…Перед выпуском из универа, когда уже было решено, что впереди – аспирантура, научная работа, защита кандидатской, Роману казалось: после защиты диссертации и получения звания кандидата наук начнётся какой-то новый отсчёт времени. А здесь, в Криниченской школе, произошла самая настоящая переоценка ценностей. Береснев продолжал собирать и систематизировать материал для своей кандидатской, но – скорее лишь потому, чтобы труды его научного руководителя, профессора Ильина, не пропали даром. Профессор был уверен, что его самый талантливый студент всё же вернётся к своей научной работе. Ильин считал, что работа Береснева совершенно уникальна: в материале – от первого до последнего слова – представлен собственный опыт педагога, учителя и директора обычной поселковой школы. Такие работы профессор Ильин называл кратко: живые.
А у Береснева уже были совсем другие заботы – от курения пацанов за школьной кочегаркой до проектно-сметной документации на строительство нового спортзала… И радости были другими, – например, решение об открытии в Криниченской школе кадетских классов. Поселковые пацаны – с пятого по седьмой класс – уже чувствовали себя кадетами. Честно говоря, директор школы задирал нос не хуже семиклассников. Ну, до диссертации ли тут!
А тут ещё Мишка Савельев! Друг выразительно вздыхал:
- Не думал я, Ромка, что ты сойдёшь с дистанции. А помнишь!..
Роман всё помнил. Вот только теперь ему совсем не хотелось нового отсчёта времени. Догнать, вернуть, спасти – всё, что с каждым годом уходит безвозвратно: те дни, когда он объяснял первокурснице Женечке Кравцовой типы склонений в старославянском языке… и те их с Женей трепетно-нежные ночи…
В общем, защита прошла буднично, незаметно даже. Бересневу хотелось одного: побыстрее вернуться в Криничный. Еле дождался той середины банкета, – обязательный этап, не менее важный, чем сама защита… – когда все уже благополучно забыли, ради чего собрались. И, ни с кем не прощаясь, уехал домой, в посёлок.
Ну, кандидат и кандидат… А сердце по-прежнему замирало, когда он представлял Катюшку Игнатьеву своей дочкой. На уроках в 7-А незаметно, исподлобья, поглядывал на Катюшу, таил улыбку: девчонка отчаянно краснела… и независимо вздёргивала и так курносый веснушчатый нос. А между страницами в Катюшиных тетрадках Роман Алексеевич – среди зимы… – неизменно находил то высушенные, но удивительно сохранившие аромат лепестки розы… то ромашку или стебелёк колокольчика со склона Глубокой балки, – только там цветут такие… Когда раздавал проверенные тетради, чувствовал, как осторожно открывает Катюша свою тетрадь, как счастливо вспыхивает, когда находит высушенные цветы не на тех страницах, где она оставляла их: значит, Роман Алексеевич их видел, держал в своих руках… На секунду отваживалась поднять на учителя свой пролесковый взгляд… И Роман Алексеевич чуть прикрывал глаза, едва заметно кивал ей: видел… понравились, милая, славная моя девочка, спасибо тебе…
… Всего за полмесяца работы здесь, в незнакомом посёлке, Евгения Максимовна уже не раз по ночам заливалась горькими слезами, ждала утра, чтобы немедленно уехать домой. Просто непереносимым оказалось – жить без Максима, без кровиночки своей, самого родного, любимого своего мальчишечки. Вспоминала, как даже во сне прислушивалась к его дыханию, – когда Максим совсем крошечным был… Они ещё никогда не расставались так надолго, и Женя готова была бросить эту совсем не нужную ей работу методиста и лететь к сыну. Но перед глазами стояла Аллочка… слышала её безотрадно-горькие слова:
- Жень!.. Другая у него, да?
Представляла, как придётся бегать от Виталия Геннадьевича… А в посёлке всё на виду, – долго ничего не скроешь. А Аллочка беременная…
Утром умывалась ледяной водой, – чтоб никто не заметил следы ночных слёз. На работе, в отделе образования, её считали высокомерной, заносчивой даже. А она видела, что работают здесь хорошие девчонки, но разве можно было вот так, запросто, рассказать им про сына… про Аллочку и Виталия Геннадьевича...Утаить свою боль и обиду горькую получалось только так: высокомерным и строгим молчанием, неутомимой работой, – с утра и до позднего вечера.
С непростой и совершенно новой для неё работой методиста Евгения Максимовна, к своему удивлению, быстро освоилась и справлялась, – ничуть не хуже других методистов. Видно, Любаша права: годы работы в школе сделали своё дело. Поэтому, когда начальник отдела образования предложил ей проанализировать состояние преподавания русского языка и литературы в Криниченской школе, Евгения Максимовна, неожиданно для самой себя, согласилась, с девчоночьей самоуверенностью решила: а что!.. и проанализируем, – кого мы хуже?!..
