Нам с русскими одна судьба дана:
Четыре века в подвигах и славе
Сплелись корнями наши племена.
Мустай Карим, 1952 год.
Братское содружество русского и башкирского народов, корни которого восходят к середине XVI века, нашло широкое отражение в русской литературе. Заострим внимание лишь на авторах и произведениях XIX века.
Образ безъязыкого, изувеченного «башкирца» из пушкинской «Капитанской дочки» имеет широкое обобщающее значение: в нем отразилось свободолюбие башкирского народа, лишенного при царизме политических прав, но продолжающего борьбу за лучшую жизнь. Этот пушкинский образ оказал влияние на творческое воображение и других писателей. Лермонтов, поэт-бунтарь, еще в юности писал, что «настанет год, России черный год, когда царей корона упадет». Одновременно с Пушкиным он разрабатывал пугачевскую тему, в его незавершенном романе «Вадим» действует «отряд вольных людей Урала», смелые повстанцы – русские, башкиры, татары.
С уважением и симпатией говорит «о знаменитом Салавате», поднявшем «восстание во время пугачевщины» и собравшем вокруг себя «великое множество конников», замечательный певец Урала Д. Мамин-Сибиряк. Мужественный образ Салавата и его легендарные подвиги воспели также писатель-народник Ф. Нефедов, известные краеведы Р. Игнатьев и М. Лоссиевский.
В очерке «Движение башкир перед пугачевским бунтом: Салават, башкирский батыр» Нефедов пытается заглянуть в душу Салавата, раскрыть его духовный мир и исторически обосновать причины и мотивы, вынудившие башкирского батыра взяться за оружие. Писатель широко использовал не только архивные, но и фольклорные материалы, справедливо считал, что «предания, рассказы и песни самих башкир помогут нам ближе познакомиться с народным героем и заглянуть в его душу».
Аналогична и исследовательская концепция Р. Игнатьева. В работе «Башкир Салават Юлаев, пугачевский бригадир, певец и импровизатор» он пишет: «Предания и песни дополняют все то, что не найдено в официальных актах. Песня, быль и предания, хотя и бывают преувеличены, но в них всегда скрывается суть правды». Значит, и Нефедов, и Игнатьев в основном отражают народное восприятие Салавата Юлаева.
Исторически верно освещают эти авторы и причину, по которой «на зов Салавата поднялась Башкирия, когда сюда явился генерал Пугач», – народу «было худо перед пугачевщиною». Отметили они и классовый характер восстания. Пугачев и Салават, говоря шире – русские и башкиры, вместе воевали против «неверных» – против угнетателей народа. Прав оказался М. Лоссиевский, предсказавший бессмертие Салавата: «…и долго, долго не умрет память о Салавате в его соплеменниках, и долго еще будут певцы-импровизаторы петь о нем на весенних зеинах».
Исследования Ф. Нефедова и Р. Игнатьева составили своеобразную дилогию о жизни и деятельности Салавата. Большой заслугой этих авторов является также то, что они опубликовали в русском переводе несколько песен и стихотворений Салавата Юлаева и тем самым сохранили их для потомков. Нефедов перевел эти стихотворения прозой и, надо полагать, непосредственно со слов башкирских сказителей-сэсэнов, Игнатьев же, как сам оговаривается, приводит перевод стихов Салавата, который был «сделан еще в 1868 году покойным господином Давлетшиным».
Чтобы по достоинству оценить гражданский подвиг Нефедова и Игнатьева, нелишне вспомнить, что царизм всяческими средствами старался вытравить из народной памяти образ Салавата: его рукописи были сожжены, а песни о нем запрещалось петь.
Изучение образцов поэзии, приведенных Нефедовым и Игнатьевым, позволяет сделать вывод о бесспорности авторства Салавата. В традиционном башкирском фольклоре не было жанра стихотворения, превалировала песенная форма, где каждая строфа выражала самостоятельную мысль. Произведениям же, приведенным Игнатьевым и Нефедовым, присущи особенности, характерные письменно-литературным жанрам: каждое стихотворение имеет единый поэтический объект; в них наличествуют традиционно-поэтические образы восточной поэзии («величие бога», «земная гурия»), чуждые башкирскому фольклору. Следовательно, эти стихи не фольклорного происхождения. Салават же, как известно, был образованным человеком, он хорошо освоил традиции восточной литературы и на их основе создавал свои оригинальные стихотворения. Кроме того, песни, приведенные Игнатьевым, дошли почти без изменений до наших дней и широко бытуют в народе и поныне.
