Это был последний ноябрь 1976 года моего пребывания в городе Ереване, осенью 1977 года мы переехали в Белгород. Как всегда, может за редким исключением, осень в Ереване бывает благодатная, ласковая и тёплая. В ноябре ещё не отлетели на деревьях разноцветные листья, всё ещё держится тепло и светит ласковое солнышко нисколько не смущаясь, что на пороге уже робко топчется зима.
И вот, в эту теплынь, из дождливой Москвы приехал мой брат с двумя сослуживцами, Борисом и Сергеем, такими же молодыми специалистами НИИ, в командировку, посетить институт им. Мергеляна, и выявить возможность приобретения для их предприятия вычислительной машины с названием древней Армении - «Наири» (продавался тогда такой армянский коньяк с 25-летней выдержкой, 10 рублей стоила 0,25 литровая бутылка).
По приезду, выспавшись, на следующее утро, оправились ребята в институт отметить командировочные документы и ознакомиться подробно с возможностями ЭВМ, её стоимостью, поставили печати на командировочные удостоверения и долго там, в институте, не пробыли. От района города «Голова плана (города)» («Плани глух») поднялись на массив, возвышающийся над городом, к парку «Победы», к монументу «Мать Армения».
После войны на самой высокой точке города воздвигли монумент Сталину. На высоком, ступенчатом постаменте из серого туфа с высеченной из камня орденом «Победа» стояла медная статуя, изображающая вождя, который держал руку за лацканом шинели. Монумент красиво смотрелся со всех точек города, но в 1962 году монумент демонтировали и на место прежней статуи вождя установили медную статую молодой женщины с мечом – «Мать Армения».
Оттуда шикарная панорама открывается на город и двуглавый Арарат. Спустились сверху прямо по склону мимо корявых кустов и росших абрикосовых деревьев и пшата сразу к Матенадарану (хранилищу старинных рукописей), потом по улице Барекамутян (бывшая ул. Баграмяна) вышли на улицу Киевская и на Большой Разданский мост, который мы по ошибке называли мостом Победы (мост Победы был тоже, но южнее). С моста был прекрасный вид с высоты на ущелье и на реку Раздан, называемую в городе Зангу (звенящая). Если смотреть с моста в сторону юго-востока, можно у видеть и наш район.
По дороге увидели шашлычную, и решили зайти отведать ереванских шашлыков, но шашлык не понравился, видно схалтурил повар в тот день. Рассказав по приходу домой о неудачном походе в шашлычную, мама им сказала: - И зря вы туда ходили. Я же вам приготовила кябабов, лучше, чем те шашлыки. Кстати, по дороге домой, ребята купили три бутылки разного вина и поставили себе задачу, что пока они гостят в Ереване, то опробуют как можно больше сортов армянских вин.
Вина в ту пору было в магазинах, хоть залейся. Каждый день недели, пока они гостили у нас, покупали в день по три бутылки разного вина. Из сухих розовых помню Гарни, Гетап и Айрум; из белых сухих - вина Берд (прекрасное вино), Меградзор, Раздан. Из полусладких помню белый Воскеваз и красное Бело-розовое. Брали красные десертные вина Ануш, Назели, и конечно марочные вина – малагу Аревшат, херес Аштарак, мадеру Ошакан и вино, типа марсалы – Аревик.
В общем, винца ребята опробовали всякого. Мама готовила разные армянские блюда: толму в виноградных листьях; толму эчмиадзинскую, с фаршированными баклажанами, перцем, помидорами и в капусте; готовила кябабы, посыпая их красным сладким луком, сумахом, подавая с острым зелёным солёным перчиком; аджап-сандал готовила. Покупала в магазине вяленую бастурму, красную на срез, пахнущую чесноком, перцем и тмином, а также колбаски суджух и на сладкое виноградную чурчхелу с грецкими орехами.
Конечно, готовили фирменные пельмени, и не раз. Покупала мама и армянские сыры, чтобы ребята попробовали, и чанах, и лори, и рассыпчатый и острый егегнадзорский сыр с чабрецом. По вечерам я кофе готовил, смолов её в пудру в стальной кофемолке и пили вечерком сидя на лоджии с открытыми окнами с видом на Арарат на нашем старом диване, и ребята рассказывали мне, о своих дневных приключениях в городе.
