- Пётр Петрович, добрый день. Не уделите ли мне всего одну минуту вашего времени?
Зайцева окликнули посреди шумной улицы. Он остановился и оглянулся. Возле черного мерседеса стоял пожилой представительный человек в деловом костюме и солнечных очках. Человек улыбался и, несмотря на гротескный вид, будто отрицательный персонаж из старого голливудского боевика, почему-то вызывал доверие.
- Мы разве знакомы? – Зайцев подошел к незнакомцу. Тот протянул ему руку.
- Иван Иваныч. Виноват, не представился сразу. – Они обменялись рукопожатиями. – Пётр Петрович, здесь слишком громко. Вас не затруднит пройти со мной в салон, чтобы поговорить в тишине?
«Была не была», - подумал Зайцев и сел в машину.
Первым делом незнакомец предложил Зайцеву выпить. В салоне была бутылка бурбона, кока-кола и минералка. Зайцев отказался, чем нисколько не смутил Иван Иваныча. Тот снял солнечные очки и посмотрел на собеседника светло-голубыми, практически белыми, глазами. В них Зайцев не увидел ничего, кроме усталости. Он почему-то тут же задумался о седой древности как визуальной концепции и в этих необычных глазах даже как будто разглядел много снега, целую снежную пустыню. Чтобы избавиться от этого наваждения, он встряхнулся.
- Я хочу сделать вам предложение, от которого будет очень сложно отказаться, Пётр Петрович. – Иван Иваныч налил себе бурбон и сделал глоток. – Мы хотим пригласить вас на учёбу в школу губернаторов.
- Чего угодно ждал, но не этого! - Зайцев рассмеялся. Собеседник довольно ухмыльнулся. – Могу спросить, почему именно я?
- Конечно. Я отвечу на любые вопросы, Пётр Петрович. – Иван Иваныч продолжал улыбаться, но его глаза были серьезными. – Тут всё просто. Вы произвели очень хорошее впечатление на Паисия.
- На старца? – Зайцев недоуменно взглянул на Иван Иваныча, тот кивнул.
- Старец у них для прикрытия. Тот старец, которого вы остановили в монастыре – отставной генерал Шойский. На службе он. Ходит на литургию, принимает записки. Подставной, одним словом. Подлинный старец, Пётр Петрович, всё это время был рядом с вами.
- Там никого не было, кроме садовника в кепке. – Зайцев снова взглянул на собеседника. – Вы хотите сказать, что садовник и есть Паисий?
- Ну конечно! – Иван Иваныч широко улыбнулся. – Скажите, ловко?
- Да уж. Но он же не старец.
- Ну как вам сказать. Слово «старец» тут уместнее выводить от другого корня. От английского «стар». Помните, как в анекдоте про Брежнева?
- Я стар, я супер стар? – улыбнулся Зайцев.
- Точно! Паисий – настоящая звезда в своем деле, уж поверьте. – Иван Иваныч снова сделал глоток. – Вы ему понравились. Что не перебивали. Что выслушали. Поддерживали беседу как могли. Но по-настоящему сильное впечатление на него произвела ваша записка, конечно.
- Ну вы даете, - Зайцев потянулся за бутылкой колы, - да я же в ней даже ничего не писал.
- Именно так. – Теперь уже Иван Иваныч с интересом смотрел на Зайцева. – Совсем ничего. Но, заметьте, вы могли не передавать записку. Могли просто уйти. Вас же никто не удерживал там. Но вы аккуратно сложили ваше «ничего» и передали старцу. Могу теперь я вас спросить, Пётр Петрович, для чего?
- Да я особо и не задумывался. – Зайцев сделал глоток из бутылки и помассировал затылок. – Пытаюсь вспомнить мотив, но ничего не приходит в голову.
- Превосходно. – Иван Иваныч довольно кивнул. – Вы нам подходите. Мы своих людей видим.
- Как это, своих?
- Своих. Мастеров пустоты. Передать пустую записку можно было, только если в этот самый момент у вас в голове тоже была пустота. Ну не в буквальном смысле и не в переносном. На ином уровне пустота. Понимаете? – Зайцев отрицательно покачал головой, но на всякий случай прищурил глаза, чтобы возникло ощущение, будто он силится понять собеседника. – Это как еще один этаж, Пётр Петрович. Вы живёте и не замечаете его. Но он всё это время есть. Его можно по-разному заполнять. Творчеством. Духовностью. Какими-то таинственными символами. А можно оставлять его в пустом состоянии. И вот это состояние нами наиболее ценится.
