На этот раз Савельев решил не предупреждать Романа о приезде методиста в школу. Улыбнулся:
- Пусть сами разберутся! Заодно проверим способность директора Криниченской школы быстро и правильно реагировать на сложную… непредсказуемую ситуацию. Ромке полезно, пусть тренируется.
Евгения Максимовна приехала в школу к первому уроку. Неожиданный визит методиста отдела образования вызвал среди педагогов обычный в таких случаях переполох. А Евгения Максимовна величественно, со спокойным достоинством, ни больше, ни меньше, – царица! – проследовала в кабинет директора. Со своей высокомерной снисходительностью кивнула Бересневу, вежливо и холодно попросила предоставить для проверки классные журналы и всю документацию за полугодие.
- И расписание уроков, будьте добры. Я решу, какие уроки мне надо посетить.
Евгения Максимовна внимательно вчитывалась в каждую строчку, – казалось, её, строго методиста, ничего не интересует в эти минуты, кроме журнала внутришкольного контроля и сводных ведомостей успеваемости и качества знаний. Лишь на неуловимое мгновение поднимала глаза на директора школы. Роман Алексеевич сидел напротив, чуть приметно грустно улыбался. Методист Кравцова яркой красной пастой уверенно отмечала недочёты, что-то быстро и деловито записывала в свою тетрадь. Но всё это Бересневу лишь казалось, – её уверенность и строгая деловитость. Женя еле сдерживалась, чтобы не отбросить все эти сводные ведомости… не встать из-за стола, чтобы подойти к нему, к Ромке Бересневу, обнять его… плакать и вспоминать горькую свою девчоночью обиду, и прощать его… и рассказывать о сыне, – с той самой минуты, как она поняла, что беременна… За это мгновение, пока смотрела на него, успевала вспомнить, как любила гладить ладошками его брови, проводить пальцами по красивым и сильным Ромкиным губам…
Взглянула в расписание уроков:
- Второй урок у Вас – в 7-А? Я буду присутствовать.
Сначала Евгении Максимовне удавалось фиксировать в своей тетради все промахи, самые мелкие и незначительные, – они обычно случаются в начале каждого урока… Насмешливо торжествовала, вслушиваясь в слегка охрипший от волнения голос учителя: а ты как думал, кандидат?.. А потом она просто забыла, что ей надо безжалостно разгромить… в пух и прах разнести урок Береснева – каандидаата… и лучшего директора… Сама не раз проводила урок по правописанию наречий, но сейчас была совершенно очарована тем, как чутко улавливают семиклассники самые тонкие оттенки в объяснении учителя… Ей ни разу не приходилось видеть такое взаимопонимание между учителем и ребятами.
С третьей парты у окна на методиста оглянулась синеглазая девчушка. Евгения Максимовна улыбнулась: столько неприкрытого возмущения и негодования было в девчоночьем взгляде! Казалось, девчушка готова своими руками защитить любимого – это понятно!.. – учителя от всех возможных бед, которые задумала обрушить на него эта надменная проверяющая из отдела образования.
Понимающе, по-учительски переглянулись с Романом Алексеевичем:
- Да она же влюблена в Вас, эта девочка… Влюблена, – неумело, но уже по-женски, – с грустной улыбкой сказали Роману Женины глаза…
- Я знаю, – мягкая и тоже грустная улыбка промелькнула в глазах Романа. – Она просто маленькая девочка, и ей кажется, что она уже умеет любить. А я люблю её, – как любил бы свою дочь…
Роман Алексеевич положил ладонь на светлые волосы девчушки:
- Катюша! Можно пригласить тебя к доске?
Катюша поспешно вышла к доске... Так уверенно записывала самые трудные слова, ни разу не сбилась, только голосок чуть дрожал, когда объясняла все сложные случаи правописания наречий. Уже со своей парты снова оглянулась на строгого методиста. В глазах победоносно и торжествующе светилось:
- Видела? Попробуй, скажи что-нибудь плохое про Романа Алексеевича!
Евгения Алексеевна улыбнулась, кивнула синеглазой девчушке. А она ещё выше вздёрнула свой курносый, в едва приметных веснушках, нос.
Но со звонком с урока взгляд методиста Кравцовой снова стал надменно-ледяным. В кабинете директора она чётко и немногословно указала на все отмеченные в документах ошибки:
- Вот здесь. И здесь, – так не должно быть. А это – вообще недопустимо. Исправить немедленно.