Кофе я каждый раз варил по-разному, и по-арабски со жжёным сахаром, и по-восточному, как у нас в отделе девушки готовили, и по-турецки с холодной водой, сидели, беседовали, кайфовали, потом, опёршись на перила - любовались на красивые закаты над Араратом, и смотрели, что делается во дворе, по южному шумном и многообразном. Для ребят это было экзотикой – Ближним Востоком. Это мы тут жили, а им было всё внове.
Каждый раз, мы в шесть часов вечера отправлялись гулять в Ереван – показывать москвичам город, и однажды синим ереванским вечерком, прогуливаясь по центральной улице Абовяна зашли в гастроном у центрального универмага неподалёку от площади Ленина с танцующими светомузыкальными фонтанами. В гастроном зашли в надежде купить чего-нибудь на вечер. Увидев, что продают живую рыбу.
Я с одним из коллег брата, Серёжей, встали в очередь и когда подошла наша очередь он попросил у молодой продавщицы взвесить несколько рыбин, но та его просто проигнорировала, продолжая принимать заказы от стоящих рядом покупателей, и сколько бы паренёк к ней бы не обращался, она не замечала и просто игнорировала, хотя была его очередь. Такое в последнее время можно было ожидать от некоторых молодых продавцов в Ереване, не любили некоторые русской речи, а тут к ней, явный по внешности русак по-русски обратился.
Я стоял рядом и видя такое отношение к парню рявкнул на продавщицу по-армянски: - Ахчи! Эт инчес анум? Эт мартэ дзуке тур. Ба, амот чи? (Деваха! Ты что это делаешь? Дай человеку рыбу. И не стыдно?). Продавщица на «ахчи» резко обернулась и потом её как подменили – быстро взвесила три рыбины. Мы расплатились и вышли из гастронома. Серёжка был в восхищении, как я по-армянски отшил продавщицу и вечером весело об этом дома рассказывал.
Я, зная, что мама всегда очень беспокоится, когда мы где-то поздно задерживаемся, чтобы успокоить её позвонил за две копейки с автомата и сказал, что мы улице Абовяна, что у нас всё хорошо и скоро приедем.
Вечером, за столом, под приготовленную мамой купленную рыбу с лимоном, с зеленью, - пили прекрасное белое сухое вино «Берд», которое купили в том же гастрономе и вечер прошёл отменно.
Мы всегда находили что-то новое, чтобы гостям было хорошо и весело. Мама пригласила из соседнего дома парнишку, сына учительницы брата во втором и четвёртом классе, чтобы он пообщался среди столичной молодёжи. Он пел песни под гитару, рассказывал анекдоты, все мы приятно общались. Лет пять назад я встретил его имя и фамилию в роли помощника режиссёра на телеканале «Мир» и понял, что журналистом он стал и живёт в Москве, может у тёти в Переделкино, куда каждое лето, пока учился в школе, ездил к ней на каникулы.
В Эчмиадзин
И однажды, субботним вечером, как обычно, - сидели на лоджии, пили кофе, общались, дышали вечерним воздухом, и папа предложил нам, утром, на автобусе съездить в Эчмиадзин, располагавшийся в двадцати километрах от города, в резиденцию армянской григорианской церкви. Идею папы все поддержали и ранним утром воскресного дня пешком отправились до развилки эчмиадзинского шоссе ловить автобус.
Вышли на плотину, перегородившую реку Зангу, превратив в этом месте речку в «Ереванское море». Постояли, полюбовались гладью водохранилища, как спортсмены занимались греблей и пошли дальше, к транспортной развилке, где и остановили подъезжающий курганский автобус и за 20 минут доехали до Эчмиадзина, по дороге рассматривая пирамидальные тополя, постоянно наблюдая в окне слева двуглавую вершину Арарата в белой шапке вечных снегов, поминая при этом Ноя и его ковчег, обломок которого потом увидели в ризнице главного храма.
Въезжая в город, оставили взглядом справа высокий храм св. Рипсиме, сложенный из серо-коричневого туфа и вскоре въехали на городскую площадь. Сразу увидели знание главного храма, основанного в IVвеке, но по-видимому, его много раз перестраивали и оттого по стилю и сохранности он соответствовал векам XII-XIII-м, взять вот примером ереванский храм св. Саркиса (Сергия), где меня крестила бабушка, как она говорила, по православному обряду, как я помню, стоял храм маленькой церковкой, оштукатуренной и окрашенной в розовый цвет. А в семидесятые годы над храмом возвели другой из жёлтого туфа, резной, красивый, высокий, но уже совсем другой по образу храм, хоть и с прежним названием. Так видимо и с эчмиадзинским храмом произошло.
