы в Великой Отечественной войне.
И вот через два года, после моего первого приезда, я вновь выхожу из поезда на перрон тамбовского вокзала. Опять декабрь, раннее утро ещё окутано темнотой недавней ночи. Только что закончился снег и работники ЖКХ усиленно сгребают его с проезжей части, но на тротуарах пока ещё лежит снежная каша, по которой я не торопясь бреду на Воздвиженское кладбище. Когда я подошёл к мемориалу, уже совсем рассвело. Кладбищенские служители убирали с дорожек пушистый снег. Мы разговорились, и в этой беседе мне открылись новые подробности из разряда «ошибок» и «неточностей». Со слов одного из «старых» работников кладбища, когда проводили реконструкцию воинского мемориала, произвели перезахоронения воинов, так что теперь невозможно найти точного места ни индивидуальной, ни братской могилы. Но это совершенно другая история, окончания которой я пока и сам не знаю. Памятник же встречал меня обновлённым и отремонтированным, а на новой гранитной плите из-под инея чётко проступали буквы: «Ероханов К.И.».