- Как у буддистов? – решил блеснуть Зайцев.
- Не совсем. Буддисты говорят больше о пустоте от ментала. Мы же говорим о пустоте как искусстве. Как состоянии. Как цели и смысле всего. Будто это пейзаж, нарисованный чаем. Важно уметь совсем ничего не делать. И даже когда вас соблазняют на некий шаг, очевидно выгодный для всех и эффективный, брать и отказываться. Знакомая история, так ведь?
- То есть если бы я не отказался от предложения Широкова и Рэя, я бы тоже не прошёл?
- Конечно. Соблазнительное предложение от Александра Марковича и Василия Петровича было своеобразным экзаменом. И вы его сдали на «отлично». А поездка к старцу Паисию – своего рода дополнительное задание, на превосходный балл.
- Красиво говорите. – Зайцев улыбнулся и посмотрел в окно. – Но школа губернаторов? Это же совсем другое.
- Да то же самое, - успокоил его Иван Иваныч. – Делать ничего особо не придется. Вы отправитесь в командировку. Можете семью взять с собой, мы к такому весьма лояльны. Школа эта закрытого типа. На юге России. Отдохнете. Послушаете лекции. Соскучились, наверное, по нормальной учебе-то?
- Я что-то читал про школу губернаторов. – Зайцев почесал подбородок. – Это чем-то похоже на туристический сбор. Кандидаты живут в военно-полевых условиях. Прыгают с парашютом. Учатся работать при нестандартных вызовах и формировать необычные команды. А потом их отправляют руководить совершенно незнакомыми им областями. Причем, логика подбора идет по алфавиту. Именно поэтому Нижегородской и Новгородской областями управляют однофамильцы.
- И где вы всего этого понабрались? – рассмеялся Иван Иваныч. – Хотя, если честно, доля правды во всём этом есть. Действительно, сборы. И команды необычные мы формируем. И вызовы бывают самыми разными. Но в остальном. – Он улыбнулся. – Никаких прыжков с парашютом нет, конечно. Как и экстремальных условий. Пётр Петрович, школа губернаторов – это же не школа выживания, в конце концов.
- А что это? Школа пустоты?
- А вот тут вы оказались совершенно правы. – Иван Иваныч потрепал Зайцева по плечу. – Пустота – это, по большому счету, дар, талант. Недоступный обыкновенному человеку. Это непросто – сесть и ничего не делать. Единицы только могут. Остальные срываются в штопор. Начинают хоть чем себя занимать. В магазин бегут. В огороды выходят. Телевизор включают, если совсем нечего делать. Ну, или пиво открывают. Тоже ведь работа, на самом-то деле. Но у нас всё совершенно иначе. Поэтому и наша основная задача – выявлять неправильных людей, мастеров пустоты, и объяснять им, что им со всем этим делать, точнее, не делать.
- И что же им с этим не делать?
- Если их научить заполнять пустотой тот самый верхний этаж, о котором я вам уже рассказывал, внутри их самих, то после ряда тренировок они смогут проектировать пустоту и на внешний мир. А это именно то, что нам нужно.
- Как это, на внешний мир?
- На административном уровне. – Иван Иваныч улыбнулся. – На уровне области. И даже выше.
- Мне всегда казалось, что управлять регионом сложно. – Зайцев снова задумчиво посмотрел в окно.
- Конечно, сложно. Но это сложность особого типа. – Иван Иваныч развел ладонями в стороны, нарисовав в воздухе шар. – Важно создавать ничего. Из ничего. Много работать, но так, чтобы ничего не происходило. Генерировать пустоту. Начинаете немного понимать?
- Мне кажется, что да. – Зайцев посмотрел на Иван Иваныча. – Я согласен. Давайте попробуем.
- Иного ответа я от вас и не ожидал. – Иван Иваныч торжествующе посмотрел на Зайцева.
- Что нам теперь делать? Будут какие-то вводные? Какие-то документы мне нужно будет подписать?