Пройдя под аркой из желтого туфа, мы подошли к храму и посмотрев на него со стороны вошли во врата.
Алтаря и царский врат в армянском храме не было. Престол стоял за большим, красиво вырезанным из белого мрамора, пятиглавым подсвечником, по мотивам которого, мой коллега по отделу Артюшка, вырезал из парафина модель и отлил по ней бронзовый подсвечник на пять свечей. В храме на стенах висел и иконы, совсем не похожие на письмо икон византийского устава. Бродили по каморкам с мощами и раками. Увидев ящик с песком для свечей, - поставили каждый по свече, заплатив тут же, положив по монете и зашли в ризницу.
В ризнице хранились облачения католикосов, их посохи и митры, шитые каменьями и жемчугами. Под стёклами лежали рукописные книги, показывали с гордостью, что владеют таким артефактом, на рукописное Евангелие, написанное женщиной, которая завершив этот труд - ослепла. Под стёклами хранились оловянные слепки старинных урартских монет с ликами царей: Тиграна Великого, Руса Iи Руса II, Аргишти и других властителей (оригиналы видимо хранились в сейфе ризницы).
Показывали подарки армян зарубежной диаспоры в том числе шёлковую хоругвь, шитую гладью шёлковыми нитками- подарок от китайской диаспоры. Гид сказал нам, что связь с китайскими армянами после культурной революции в Китае оборвалась. Тут ж, в ризнице, показали нам на окаменелое дерево от Ноева ковчега, рассказав, что второй обломок был подарен императрице Екатерине IIи хранится он в ленинградском Эрмитаже.
Рассматривали мы серебряные раки с мощами. Некоторые были в форме руки с перстнями. Много было бархата, золота, жемчугов и серебра. Осмотрев ризницу и храм, мы вышли на воздух, постоял на свежем ветерке и издали ещё раз посмотрели на храм, на снующих туда-сюда священников в чёрных капюшонах и семинаристов, и тоже в чёрном.
Оглянулись по сторонам и увидели невдалеке стоящий четырёхэтажный, весь застеклённый универмаг и поспешили туда, посмотреть, чем там торгуют в Эчмиадзине. Помню. Долго там ходили по этажам. рассматривая город с высоты в зеркальные окна. Хочу сказать, что в Эчмиадзине жил мой техникумовский товарищ, Эдик Хачатрян по кличке Ёрш (чубчик у него был ёршиком, оттого и погоняло такое дали). Так вот он мне говорил, что лучший лук у них, в Эчмадзине выращивают и в шутку переиначивают название своего города с Эчмиадзина в Эшмиасин (Объединённые ослы). Где он теперь, наш Ёршик? Раскидало нас всех по Союзу.
Поехали домой и вышли из автобуса как всегда на развилке и пешком дошли до гастронома на углу и купили там три бутылки вина, которого ещё не пили. Такова была поездка в Эчмиадзин.
Храм Сурб Саркис
Однажды, в воскресный день, когда у меня и папы был выходной день, решили мы, позавтракав, пойти прогуляться по городу, по тем местам, где ещё не были. Папа предложил сходить в своё любимое место в Ереване, в ущелье реки Раздан, южнее Арабкира. Место там красивое и мы всегда водили туда гостей на пикник и поплавать в реке. Решено, и впятером на трамвае №3 поехали к центру и вышли недалеко от храма Сурб Саркис, о котором я уже упоминал. Он, уточню, был выстроен в 1853 году и перестроен в начале семидесятых в прекрасный высокий храм из золотистого туфа.
В храме шла служба и ребятам захотелось туда пройти и посмотреть. Вперёд было не пробиться, так как народу было в церкви много, и мы постояли у входа, слушая как идёт служба и священник время от времени неумело время от времени прикладывается к клавишам органа. Я тогда подумал, что орган для армянской церкви – что-то новое и это новое, явно «надуло» от западных армян.
Побывав в храме, мы вышли и увидели, как на площади у церкви режут жертвенных животных – овец, кур и голубей. Явно от иудеев это пришло. Там тоже такое практикуют. Потом, обычай есть в Армении, забыл его название, но слышал, что надо приготовить жертвенное, освящённое в церкви животное, угостить им людей для поминки умерших, но самому этого мяса не есть.
