«На дворе стояла осень. Та самая, какую она так любила. С ясными прохладными днями. С похолоданиями — до ранних заморозков — ночными часами и рассветными. Пара месяцев года, когда деревья ещё «в цвету» — бордо, яркая жёлтость, благородство коричневого и мелкие остатки зелени. И не осыпались! Не стали будущим "компостным стяжанием".
Она предпочитала именно эту пору. Надевала красивое свободного силуэта пальто. Повязывала сочных «октябьрских» расцветок шарф, обувала ботильоны на небольшом устойчивом каблуке. И гуляла, гуляла до одури..
Словно запасалась надеждами и умилениями — на весь грядущий срок. Вдыхала — полные лёгкие, до глубин — стылый, чуть «иноземный» воздух. С нотами прели и дальних костров. А ещё, отдающий сожалениями, за несбывшееся летом. И вкушала — загнанное спазмами трахеи и устроенное в альвеолах — мелкими порциями. Ей казалось, ветер приносит ей давнее послание. Главное — разгадать..
В тот день — обычный и незамысловатый, середина или скорее первая декада октября — её занесло в район не ближний. Пройдя — скоро, не задерживаясь — парк вдоль набережной. Миновала мост и углубилась в редко посещаемые кварталы. Там ютились старые постройки — Богом забытый частный сектор. ДК районного масштаба, несколько магазинов, Конторы на первых этажах каменных "монстров" — итоги "освоения земель, времён екатерины". Трамвайные пути — ровные, без загогулин, устремлённые прямиком в уже загородные «райские» дачные кущи — погромыхивали, идущими рядом красно-желтковыми составами. Редкие автобусы обгоняли «старушечий» транспорт. Борзо газующие частники проскакивали — и как раз в дачи!
Она прошествовала часть пути по тротуару. Затем свернула вглубь жилого массива. Там, вдали высилась белая — ясная какая-то, в своей безукоризненной простоте — церковь. А точнее, монастырь — будущий и прошлый. Пока всё нижнее звено зеленело «оплёткой» стройки. Ремонтировали, восстанавливали. Послушницы — а монастырь являлся женским — сновали тихо и незаметно. Трудились на благо..
Службы шли. И в главном, с куполом и крестом, корпусе — едва она вошла, скупо дёргано перекрестившись, в притворе — как раз закончилась вечерняя. Вследствие ли удалённости монастыря, или активной фазы ремонта — но людей в помещении почти не было. Дымок ладана витал и струился в нагретом, будто плотном воздухе. Свечной лёгкий чад, с запахом приятной горелости и чего-то невыносимо близкого и родного. Стелил слои и уносим был в своды. Она продвинулась мелким шагом, укромно, словно стесняясь к одной иконе, другой, дальше.. Ставила, купленные у скромной девы за церковным прилавком, свечки. Молила, упокаивала, выпрашивала.
Как и обычно — в храмовых величественных сооружениях, да сразу после службы — неземная тишь и растворение времени окутало её. В голове слегка шумело и позванивало. Ещё кружило.. Аромат — такой богатый, как раз и делавший атмосферу «хоть ножом режь!» — застревал в ноздрях и оседал горечью в гортани. Всегда — подымавшаяся боль и страх, при посещении церквей. Заполонили ум и сердечную створу. Она как бы проваливалась в что-то предыдущее. Что никак не могло выйти и занозило жизнь, судьбу до невозможного и невыносимого.
Вдруг. Впереди, как раз перед иконой Богородицы. Воображение ли — мираж ли «дурманом» ладана навеянный. Собрался и вырисовался — в мужской образ. Каким-то боковым — ли, внутренним ли, внезапно вышедшим в реал! — зрением увидала она фигуру в полевой ношенной шинели. Статный, немолодой, с седыми висками и обречённостью во всём изломе нутра. Со снятой офицерской фуражкой в руке. Истово и по-мужски отчаянно молился он Божьей матери…
Видение длилось минуты три. Но в эти три минуты перед ней разверзлась вечность! И боль, томившаяся и зревшая столько много лет, выплыла. И заполонила жизнь.
Последнее, что обняла и приняла — широко распахнутой душой. Было целование в угол иконы. Коротко стриженный седой мужественный затылок склонился в скорби, горе и уповании. После, всё рассеялось.
Она стояла в десятке шагов от присной иконы и не знала плакать ей или радоваться. В груди всё застонало и ожило, кажется.. В полурассудочном, сумеречном сознании вынесло её из здания. И пошла, побрела вспять, к дому..
Вслед за этим, с этого дня что-то в судьбе изменилось..»