- Ничего не нужно, Пётр Петрович. – Иван Иваныч допил свой бурбон и громко поставил пустой стакан на столик. – И конечно ничего не будет. Как ничего и не было. Как и этого разговора тоже не было, понимаете? Отправляйтесь домой, поговорите с женой, ну и собирайтесь. Как на отдых. Берите всё необходимое на две недели. Купальники, плавки, вечерние наряды тоже берите, пригодятся. Сколько вам нужно времени, чтобы собраться? Пары дней хватит?
- Вполне. А что будет дальше?
- Ничего не будет. Привыкайте уже к этому, Пётр Петрович. – Иван Иваныч улыбнулся и надел солнечные очки. – Завтра вечером за вами заедет эта машина и отвезет вас в аэропорт. Мы увидимся с вами уже по прибытии. Ну и продолжим беседу там, если вы не возражаете.
- Возражений нет, Иван Иваныч.
- Прекрасно. Тогда не смею вас больше задерживать.
В ноль часов пять минут двумя ночами позднее спецборт Эл-33, следующий рейсом «Тверь – Минеральные Воды», приземлился в международном аэропорту имени Лермонтова. У правительственного терминала прибытия Зайцева и его семью ждал микроавтобус. Доброжелательный водитель помог погрузить чемоданы, раздал бутылки с нарзаном и сообщил, что на дорогу в Приэльбрусье уйдет вся ночь, посоветовав устроиться поудобнее – для этого в салоне есть подушки и пледы. У самого выезда с территории терминала автобус на секунду притормозил, открылась раздвижная дверь, и Зайцев увидел Иван Иваныча. Элегантный туристический костюм, небольшой рюкзачок за спиной, панама цвета хаки на голове. Зайцев вспомнил обстоятельства их знакомства и улыбнулся.
- Доброй ночи всему святому семейству. – Иван Иваныч незаметно поклонился присутствующим.
- Здрааааасьте! – Не удержались дети. – А вы наш турагент?
- Коля, прекрати. Быстро спать! – вступилась за попутчика супруга Зайцева.
- Я – старый знакомый вашего папы, детки. – Иван Иваныч улыбнулся. - Старый по возрасту, а вовсе не потому, что мы давно дружим. Кстати, это вам. – Он протянул детям маленькие шоколадки, чем моментально расположил к себе всех.
- Знакомьтесь, это Иван Иваныч, - представил попутчика Зайцев. – Ну, какой же вы старый, в самом-то деле!
- Вы даже не представляете, насколько я стар, Пётр Петрович. – Иван Иваныч рассмеялся.
Автобус продолжил движение. Немного погодя, Иван Иваныч пересел поближе к Зайцеву.
- Не помешаю? – От неожиданного вопроса Зайцев вздрогнул, он успел задремать, из-за резкого пробуждения он машинально повернул голову в сторону детей. – Они все давно спят. Воздух здесь особый, целебный. Вот и вы тоже носом заклевали, как я погляжу.
- Я ничего. Не сплю. Конечно, садитесь рядом.
Молчали недолго. За окном была кромешная тьма. Но сон как рукой сняло.
- Как они узнали, что Эльбрусов и правда два, для нас до сих пор загадка, - начал свой рассказ Иван Иваныч, - мы как об этой компании услышали, тут же начали за ней наблюдать. Но быстро поняли, что без толку. Обыкновенные челноки, что с них взять. На всякий случай, слежку продолжали, по-своему опекали их, помогали незаметно. Ждали чего-нибудь эдакого. Надеялись, что эта гора однажды породит нечто удивительное. Гора, как это часто бывает, родила мышь. Точнее, муху. И каково же было наше удивление, когда эта муха вымахала до размеров слона. – Иван Иваныч даже рассмеялся, образы, видимо, были спонтанными и неожиданными для самого рассказчика.
- Если вы обо мне, то не могу сказать, что лестно о себе такое слышать, Иван Иваныч, - голос Зайцева задрожал, - если я и слон, то лишь в посудной лавке ваших надежд. Вы от меня чего-то ждете, по всей видимости. Но я не уверен, что смогу это вам дать.
- Не обижайтесь, Пётр Петрович, - смутился собеседник, - я просто старый болван, ляпну невпопад. Хотя завернули вы интересно. Так о чем я говорил?
- О двух Эльбрусах.
- Ну да. Эльбрусов, и правда, два. Не знали об этом?
- Нет. Первый, я так понимаю, горный курорт.
- Верно. Знаменитый горный хребет.
- А второй?