Зрелище у церкви не для слабонервных. Кудахтанье кур, блеянье овец, кровища. Ходили священники в чёрных одеяниях. К ним подходили люди, просили благословения и целовали крест.
Мы отошли подальше, полюбовались церковью со стороны, увидели с обрыва и Красный мост через реку, он построен был ещё в 1679 году. Бывал и я разок на этом мосту в 1955 году, когда ходили в военный городок на именины одного малыша. Местечко это, так и дышит древностью. С этого моста и начинается эчмиадзинское шоссе, а на горке, раньше стояла эриваньская крепость, которую брал штурмом генерал Паскевич, получивший за это титул графа Эриванского. Сам он не штурмовал, а стоял на горке названной его именем (она видна с нашей второй лоджии) и наблюдал за штурмом. Когда прибыл в Эривань сам Николай I, и посмотрел на взятую глинобитную крепость, сказал: - И вы это ещё и штурмом брали? В отместку, Арарат так ему и не показался, был в дымке. С Араратом это бывает. А вот Пушкину он утром показался во всей своей красе. Знает, кому показываться эта священная гора.
В ущелье, к детской железной дороге
Постояв и полюбовавшись видом, мы пошли пешком к тресту «Арарат», где делают знаменитый армянский коньяк (бывшие владения купца Шустова, а нынче собственность французских виноделов). По улице Пароняна спустились в район Еревана Конд. В давние исторические времена. Когда какой-то воитель древности собирал ополчение ереванцев против турок, то первыми на его призыв пришли ополченцы из Конда. Отважные ребята. Они мне чем-то напоминают наших бравых ребят из белгородского района Савино.
Так вот, блуждая вдоль основания кондского массива мы наконец пришли к детской железной дороге – местечко прелестное и уютное. Журчали памятники-фонтанчики героям пионерам, дарили свежесть каналы с ажурными мостиками, было много тенистой зелени. Стояли под деревьями киоски, где продавали воду, мороженое, конфеты, печенье и даже детский ресторан, где продавали пончики и лимонад. А какие же хорошие продавали в Ереване пончики с начинкой из заварного крема, больше нигде таких не ел).
Помню, как мы в 1964 году здесь ездили на открытой платформе над пропастью, в искусственном тоннеле, через проложенные мосты и вёз нас почти игрушечный паровозик-локомотив. Здорово было, есть что вспомнить. Вот и в тот тёплый ноябрьский день мы погуляли, побродили по аллеям парка, виден был вдалеке Большой Разданский мост и то место у реки, где мы плавали в 1964 году. Вода там чистая, не запачкана производством кожевенного комбината. Каждый день выезжали из дома в это место с дядей, купив по дороге бутылку вина Аревшат, захватив свёрток с закуской дома. И всегда вспоминаются те дни с радостью в душе и с грустью, что не вернуть тех счастливых дней.
Всласть нагулявшись в этом приятном месте и покатавшись в железнодорожном составе детской железной дороги, перед нами возникла дилемма, - возвращаться обратно долгой дорогой по улице Пароняна или попытаться пройти коротким путём сквозь один из тоннелей, проложенных под кондским массивом. Мы, в те благословенные времена 1964 года, всегда возвращались тоннелем и выходили сразу в центр города. Тоннель тогда был чист и там горели лампочки, а что с ним стало за прошедшие 12 лет неизвестно, но проявив решительность, направились к входам в тоннели. Они были проложены параллельно друг к другу с небольшим поворотом в середине пути.
Тоннель
Наконец увидели два высоких портала входов в тоннели. Над ними нависали, как католический орган серо-коричневые базальтовые жилы. В тоннеле было темно, но мы смело вошли гуськом в тёмный провал портала. В тоннеле на этот раз царила «тьма египетская», шли мы на ощупь, один за другим, след в след. На полу тоннеля что-то валялось чем-то напоминающее кровельное железо, под ногами хрустело и звенело, но ничего в этой аспидной темноте не было видно. А как чисто и светло тут было раньше и за 12 лет превратили всё в бедлам. Мы продолжали идти гуськом друг за другом в кромешной тьме, вслепую, аккуратно переставляя ноги между кучами какого-то барахла (может и хорошо, что ничего не видели).
