Деревянная лодка оставлена у причала, как надежда на чудо изгоя и беглеца. Я иду по дороге, и нет у неё начала. Я иду по дороге — и нет у неё конца. Мне две тысячи лет или больше, уже не знаю. Надо было записывать, сколько себе твержу. Только тьма от меня отшатнулась, как неродная, стороной, по болотной прохладе, крадётся жуть. И бояться фантомов и призраков так нелепо, так ошибочно, что не найдется меня смелей. Я иду по дороге. Во мне созревает небо, говорящее солнце, тягучий густой елей. Я была пастухом, демиургом, купцом носатым, толкователем снов, рыбаком и его женой. Пахнет травами, сеном, Белтейном и Лугнасадом. Не имеющий смерти становится тишиной.
Деревянная лодка. Закат. У реки кобыла.
Тянет дымом. В охапке старик облака несёт. Иногда я считаю, что я уже всё забыла. Иногда я уверена, будто бы помню всё. Помню рёв океана, вкус августа, скрип порога, проклинавшего чьи-то тяжёлые башмаки. Закрывается дверь за последним единорогом. Жеребёнок застенчиво сахар берёт с руки.
30