Зазвонил телефон. Номер неизвестный.
- Алле, - говорю.
- Привет.
Чуть не роняю телефон.
Как может звонить тот, кто давно умер? Или у меня слуховые галлюцинации?
- Очень просто, - смеется. - Соскучился. Взял и позвонил.
Я чувствую этот смех. Кожей. Приятными колючими мурашками, которые разбегаются от уха к подбородку, потом скатываются по шее и оттуда прямиком к солнечному сплетению.
Человека нет. А его смех сохранился у меня в груди.
- Я не галлюцинация, - говорит.
- Знаю, - уже догадалась. – Ты мой сон. Я сплю.
- Ладно, если тебе так легче, то ты спишь. Ну, рассказывай, как ты?
- Как все, - пожимаю плечами. – Пытаюсь все успеть, сделать, догнать. И жду, когда это все закончится. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
- Есть.
- Что?
- Хуже, чем ждать и догонять – сожалеть.
- О чем ты сожалеешь?
- О чем и все, когда становится поздно.
- Например?
- О том, что редко тебе звонил. Слишком большое значение придавал тому, как выгляжу в глазах других. Был слишком обидчивым, мнительным, подозрительным. Завидовал. Банально: но не умел радоваться мелочам. Не ценил то, что имел. Всегда хотел выше, дальше, больше. Боялся. И разрешал страхам управлять моей жизнью. Опускал руки и не боролся. Убивал себя, ты знаешь как.
Пауза.
- … а еще... очень жалею, что не смотрел каждое утро как восходит солнце и не провожал его каждый вечер. Понимаешь, в этом и есть весь смысл: жить так, чтобы видеть рассвет и закат. Каждый день.
- Понимаю. Я стараюсь жить так.
- Ты умничка. Поэтому и звоню.
Снова смеется.
Звонок в дверь.
И...
Просыпаюсь.
Смотрю на часы. 9 утра. Как я могла так проспать? Снова звонок. Натягиваю футболку. Иду открывать.
Курьер. С букетом тюльпанов. Не удивляюсь. Мне часто цветы присылают.
Расписываюсь. Закрываю дверь. Замечаю, что в цветах записка. Разворачиваю конверт.
И чуть не роняю букет.
Как может писать записки тот, кто давно умер?
Сначала жар, потом озноб. И догадка: опять сплю! Сон во сне. Обычное дело.
В записке нервным, но разборчивым почерком: «Хотел подарить тебе твои любимые фиолетовые тюльпаны. Но они закончились, поэтому пусть будет маджента с жёлтым. Не возражаешь?»
Иду на кухню, достаю кувшин, который у меня вместо вазы, размышляю: если это сон, надо ли ставить цветы в воду?
Сажусь за стол, букет перед собой кладу. Голова сама собой на сложенные руки клонится.
И…
Просыпаюсь от того, что муж за плечо трясет.
- Эй, ты что спишь?
Протираю глаза: я, кухня, коврик для йоги. На часах почти девять утра.
Что это было? Помню, плохо спала. В 4 утра встала. Два часа занималась йогой. Потом шавасана…
- Предоставляешь, я в шавасане заснула, - смеюсь. – И мне всякое разное снилось.
Бросаю тревожный взгляд на стол. Ну, конечно, приснилось. Стол пуст. Ни кувшина. Ни цветов. Облегченно вздыхаю. Сворачиваю коврик. Оборачиваюсь к мужу.
И чуть не роняю коврик на пол.
Муж стоит с букетом в руках.
- Прости. Мы вчера поссорились. Был не прав. Вообще-то я хотел твои любимые фиолетовые тюльпаны подарить, но…
- Но они закончились, - перебиваю со вздохом. – Поэтому пусть будет маджента с жёлтым. Не возражаю.
- Ну да, - отвечает муж.
Значит, опять не проснулась. Уже не страшно. Смешно даже. Начинаю хохотать. Муж смотрит на меня удивленно.
- Ты себя нормально чувствуешь?
- Абсолютно, - говорю. – Только все же не понимаю, надо ли ставить цветы в воду, ведь это снова сон…
Муж молчит. Глаза уже не удивленные. Скорее, тревожные.
И только когда на кухню врывается сын, и виснет у меня на шее, я понимаю, что на этот раз уже не сплю…
Но как?...