Увидели наконец и знаменитый свет в конце тоннеля маленькой белой точкой, свернув на повороте. Первым, впереди, шёл коллега брата Борис, его голова загораживала от нас выход из тоннеля, а свет, как солнечная корона всё сильнее и сильнее струился вокруг его головы. Я всем сказал о нимбе вокруг головы Бориса и всех это в темноте сильно развеселило. Так мы и шли за ним, как в землю обетованную за Моисеем евреи. Наконец-то мы вышли из тоннеля в какое-то пристроенное помещение с колоннами из рыжего туфа.
Помещения этого в 1964 году не было, и снесли кварталы частных домов, узкой улочкой между которыми мы и выходили в город. Сейчас на их месте было два проспекта - Спандаряна и Свердлова и аллея между ними, не стало и старинных домов прошлого века, где всегда снимали кинофильмы исторические. Открытое помещение это было не обжито и завалено разным хламом. На стенах написано всякое по-армянски. Я, в свою очередь нашел на полу уголёк и на стене написал, уподобляясь Остапу Бендеру: «Два Бориса и два Сергея были тут 22.11.76г. Папа из рифмы просто выпадал. Ребята, увидев мою затею, одобрили меня.
Постояли мы немного в предбаннике пока глаза не привыкли к свету после тьмы тоннеля, а оглядевшись – увидели у дальней стенки правого выхода из тоннеля двух огромных крыс размером с молочного поросёнка. Чёрные такие, здоровущие, да с длинными голыми хвостами, настоящие пацюки. Походили, понюхали, как в том сне городничего из «Ревизора» и опять ушли в тоннель. Боже ж ты мой, где мы только что шли? Знали бы ранее, вот ни за что бы не вошли в тоннель этот. Вот хоть убей! Но как писал Пушкин? – «… А что прошло, то значит мило». Отправились мы в путь дальше и вышли на проспект Ленина в районе предварительных авиакасс и роддома №1, где я в своё время родился.
Встали мы впятером на проспекте и стали думать, куда бы нам ещё пойти. Меня осенило, и я сказал: - А не поехать ли нам посмотреть старинную урартскую крепость Эребуни, городу и которой отмечали в 1968 году 2735 лет, и с музеем при ней ознакомиться. - А поехали! Ответили дружно ребята.
Крепость Эребуни
Пересадкам доехали мы до района Нор-Ареш, и увидев у подножия холма Арин-берд музей и вошли прямо в него. Музей недавно отстроили из оранжевого туфа в архитектурном стиле культуры Урарту. Купили билеты и стали бродить по залам музея, рассматривая те артефакты, которые нашли в раскопках крепости. Это и целые кувшины-карасы, камни с клинописями, увидели также и щит царя Аргишти, сильно смахивающий на медный таз, в котором в Ереване во дворах, на костерке томатную пасту и ореховое варенье (просто он был сильно помят и его только в таком виде его смогли сохранить). Поразила на стене одного из залов огромная карта Великой Армении, выложенная мозаикой. Империя Тиграна Великого распространялась от Ростова на Дону и Армавира в Краснодарском крае до берегов Каспия и Киликии на берегу Средиземного моря.
Не смог сохранить Тигран Великий свою империю. Отвоевали её, кажется персы. И сейчас под Ростовом, в Новом Нахичевани, проживают армяне, а также заселила Екатерина II отнятое у турок побережье Кавказа казаками кубанскими, греками и армянами, выходцами из Трапезунда (Трабзона), города на юго-востоке черноморского побережья Турции. Гостей наших карта впечатлила и впечатлёнными вы вышли из музея и поднялись на высокий холм Арин-берд, где в 1968 году раскопали урартскую крепость Эребуни.
В противоположной стороне города, тоже на окраине под названием Чарбах, стояла на Красном холме (Кармир блур) другая крепость древних урартов, - Тейшебаини, названная в честь их верховного бога Тейшеба, тождественного Зевсу и славянскому Перуну. Руководил раскопками Пиотровский, отец нынешнего директора Эрмитажа.