- Это, Пётр, невидимый град Китеж. – Иван Иваныч сделал паузу. – Его сюда перенесли. Много лет назад. Он под стеклянным невидимым куполом. Размером с Эльбрус. Ну они и рядом. Просто башни-близнецы, веришь нет?
- Значит, город под стеклянным куполом.
- Ага. Мы, кстати, туда и едем.
- Там и расположена школа губернаторов?
- Не только. Там правитель. Подлинный руководитель. И правительство. Там истинный город. Изначальный. Люди там, реальные, спасенные. Там жизнь, Пётр. Лучшие там. Хорошо всем, одним словом. Мы тебя туда и зовем. Избранные там становятся нашими представителями здесь.
- Это как?
- Очень просто. Избранные правят внутренней колонией от нашего имени. Помнишь, наверное, из курса отечественной истории про внутренний колониализм? Про то, что это и был основной способ участия России в мировом колониализме, ее скромный вклад, так сказать, да? Так и есть. Внутренняя колония существует очень давно, со времен Чингисхана. Именно тогда и возник этот способ продолжать жить на этой территории, но незаметно. А когда пришла орда, мы просто отдали им внешний мир, они других миров и не видели все равно. Истинной столицей и стал Китеж. Из него и направлялись люди для работы. Самые разные. Князья. Святые. Купцы. Всех не перечесть. И не вспомнить многих даже. У нас как получается – подлинных мастеров своего дела не слышно и не видно. Все они и управляли этой территорией. Каждый – своим уделом или участком. Теперь вот и твой черед.
- И что, никто никогда не пробалтывался? Ни полслова? Не верю.
- А какой смысл? Мы же своих не бросаем. Опекаем, особенно по окончании работы.
- Как это? Допустим я. Что меня ждет после работы губернатором?
- Вернём сюда. Незаметно для остального мира, конечно. Для вида придумаем что-нибудь. В тюрьму за взятки посадим. Или ты в Израиль сбежишь, уедешь от судов и долгов. Ну, или инфаркт, скоропостижная смерть, так сказать. Стреляем иногда, но это редко и только если сам попросишь, хлопот много, зато красивая история получается, законченная. А может и придумывать ничего будет не надо – если свою работу хорошо будешь выполнять, о тебе уже на следующий день и не вспомнит никто. Спокойно вернешься на Эльбрус, в свой стеклянный город на холме. – Последнюю фразу Иван Иваныч произнес с придыханием. Начинал брезжить рассвет. За окном появились первые очертания величественных гор.
- И что, так и работает в России вся власть?
- Только так и работает, Пётр Петрович. И довольно давно.
- Со времен града Китежа?
- Совершенно верно. На Светлояре был построен первый стеклянный город. Еще до орды. Когда пришёл Батый, город ушел под воду – легенда не врёт. Оттуда Русью и управляли в годы татаро-монгольского ига. Оттуда и победили. Но дальше что-то пошло нет так. Погиб один китежский избранный. Сбежал другой. Сгинул третий. Началось странное время, которое уже тогда прозвали Смутой. Мы сами не понимали ничего. Что происходит, как это делается, и, главное, почему. Погодные какие-то аномалии были. Иностранные интервенты – это вообще нонсенс, откуда взялись, с какой целью? В общем, пришлось импровизировать. Вышли из Китеж града и направились в ближайший крупный город – в Нижний Новгород. Поймали местного мясника Кузьму. А он без подготовки, он вообще не наш. Кое-как договорились с ним, пошел он нам навстречу. Дальше всё делал сам. Вышел на князя одного, уже из наших который. И завертелось. Ополчение. Поход. Сражения. Вытащил, короче, страну тот самый мясник Кузьма. Редко такое бывает. Началась новая эра, новые связи. На радостях мы даже перенесли Китеж в Москву. Представляешь?
- Это еще зачем?
- Мы в те годы просто до такой степени стали доверять жителям, так были благодарны им за то, что получилось у нас здесь удержаться, что подумывали даже себя рассекретить. И уже начали делать определенные шаги. Тогда и возник первый стеклянный город на московском холме. На одном из семи. Точнее, на Воробьевых горах мы его поставили. Пока переносили, предали огласке Китеж на Светлояре. Но получившийся эффект нам не понравился.
- А что произошло?