Не позволила сердцу даже чуть вздрогнуть – от усталой грусти в глазах Романа Алексеевича.
- А теперь – по уроку в 7-А.
Евгения Максимовна сама удивлялась, сколько недочётов ей удалось заметить, – и при проверке домашнего задания, и при работе в малых группах, и при подведении итогов урока… Так жалко было говорить всё это про самый замечательный урок!.. Но, чувствуя свою растерянность, не давая подняться жалости, жёстко одёргивала себя:
- А пусть не думает!.. Если тогда… что-то там объяснил мне по старославянским склонениям, это ещё не означает, что бывшая двоечница до сих пор хуже нынешнего каандидаата!
А самое главное!!!.. Когда Береснев проводил Евгению Максимовну, у школьного двора остановилась сияющая белая машина директора Малоивановской школы… Славка приветливо помахал рукой Роману Алексеевичу, предупредительно открыл дверцу перед Евгенией Максимовной.
В машине Евгения Максимовна откинула голову на спинку сидения, прикрыла глаза. Вячеслав Григорьевич изредка поглядывал на повлажневшие ресницы методиста Кравцовой, вежливо молчал. А кто сказал, что в любви всё просто, на раз-два!..
… А через неделю батя привёз Максима. Окончательно решили, что мальчишка будет учиться здесь, поступит в кадетский класс Криниченской школы.
Утром, пока мама и дедушка разговаривали с классным руководителем кадетского класса, Максим успел познакомиться со здешними мальчишками в кадетской форме. Рыжеволосый старшеклассник протянул ему пачку сигарет. Максим, не желая показаться желторотым птенцом, кивнул, достал сигарету, – честно говоря, там, в бывшей школе, тоже уже пробовали с пацанами курить…
Мальчишки, как по команде, вдруг перебросили сигареты через забор, в заросли шиповника. Максим оглянулся: по тополиной аллее к ним приближался, наверное, учитель, – раз пацаны так отреагировали на его появление. Строго протянул ладонь:
- Ну?..
Максим послушно отдал сигарету, – всё равно ещё не успел прикурить. А сквозь строгость во внимательном взгляде незнакомого учителя – усталая улыбка:
- Отец знает, что ты куришь?
Максим вызывающе прищурил тёмно-серые глаза:
- А у меня нет отца!
Учитель кивнул пацанам:
- До звонка – минута. Без опозданий!
Ребята заторопились в школу. По пути объяснили Максу:
- Наш директор, Роман Алексеевич. Ещё он у нас русский язык преподаёт.
Вечером Максим рассказывал матери:
- А я уже знаю директора школы. Ничего так дядька. Мне понравился.
Евгения Максимовна скрыла тревожную улыбку. Сдержанно поинтересовалась:
- И чем же он тебе понравился?
Максим задумчиво улыбнулся, а у матери сердце оборвалось: Романова улыбка!..
- А знаешь, мам… Он, хоть и директор, а не строит из себя директора, – по-мальчишески просто объяснил сын. – И пацаны его уважают.
… Уже несколько дней Роман Алексеевич видел, как на большой перемене у окна в конце коридора о чём-то серьёзно разговаривают Катюша Игнатьева и этот новенький мальчишка из кадетского класса.
- Ну, вот и хорошо, – всходила радость в сердце директора. – Вот и хорошо, если влюбишься в него, – смотри, какой он славный! И как идёт ему кадетская форма, – тебе же нравится?.. Вот и люби его… А он – я же вижу! – уже влюблён в тебя, моя девочка. А в меня тебе не надо влюбляться, хорошая моя. Я твой учитель и директор школы. Мог бы твоим отцом быть, – потому так люблю тебя. Но это останется моей тайной… А ты… Ну, позволь ему – на минуту! – взять твою ладошку! А что у него тройки по русскому, – это ничего. В сто раз важнее его глаза, – видишь, как он смотрит на тебя…
Теперь директор выходил из своего кабинета на каждой перемене – чтобы увидеть их вместе, Катюшу и Максима Кравцова.
… И совсем не в фамилии дело: мало ли Кравцовых на свете! Вот и у них, в маленьком посёлке, две семьи – Кравцовы. И – не родственники, даже не дальние. После их первой встречи, – когда застал своих пацанов и этого новенького мальчишку за курением, – почему-то весь день вспоминал о нём. К какой-то неясной своей тревоге прислушивался. А поздним вечером, уже дома, вдруг обожгло: глаза у мальчишки… Женины!
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5