Нас, на втором курсе, посылали разгребать пыль на раскопках Эребуни. Мы бродили по раскопкам по лабиринтам откопанных комнат и вначале сметали в кучки пыль, а потом пытались собирать древние черепки, но их там было мало. В крепости Тейшебаини их было гораздо больше, даже попадались большие осколки от карасов (большие такие кувшины для хранения вина и зерна). Видать больше пили на Тейшебаини, чем в Эребуни, решили мы тогда так с однокурсниками, хотя склад для карасов в Эребуни тоже был. Зато в Эребуни мы обнаружили пенёк каменный с клинописью по периметру.
Сразу мечта появилась - домой уволочь камень, но передумали – больно тяжёлым он оказался. Там кроме нас были профессиональные рабочие, они глинобитные стены комнат, чтобы они не осыпались от дождей укрепляли цементом. Мы их застали в одной из комнат крепости, которую мы назвали гаремом правителя крепости, у них был перекур и один рабочий курил самокрутку с самосадом. Она аж скворчала, когда он затягивался.
Наш Хачатрян Ваган, которого со второго курса отчисли за неуспеваемостью, стал по-хамски выпрашивать у мужика для себя самосада: - Ара, эт самасадэт индзаниц тур, на что мужик послал Вагана нашего в очень грубой форме в даль светлую. Нам с Вазгеном надоело пыль веков глотать и ушли мы раньше всех домой, спустившись с холма мимо крупных камней кладки крепости. Теперь мы мимо них поднимались группой на холм ознакомиться с крепостью. Осмотрели лабиринты помещений, где сохранились только стены и основание колонны с каменной клинописью.
Рассмотрели панораму, раскинувшуюся вокруг холма. На северо-востоке поражали дикие на вид горы и рыжие их склоны, по которым мотоциклисты гоняли на своих спортивных мотоциклах (тогда ещё Вазген, когда мы смотрели с ним на этот вид, сказал: - Тоскливо же жилось здесь древним урартам), но вид на северо-запад немного радовал перспективой на окраины города, но уже юге дымили вонючими дымами, - заводы синтетического каучука и карбидный. Было ветрено и пыльно как всегда бывает в этом районе. А в прошлый мой приход здесь воняло выбросами заводов. А всё наш, третий участок Ленинского района обвиняли в задымлённости. Враки, у нас всегда чистый воздух веял с горы Арагац.
Спустившись с холма Арин-Берд (сигареты с таким названием были) увидели мы маленькую дощатую хибарку-магазинчик, где купили три бутылки розового вина «Гарни» на вечер. Подъехал к остановке трамвай № 12 и на нём мы благополучно добрались до площади им. Спандаряна. Побродили по, как их называли местные жители «военстройскими», магазинам (название с осталось с войны, там отоваривали карточки работникам военного завода № 427) по улице Калинина (в перестройку улицу переименовали в честь служившего у фашистов дашнака Гаренина Нждэ).
Посмотрели в магазинах чего прикупить для ужина и купив себе напоследок по пуку сладкой ваты - пошли домой. Вечером опять был пир и приятное коротание на диванчике лоджии с обязательным кофе. Потом сели играть в преферанс, которому меня обучил брат приезжая на каникулы. Так завершился насыщенный эмоциями и приключениями день 22 ноября 1976 года.
Прощание
В последний день командировки и пребывания в Ереване мы пошли с ребятами в универмаг у кинотеатра «Гайреник» («Родина» а если точнее, то «Отечество»), когда-то он назывался Сталинским, после 1962 года Ленинским, а сейчас даже не знаю как он называется, но здания кинотеатра и универмага и сейчас стоят, видел их интернету, но какими-то тусклыми, не таким ярким и красочным, какими запомнились в детстве (в детстве всё выглядит ярким и красочным).
Там, на первом этаже в отделе грампластинок Борис купил мне в подарок (а ведь мне в этот день 23 ноября стукнуло 27 лет) пластинку с блюзами Дюка Эллингтона, того самого Сачмо. Шикарные блюзы там были… а названия какие у некоторых, типа - «Красотки выходят из дома». Серёжа с братом сложились и купили мне в подарок блестящий болгарский портмоне из крокодиловой кожи. Красивый портмоне. Со временем молния в нём сломалась, и я сейчас храню в нём заначку и хранится он у меня в шкатулке, как память о ребятах и о той встрече.
Утром мама проводила ребят до аэродрома «Паракар», они взяли с собой в Москву ещё вина разного, чтобы угостить сослуживцев. Это одно из лучших моих, тёплых, как сама ереванская осень, воспоминаний.
С уважением, Борис Евдокимов
07.05.2022