Упоминания о Салавате встречаются также в произведениях В. Зефирова, В. Короленко, Н. Крашенникова, С. Рыбакова и некоторых других. Но, несомненно, работы Ф. Нефедова и Р. Игнатьева наиболее значительны. Интересовался личностью поэта и полководца Салавата Юлаева и поэт-декабрист П. Кудряшев. По сведениям историка XIX столетия И. Казанцева, на слова песни о Салавате в переводе Кудряшева написал музыку А. Алябьев, находившийся в первой половине позапрошлого века в ссылке в Оренбурге.
Большинство произведений П. Кудряшева посвящено теме мира и дружбы народов, в частности цикл стихотворений о совместной борьбе русских и башкир в Отечественной войне 1812 года («Прощание башкирца с милой», «Песнь башкирца перед сражением» и «Песнь башкирца после сражения»). Каждая песня – вполне законченное произведение, и вместе все они частями единого целого отражают события в процессе их развития.
Все три стихотворения Кудряшева объединяет единый лирический герой – воин-рассказчик. В его образе воплощены лучшие народные черты. Главным героем цикла выступает весь народ, поднявшийся в едином порыве на защиту своей священной родины. Повествуя о грозных событиях, поэт достигает значительной обобщающей силы: крепостной мужик и «дикие сыны степей» вершат судьбу России, оказывают влияние на весь ход истории.
Если русские писатели первой половины XIX века преимущественное внимание уделяли жизни, быту, историческому прошлому башкирского народа и его участию в Крестьянской и Отечественной войнах, то во второй половине столетия наряду с широким отражением в литературе крепнущей дружбы народов Башкирии выражается также протест против усиления расхищений башкирских земель и лесов. «Урывателей» природных богатств Башкирии разоблачали М. Салтыков-Щедрин и Г. Успенский, Д. Мамин-Сибиряк и Ф. Нефедов, Н. Ремезов и П. Добротворский. Существенную лепту в освещение этой важной социальной проблемы внес также Л. Толстой.
Толстой более двадцати лет был тесно связан с башкирами, многократно приезжал к ним и подолгу жил в их кочевьях. Башкиры импонировали писателю своей честностью, отзывчивостью, и он быстро нашел общий язык и со стариками, и с молодежью. На дружеское общение графа башкиры отвечали взаимной симпатией, искренне уважали «доброго барина». В многочисленных письмах к жене и друзьям Толстой восторженно отзывался о доброте, гостеприимстве и талантливости башкир.
Башкиры, с которыми дружески общался писатель, делились своими сокровенными мечтами, рассказывали о далеком прошлом народа, знакомили с любимыми героями сказок. Толстой находил много поэтичного в жизни башкир, называл Башкирию «одним из самых благодатнейших краев России». В письме к Фету восторгался: «Край здесь прекрасный, по своему возрасту только что выходящий из девственности, по богатству, здоровью и в особенности по простоте и неиспорченности народа. Здесь очень хорошо и значительно все».
Не только сам Толстой, но и его дети, домочадцы жили в большой дружбе и постоянном непринужденном общении с башкирами, уважительно относились к их полупатриархальной жизни. Толстой уделял много внимания сельскохозяйственным работам, вовлек в них всех членов семьи. С. Берс вспоминал: «Мы принимали непосредственное участие в уборке хлеба; сами веяли и удивлялись на тамошний первобытный способ молотьбы. Он заключается в том, что из лошадей составлялся круг, причем они связывались в круг головой к хвосту, а в середине круга становился погонщик с длинным кнутом. Лошади пускались рысью и вытаптывали зерно из снопов, расставленных в такой же круг». Дети с увлечением собирали колосья: в семье всегда поощрялся труд. «Из набранных нами снопов вымолотилось приблизительно по пуду на каждого из нас. Мы были в восторге оттого, что могли так много набрать», – пишет дочь Толстого Татьяна Львовна (Сухотина-Толстая). В голодные годы Толстой оказывал значительную материальную помощь бедствующему населению края.
Встречались башкиры с Толстым и в Ясной Поляне. Так, в 1899 году уфимец Арслангали Султанов, близкий друг видного башкирского ученого-просветителя Мухаметсалима Уметбаева, посетил Толстого, долго с ним беседовал и преподнес писателю в дар изготовленный башкирскими мастерами резной кумысной ковш, который, кстати, и ныне хранится в Яснополянском музее-усадьбе. Этот кумысный ковш как бы символизирует любовь и взаимоуважение башкир и Толстого. Писатель подарил Арслангали Султанову несколько своих книг.
