***

Когда становится несносным все это обилье плоских понятностей и нормальностей, заслоняющих безмолвное живое, то.... ветер воет взахлеб в трубах моего темного подъезда словно в диджериду. Ууу. Прислоняюсь к запотевшей трубе ухом, слушаю, слушаю, а потом возвращаюсь из прихожей в квартиру, не включая свет.

Безмолвное живое. Не хочу жужжащего, едкого электричества. Воздух лиловый, невесомо-мыльный на ощупь, окутывает, трогает, сгущается внимательными духами вокруг горящих окон сердечного моего мира. Здравствуйте, духи, здравствуйте, боги, вы всегда рядом.
И я дышу тихо и глубоко, будто плачу, но в саму себя и слезы стекают, чертя письмена по прозрачным стенам внутреннего моего лабиринта.

Как многое сделано уже. Создано творений. Дано импульсов. Найдено ключей. Распутано - спето.

Тянутся нити в бессмертие, продолжается давно начатое. Знаю. Чую.

Но сейчас важней всего это безмолвное живое, может быть, обретенное ценою всех этих странствий и свершений. Способность так дышать, так остро чувствовать смыслы всех смыслов в этой расходящейся сияющим флером тонкой и дикой весны, непродажной точке настоящего.

Пульс. Мерцание. Выдох. Вдох. Между...

Птица летит. Вот еще одна. И еще. Крест за крестом в распакованном небе - скользят и не падают. Чудо. Прикасаюсь ладонями к движениям крылатых и вот они полетами своими чертят узоры по моим линиям жизни, судьбы, головы, луны. Прожигают новые магистрали, аж чешется и горит кожа. Прижимаю к лицу испещренную ладонь, вдыхаю аромат ее и кажется пахнет она щекоткою оперенья, сизым озоном, далью и немного гарью.

Знаю я: неповторим трепещущий момент и не нужно копий, но коль стала несносной завеса и проявилось живое остро, аж до обморока, молюсь я только об одном: будь. Будь - говорю себе. Шепчу миру. Вещаю всякому. Будь как сейчас и много больше.

Будь. Этому безмолвному живому тысячи лет, однако же эфирное пламя его всегда новое, неповторимое, как шедевр непостижимой комбинации сочетания всех сил осуществления. И когда вспоминаю я себя как то самое дивное пламя, исчезает всякая завеса, всякий предел, всякий автоматизм, и я мыслю: Есть, Здесь, Всегда. Так и рождается звезда и из молитвы превращаюсь я в глубокую музыку тишины прославления и озарения благодарностью.

И ветер обрамляет ее, эту музыку, воет в трубах словно диджериду. А я праздную. Странно и пасмурно праздную непреходящее. Всем существом своим. И проникаю вниманием в письмена, что чертят очищающе жгучие слезы.

Было сокровенное - стало откровенное.