- Начались какие-то поклонения, заговоры, привороты. Полезла древнее человеческое нутро. Мы удивились не то слово. Вчера они проявляли чудеса гражданской солидарности, единым социальным телом, так сказать, спасали страну. А сегодня – уже на коленях вокруг Светлояра пошли. Дары понесли. Посмотрели мы на это всё, и решили эту территорию сделать неприкасаемой, от греха подальше, чтобы больше никто ничего не разнюхал. Рано им оказалось. Жалко конечно. Но ничего не поделаешь. Провели мы для виду церковную реформу и отправили туда старообрядцев, меченых, в леса, так сказать. На болота, реки и озера. И еще двести лет туда никто не совался. За это время там всё поросло бурьяном. И концов не найти. Хотя до сих пор есть те, кто ищет там что-то, на Светлояре. Даже водолазы ныряли. Еще в шестидесятых годах. Поговаривали, что до дна даже не достали – до того там много поваленных деревьев и каких-то бревен. Ну а как? Город всё-таки стоял большой. Конечно, много чего осталось. Есть и идейные подражатели. И медитировать приезжают. И на коленках вокруг озера по-прежнему ползают. А в ночь на Ивана Купалу так там совсем ку-ку. Ну да ладно.
- А в Москве-то что тем временем было?
- Ты сам, наверное, из школьного курса истории помнишь прорывную идею, что Москва – это третий Рим. Для виду обывателю мы тогда объяснили, что Рим и Константинополь – это как бы первые два Рима, ну и вроде как Москва – это теперь третий Рим. На деле отсылка конечно была к Аврелию Августину. Ты, Пётр, человек образованный, наверняка читал его концепцию о граде земном и граде божьем.
- Конечно. Про два Рима – земной и небесный.
- Именно. Но это не просто два Рима, это два типа Римов. Мы же сделали третий вариант - город управленцев земного, которые не относят себя ни к земному, ни к небесному. Которые лишь подготавливают земное к небесному, по своему особому замыслу. Потому и третий Рим, Пётр. И до того нам было хорошо и удобно в новом статусе, что мы даже перенесли внешнюю столицу подальше на болота Невы, чтобы друг другу не мешать.
- А почему Китеж в итоге покинул Москву?
- На него пошёл войной Наполеон. – Иван Иваныч впервые за долгое время посмотрел на Зайцева, ему понравилось недоуменное выражение его лица. Всё больше светало, уже было можно глядеть в окно и друг на друга. – Его именно Китеж и привлекал. Потому и не на Петербург двигалась его армия. Историки ведь до сих пор спорят, почему Москва. Да вот поэтому. Неизвестно, как он узнал. Он вообще до всяких мистерий был охоч. Египет и начало египтологии. Переход через Альпы в поисках африканских копи Ганнибала – искал тайную тропу в горах, не нашёл. Суворов, кстати, туда же и за тем же ломанулся, но тоже мимо. Затем Бонапарт начал готовить поход в Индию вместе с нашим Павлом – Пал Петровичем. Нас этот поход категорически не устраивал – пришлось бы себя раскрыть корсиканцу этому. Ну, мы и забрали Павла к себе. Но опоздали. Он таки проболтался про Китеж град, по всей видимости. Про Индию Наполеон сразу забыл, понятное дело. А вот Третий Рим его манил. Ну, он и пошёл. Вот там и случилась эпическая битва с пустотой – наш любимый способ не только управления, но и ведения боевых действий. Как там у поэта, мы долго молча отступали, важно было ничего не делать. Причём, это был уже второй такой случай. Первая победа пустоты была на реке Угре.
- Это в тысяча четыреста восьмидесятом году?
- Точно. Великое стояние. Победили тогда ничегонеделанием. Красиво победили, между прочим.
- А что Наполеон?
- Он знал, где искать Китеж. Он пришёл прямиком на Воробьевы горы и обалдел. Считается, что он ждал ключи от Москвы, ага, ждал он ключи от Третьего Рима. И не дождался. Города там уже не было. Мы его эвакуировали. При бегстве москвичей было шумно, никто и не заметил. А потом пожары начались, и вообще следов не осталось.
- Так зачем он остался в Москве?
- А он не знал, чего ему делать. Загрустил император. Пошёл в кремль. Думал оставаться зимовать, помнишь, как в песне. Ненадолго даже перенёс столицу Франции в Москву. Но ему не понравилось, что из этого вышло, и он вернулся в Париж.