Богатые впечатления о башкирах, накопленные за время десятикратного проживания в их кочевьях, дали Толстому материал для рассказов «Ильяс» и «Много ли человеку земли нужно». В этих рассказах писатель показывает башкир несколько упрощенно, подчеркивая прежде всего их наивность и беспечность, идеализируя патриархальные отношения. В художественной форме иллюстрируя идеи «толстовства», эти рассказы проповедовали покорность, смирение перед судьбой, «непротивление злу», возможность классового мира, то есть в них нашли обнаженное выражение слабые стороны «учения» Толстого. Однако, несмотря на компромиссы и противоречия, свойственные этим произведениям, в них показаны лучшие черты башкирского народа, выражено глубоко уважительное, серьезное отношение к простым людям Башкирии, заинтересованность их бытом, нравами, обычаями. Знаменательно, что лучшими чертами национального характера башкир у Толстого оказываются именно те, какие присущи простым людям всех наций, – прямодушие, гостеприимство, трудолюбие, достоинство. В этом сказалось продолжение пушкинской традиции демократического, дружественного отношения к нерусским народам России.
Реалистическую панораму башкирской действительности пореформенного периода отразил Д. Мамин-Сибиряк. В романах «Без названия», «Хлеб», «Приваловские миллионы», в многочисленных повестях, рассказах и очерках он затронул важнейшие проблемы социальной, экономической и культурной жизни Башкирии. Наряду с развенчанием либерально-народнических, филантропических иллюзий писатель воссоздает также колоритные образы положительных героев из среды русской разночинной интеллигенции, стремящихся помочь трудовому башкирскому народу. Это и Сарафанов из рассказа «Все мы хлеб едим…», самоотверженно защищающий права ограбленных заводчиками Лаптевыми кулумбаевских башкир, и русская учительница Наташа, героиня рассказа «Кара-ханым», приехавшая в глухую башкирскую деревню Юсбашево, чтобы посвятить жизнь обучению башкирских детей.
Мамин-Сибиряк вскрывает социальные причины обеднения башкир: это проникновение капитализма и классовое расслоение среди коренного населения. «Последнее зло, которое добивает башкир у себя дома, – пишет он в очерке «Юммя», – это свои же башкирские кулаки, высасывающие из населения последнюю живую силу. Как ни прижимает русский Колупаев, но он далеко уступает башкирским именитым людям».
Писатели-демократы Мамин-Сибиряк, Успенский, Добротворский, Ремезов активно защищали национальные интересы башкирского народа. Многие русские литераторы были дружески связаны с башкирами. Критика отметила, что десять рассказов, составивших книгу Добротворского «В глуши Башкирии» (1901), написаны «блестящим оригинальным пером человека, детально изучившего природу Башкирии, народную жизнь, ее течение, быт народа, его нравы, обычаи, религиозные мировоззрения, понимающего его экономические и духовные нужды и вложившего в эти рассказы всю свою любовь к ним».
Жалкое существование «сына диких степей», показанное Успенским в очерках «От Оренбурга до Уфы» во всей неприглядной правдивости, рождала у писателя тревожные мысли о будущем этого народа. Нарисованные им картины башкирского быта действительно оставляют удручающее впечатление. Очевидно поэтому выражение «пропадет башкир, пропадет» нередко трактовалось излишне прямолинейно – как синоним вымирания целого народа. Однако это не соответствует действительности: несмотря на тяжелые условия жизни, башкиры не вымирали. Акцентируя внимание на «гибели» башкирского народа, писатель-гуманист тем самым призывал общественность активно вмешаться в происходящее, выступить против расхищения природных богатств края.
Протестом против социального неравенства звучит и рассказ А. Федорова «Курайщик». В нем показана дружба башкира Миннигарея и русского мужика Игнатия. На фоне разрушения властью денег родственных отношений эта дружба бедняков разных национальностей символична.
В целом же «башкирская» тема занимает значительное место в русской литературе XIX века. Писатели во весь голос заговорили в эту эпоху о жестком угнетении башкирского народа, воспели его свободолюбие и дружбу с русским народом, запечатлели прекрасную природу Башкирии. Всем своим творчеством они утверждали веру в великое будущее России, выражали горячее сочувствие народам и народностям, стонавшим под игом самодержавия, и своим активным вмешательством в жизнь стремились помочь соотечественникам. Русская литература была факелом, ярко светящим в самых темных и отдаленных уголках России, и она ярко показала пробуждение национального сознания народов…
Мурат РАХИМКУЛОВ
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!