«В детстве меня звали «12 килограмм». Не то, чтобы часто и активно — и уж точно не на людях!. Но в семье — лет с моих пяти, наверное, и до одиннадцати, я думаю — ко мне приклеилась ласково-необидное. Меня тискали за худосочные предплечья, вертели новобранцем, охватывали пальцево запястья, оглядывали с тоской — как некондицию в магазине «куры-птицы» — и предрекали: «Вот, вот! Так и есть — двенадцать килограмм..» Причём, скорее всего когда-то я весила 20 кг — эта цифра тоже засела в памяти. И видимо — всё же! — не соответствие норме вылилось в заколдованное «двенадцать»!
Детских фотография мало. На одной, я — совсем пупс! — сижу на корточках, под ёлочкой. Папа фоткал, навещая меня с мамой в выездном летнем детсадовском «лагере». Я — грустная, на слезе. Но пока — «в завязочках» и «в ямочках». Пройдёт года три и всё — красивое) — куда-то схлынет. Имеется и ещё один фотодокумент — май месяц, мы с папой возле прокуратуры. Папа модный — в летней шляпе и солнцезащитных очках. Я — с недовольным лицом щурюсь на слишком яркий день. Ножки — спички, ручки — плети. И вся такая — стручок гороховый — болтаюсь в просторном платьице и кофточке. И да — скандалики на крохотных ступнях. Мне лет пять..
К тринадцати я округлюсь и прищур уже оформится — как стервозный. Но до этого — дожить бы!.. И младше/школьные фоты — примерная ученица, руки «по нормативу» сложены одна на другую — опять худа и невзрачна.
Я ещё и блондиночкой была. Потом светло-русая, потом тёмно-пепельная. К юности застряла на тёмно-русой. А что — удобно! До любого цвета — недалеко. Краситься и менять имиджи!
Предполагаю, «овечий вес» являлся моим собственным, по конституции урождённой. Всё, что позже, с пубертата — наносное, семейное. У меня и сестрица — дрын берёзовый. Сколь ни ест — ничего не прилипает. А вот мама была слегка кукольных пропорций. Не «барби»!) Но, всегда без излишеств!
В доказательство этому — я постоянно возвращалась к естественному привычному небольшому весу, из любых отклонений! Болела ли, и худела больше положенного. Набирала ли, от передряг нервных. Но планомерно, без особых усилий — с моей стороны — приходила к S. Надо полагать, северная «манера» женской внешности — «геномная» и необоримая! — выдувала временное и несвойственное. А природой заложенное — ох, как трудно! — одолеть..»