А Михаил Андреевич рассказывал об одной из лучших школ района, о том, что именно в этой школе недавно открыли кадетские классы.
- А директор там – наша, Евгения Максимовна, гордость: единственный в районе кандидат наук… Береснев Роман Алексеевич. Недавно защитил кандидатскую диссертацию. Думаю, Вам будет интересно с ним познакомиться.
Береснев… Роман Алексеевич?.. Да нет, конечно. Она просто ослышалась, – от волнения, что уже завтра – впервые в должности методиста! – ей предстоит побывать на уроках учителей этой лучшей в районе школы. Но переспросить фамилию директора постеснялась. Потом, когда осталась одна в методкабинете – как всегда, засиделась допоздна, спасаясь от тоски, – всё же полистала документацию по Криниченской школе… Директор – Береснев Роман Алексеевич. Приложила ладони к пылающим щекам, закрыла глаза… Поспешно набрала домашний номер начальника отдела образования: срочно отказаться от завтрашней поездки в эту школу!.. Чуть не плакала от отчаяния: ну, вот где его носит-то, Савельева!.. Так и не дозвонилась. А утром вдруг устало и спокойно одёрнула себя: не девчонка же, в самом деле! Работа есть работа: кому нужны твои капризы, – поеду-не поеду!.. И вообще… Тринадцать лет назад Ромка Береснев сказал, что он должен поступать в аспирантуру… а ей, Жене Кравцовой, надо учесть, что второй курс пединститута – это очень серьёзно… Из Ромкиных слов выходило, что всё это – гораздо важнее их встреч. К тому же, усмехнулась Евгения Максимовна, – тебе кто сказал, что он не женат…
-Значит, так, – сурово приказала себе: – Ты поедешь в эту школу… и будешь выполнять свои обязанности методиста отдела образования.
Чувствовала, как темнеют её глаза от давней, так и не прошедшей обиды… Он, Ромка, ничуть не изменился за эти годы… А она безразлично пожала плечами:
- Увидела, – вспомнила…
А потом её вообще понесло, – сделать замечание ему, кандидату:
- Роман Алексеевич, я бы рекомендовала Вам в восьмом классе больше уделять внимания словарно-орфографической работе.
Ему – замечание про словарно-орфографическую работу!.. Тому, кто ей, первокурснице, объяснял спряжение глаголов в старославянском!
Евгения Максимовна почти не смотрела на Береснева… А если и смотрела, то глаза застилал беспроглядный туман. И всё равно увидела, что сын, Максим, не только на неё похож…У мальчишки – вот эта, Ромкина, улыбка… и взгляд – его…
-Оой, Ромочка!.. – плакало-кричало сердце… – Знал бы ты… Видел бы ты… сына нашего!
А сама равнодушно пожимала плечами:
- Увидела, – вспомнила…
Сдержанно замечания ему делала, – по уроку в 8-А…
Ночь напролёт проплакала, – не только от обиды, а и от ревности к Ромкиному сегодняшнему счастью… что было у него без неё и без их сына… от ревности к жене его, наверное…
Савельев примчался к другу уже вечером, после визита методиста:
- Ну, как?.. Сразил её?.. Пусть знает, какие у нас школы! – Подмигнул Роману: – И директора!
Береснев молча курил. Михаил Андреевич забеспокоился: мало ли что могла ляпнуть Роману эта высокомерная фифа!
- Ромка! Как тебе она?
Роман потушил сигарету, прикрыл глаза ладонью. Потом поднял на Мишку какой-то затуманенный взгляд:
- Миш, это же она… Женя Кравцова.
Савельев бестолково захлопал глазами:
- Ну, да, – Кравцова…Методист Кравцова. А Женя?.. – Вы что, уже на «ты» с ней?
Роман горько повторил:
- Это Женя Кравцова… Она тогда на первом курсе была… Той весной…
Михаил Андреевич нерешительно припомнил:
- Та первокурсница, что ли, твоя?
Роман молча потирал ладонью лоб и глаза.
- Ну, ничего себе!.. Вот так поворот! Ты ж говорил тогда, что у неё там двойки… по старославянскому, что ли… И – методист!.. Ромка, я ж совсем не помню её… Видел, что выгуливаешь на переменах первокурсницу какую-то… Я не присматривался к ней. Та вроде с веснушками была…
Роман прикрыл глаза:
- И волосы, – до пояса…
- И ты узнал её, – со стрижкой… без веснушек? Это ж, Ромка… Тринадцать лет прошло?
- И она меня узнала, – сразу… И я её… а поверить не мог, что это она…
- Нуу, делаа!.. Хоть вспомнили… юность-то?
- А зачем, Миш? Ты ж видел, какая она, – уверенная… счастливая… Красивая. Муж, дети… А я буду лезть со своими воспоминаниями…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»