- Да, дела. – Зайцев поглядел в окно. Вдалеке впервые возник напоминающий эмблему Макдональдса хребет Эльбруса. – А Китеж сюда сразу переехал?
- Не сразу. Это было время странствий. Целых сто лет было непонятно, где он. Связи с нашими людьми были нарушены. Новых мы не назначали. Не до того было. Времена менялись. Нужно было тихое просторное место, вдали от главных европейских маршрутов. По сути, мы перестали управлять Россией. На удивление, она тут же показала чудеса расцвета.
- Как это?
- Да вот так. Золотой век русской поэзии. Проза мирового уровня. Прорыв в промышленности. В науке. В музыке. В медицине. Менделеев. Сеченов. Достоевский. Толстой. Чайковский. И благотворительность развивалась. Казённых учреждений стало больше чем трактиров. Нам потом серьезно пришлось поработать, чтобы вытеснить у народа воспоминания об этих сторонах их жизни и подменить произволом царской охранки, казнями народовольцев, терактами.
- Ну они же тоже были?
- Были. Не выдумка это. Но особой роли не играли. Зато попробуй сейчас открыть школьный учебник по истории девятнадцатого века. Мрак. Хорошая работа. – Иван Иваныч подмигнул и тут же посерьезнел. – К началу двадцатого века ситуация в России давно вышла из-под контроля. Зато мы, наконец, определись с местом для стеклянного города. Была выбрана тихая местность на Кавказе.
- В Приэльбрусье?
- Именно. Здесь и правда хорошо. Посмотри как красиво. Ты только взгляни на Эльбрус, Пётр. Красавец! – Иван Иваныч припал к окну и долго вглядывался в далёкий горный хребет.
- То, что творилось в России, нам не нравилось. Мы решили возвращаться постепенно. Отправляли Николаю своих людей. Распутин. Столыпин. Особого успеха мы, к сожалению, не достигли. Более того, несли потери. Наши ставленники погибали самым банальным образом. Пришлось раскрыть царю всю правду. Получилось только хуже. Мнительность его, и без того феноменальная, возросла. Усилилась религиозность. Тут еще и большая европейская война началась – кошмар какой-то. В конце концов, он сломался и решил всё рассказать о нас своим союзникам в Европе. Пришлось действовать быстро. Мы заморили голодом Петроград, подняли народ. Дальше всё просто было – смена власти, новая Смута, восшествие Ленина, а затем и Сталина.
- Сталин, что, тоже ваш человек?
- Он ещё пастухом-мальчишкой забрёл в Китеж в Приэльбрусье. Случайно. Вычислил как-то. Проник. Пришлось его к себе забрать. Мы его выучили. Взрастили. Затем в Европу отправили. Мы часто своих на Запад отправляли перед тем как на родину вернуть в новом качестве. Удобная практика – так проще обнулять биографии. И эффект хороший – как чёртики из табакерки потом. В общем, Сталин как никто подошёл на роль защитника тайны Второго Эльбруса. Мы были довольны. С тех пор у нас всё под контролем, Петенька.
- Всё ли? – Зайцев прищурился. Иван Иваныч внимательно поглядел на него.
- Лишь однажды был сбой. В начале девяностых. Про нас узнал чеченский генерал. Как узнал, непонятно. Кто-то ему, видимо, проболтался, что на Кавказе это загадочное место мировой силы. Он и решил взять власть, подлинную власть, Петя. К счастью, он не знал, где именно на Кавказе искать Китеж. Что ему было делать? Сел в кабину истребителя, полетал, посмотрел сверху и ошибочно предположил, что стеклянный город в Чечне. Героически сражался за этот клочок земли. Даже погиб там – как ему эта власть была нужна. Забавный человек, конечно. Когда нам это всё надоело, мы перевели своего западного агента уже проверенным путём, через город на Неве, и протащили его на вершину внешней власти. Ну он и пришёл и молча поправил всё, как пел БГ. Кстати, о БГ. Параллельно, в то же самое время, он ещё и это спел, помнишь? - «Из Китеж града шёл на выручку клир. Внесли святой червонец, и опять вышел мир». Да, всё так и было, без денег ничего не получилось бы. А так – банально купили мир. Зато они теперь самые верные сыны Второго Эльбруса. Наша опора и надежда! Ну а клир выручает до сих пор, один Паисий чего стоит.
- Тяжело будет всё это удержать в голове, - сказал Зайцев, хватая себя за лоб обеими руками и глядя в окно.
- А что делать, Пётр Петрович? Что делать?
- А почему вам так важно, чтобы именно пустота? Чтобы всё плохо было здесь?
- Ну разве пустота – это плохо? – Иван Иваныч перешёл на шёпот. – Пустота, Петя, есть идеальное состояние. Подлинная жизнь возможна только если вокруг абсолютный вакуум. Так звучит Вселенная. Так говорит Бог. Но человек вечно бежит. В другую сторону. Вот только не жизнь это. Иллюзия. Наша задача – возвращать человека в исходное состояние. Уже здесь, на земле. Чтобы он внутри себя слышал только нужную ему тональность. Чтобы не тратил время на галлюцинацию. Всё что нас окружает здесь – не есть жизнь, Пётр. Только если остановиться и подождать, можно услышать свой внутренний голос. Так все мудрецы и отшельники делали во все времена. Мы же догадались, что так можно делать на большом пространстве со многими народами сразу. Всё это даёт невиданную энергию. Китежу. Нам, его жителям. Самой жизни, подлинной жизни, Петя, той самой, которая по другую сторону стекла. И однажды, я, правда, в это верю, этот внешний народ дорастёт до уровня понимания, при котором стекло будет не нужно. Тогда мы выйдем из своего укрытия и навеки объединимся с новыми людьми.
- Как же он дорастёт, если ему не давать расти?
- Так в этом весь смысл. Только так и дорастёт. Мы поможем. Помогаем вовсю. А что, неужели, незаметно?
- Вы о том, что у нас в стране ничего не работает и не работало никогда? Это я давно заметил. Но мне в голову не могло прийти, что вся эта армия бухгалтеров и аналитиков, проводящая годы за бессмысленными таблицами Иксель, которые даже не читает никто, делают это благодаря особому замыслу, согласно которому всё это им же и во благо обернется.
- Тут как в пословице. Мы делаем вид, что вам платим, а вы в ответ делаете вид, что работаете. И все довольны. Ронять экономику, ходить по кругу – всё это очень важно, без этого не получится добиться того, чтобы в этой стране каждые десять лет было всё по-новому, но при этом каждые сто лет всё оставалось на своих местах.
- Но ведь это же деградация, Иван Иваныч. О каком пробуждении можно говорить?
- Деградация – только если внешним оком на всё это смотреть. Гляди глубже, Пётр, ищи иные этажи – на высших уровнях это выглядит иначе. Красиво выглядит.
За окном окончательно рассвело. Только сейчас Зайцев оценил, до чего же живописно было вокруг. И просторно. И высоко. Аж дух захватывало.
- Что, Пётр, нравится? – Иван Иваныч улыбнулся. – Прекрасное место, чтобы встретить старость, не правда ли? Тем более, что старость в нашем городе – понятие условное.
- Получается, в Китеж могут попасть только управленцы? Их поэтому так много?
- На самом деле, их гораздо больше, ты видишь только самую вершину всегда. В основном только управленцы, Пётр Петрович. Но бывают курьезные исключения – Иван Иваныч потянулся и развёл руки в стороны. – В середине девяностых о нас прознал один русский писатель. Ни с кем он не контактировал. Почуял как-то. Смышлёным человеком оказался. Он всё буквально по пунктам разложил о нас, в аллегорической форме, конечно, в своём нашумевшем романе о гражданской войне. Никто из читателей ничего не понял, но все почувствовали, что прикоснулись к чему-то весьма глубокому и точному. Пришлось в благодарность забрать писателя этого к себе. Теперь он у нас. Кстати, пишет до сих пор. И публикуется во внешнем мире, а что, мы не возражаем, он же теперь всё в будущее смотрит, пускай. С интервью только беда – оттуда их не дать. Вот все и сомневаются по сей день – а был ли он на самом деле? Забавно, потому что, по большому счёту, реален только он, а вот все его читатели – это скорее иллюзия.
Внезапно автобус сделал крутой поворот и затормозил.
- В общем, приехали. – Иван Иваныч нежно потрепал спящих детей по их головам и, улыбнувшись супруге Зайцева, открывшей глаза и прищурившейся на утреннее солнце, повернулся к собеседнику. – Ну что, Пётр. Слезай. Будем тебя учить на губернатора. Тебе же ещё возвращаться.
(Конец)