Предлагаемая вашему вниманию публикация представляет собой отрывки из книги воспоминаний генерал-майора М. И. Костенко (1.11.1854–?). Выпускник 3-го военного Александровского училища, Михаил Иванович впоследствии окончил Александровскую военно-юридическую академию. В марте 1902 года он был назначен на должность военного судьи Приамурского военно-окружного суда и в конце мая прибыл во Владивосток. С началом войны направлен в Порт-Артур, где оказался 18 февраля и на протяжении всей осады являлся председателем военного суда в Порт-Артурской крепости.
... Субъектами нарушения покоя города (Владивостока. — Ред.)
являлись преимущественно сахалинцы и, к сожалению, матросы.
В бытность начальником Сибирского экипажа капитана 1-го ранга Б..., разнузданность матросов доходила до крайней степени; в одиночку
и кучками они болтались по городу часто в продолжение целой ночи, предаваясь разгулу и грабежу; нередко были случаи нападения даже
на офицеров и самого крупного нарушения дисциплины в казармах
и на улицах, из-за чего Б… и был смещен. В праздники пьяных матросов
по улицам было так много, что иные, а в особенности дамы, — избегали выходить из дому.
Из разговора с офицерами-моряками по этому поводу оказалось,
что они сами боятся встречаться не только ночью, но и днем с своими подчиненными; некоторые из них оправдывали эту распущенность очень строгой дисциплиной на судах во время плавания. С этим доводом я, однако, не соглашался, так как дисциплина не менее строга и в казармах сухопутных войск; с другой стороны, наиболее опасным элементом являлись матросы Сибирского экипажа, постоянно жившие на суше, почему приписывал все это полнейшему отсутствию офицерской
работы в смысле воспитания матросов, а также снисходительности их
к бесшабашному пьянству последних, которое влекло за собою большой процент преступности. С уходом Б... и назначением капитана 1 ранга П… положение сразу изменилось: преступность понизилась, матросы на улицах стали более благопристойными и пьяные попадались значительно реже; а ведь отдан был всего такой приказ: пьяных немедленно забирать под арест, а блуждающих ночью отводить в помещение и сдавать начальству их; за всякое непристойное поведение матросов
и самовольный уход из казарм отвечают ближайшие их начальники.
К сожалению, управление П… было непродолжительно, дезорганизация же проникла так глубоко, что исправить матросов одними приказами было трудно. Прекратить грабежи сахалинцев, с которыми матросы иногда действовали заодно, не удалось, благодаря незначительному
контингенту полиции и ее ненадежному составу, пополнявшемуся тоже
из сахалинцев, действовавших иногда заодно с грабителями.
Несмотря на все это, ни один город в мире не живет так весело, как Владивосток. Кутежи с «дамами полусвета» в отдельных кабинетах «Тихого Океана» являлись такой приманкой, что не было силы, которая могла бы удержать кого-либо от этого; там в одну ночь ухлопывалась не только ежемесячная получка (жалованье), но иногда и все свободные наличные капиталы и сбережения. По рассказам, — их установили блаженной памяти инженеры, строители китайской железной дороги, которые приезжали покутить и развлечься, оставляя в один вечерь
по пяти - десяти тысяч! Дело доходило до оргий, в виде купанья нимф
в ваннах, наполненных шампанским, и в разбивании зеркал и дорогих фонтанов-купидонов; бросались прямо-таки бешеные деньги, полученные путем только по отчетам выстроенного железнодорожного здания, оказавшегося впоследствии также по отчетам разрушенным или сожженным хунхузами. Бедные хунхузы, сколько на их неповинную
голову сваливалось таких преступлений, которым они совершенно не причастны! К моему приезду остались только сладкие воспоминания
о кутежах инженеров и подрядчиков, и считалось более или менее выдающимся событием, если кутеж влетал в 300–500 рублей. Благодаря такому истощению карманов любителей сильных ощущений прогорел главный ресторатор Шуин, в конце концов бежавший от долгов. Но жизнь и при мне по-прежнему центрировалась в «Тихом Океане», где редкий вечер обходился без скандалов. Азартная игра велась на глазах всех,
и этого никто не замечал; все шло обыкновенным семейным порядком,
и в обществе о происшедших скандалах разговора не возбуждалось;
все к ним привыкли.
Единственными местами, где можно было с семьей провести время, были морское и гарнизонное собрания; к сожалению, вечера в них устраивались очень редко, да и молодежи собиралось очень мало. Невероятно, но последняя, в особенности моряки, стремилась также
в места сильных ощущений; иногда же собирались компаниями у своих, где дело доходило тоже до оргий, оканчивавшихся иногда очень печально (самоубийство мичмана с крейсера «России» Б... ). Знакомства и здесь
в большинстве случаев были только случайные, построенные на выпивках и ужинах: собрались, покутили, разошлись до возможности вновь сойтись при такой же обстановке. Преимущество всегда и во всем отдавалось морякам. Виноваты в этом были, конечно, дамы, симпатии которых склонялись преимущественно на сторону моряков, как, по мнению их, наиболее воспитанных и элегантных.
Не могу обойти молчанием еще одного обстоятельства, это почти раболепного преклонения пред иностранцами, а в частности консулами или скорее коммерческими агентами Китая и Японии. Первый из них —
Ли был хотя человек добродушный, женолюбивый, как китаец, благодаря чему нередко угощавший дам шампанским; второй же держал себя сдержанно, и как японец, был надут и угрюм.
Тем не менее, это не охладило к нему симпатий со стороны русских, допускавших с ним дружеские, даже панибратские отношения (трепление по плечу, пояснице); в ударе нередко, по добродушию, сообщались ему и такие сведения, которых он не должен был знать.
И это было даже накануне войны, когда японский консул собирался покинуть город. Мало того, ему, уезжавшему из Владивостока за неделю до открытия военных действий, были устроены проводы; причем одним
из видных административных деятелей, в виде напутствия, была сказана трогательная речь, от которой произносивший ее чуть сам не прослезился. Злые языки утверждают, что оратор, вынув в конце своей речи носовой платок и сняв пенсне, протер глаза. Между тем, в это время все уже иностранные газеты трубили о войне; только мы одни не предвидели последней.
Не будь мы поглощены так сильно мелкими личными интересами, не будь гипнотизированы мыслью, что Япония никогда не осмелится объявить войну России, такой сильной и могущественной державе; будь мы хотя несколько наблюдательны и понимали бы проходившие перед нашими глазами события, мы не дались бы в обман и японский консул уехал бы
без проводов и слез. А события были таковы: за две - три недели
до объявления войны хозяева японских магазинов быстро начали ликвидировать свои торговые дела и уезжать в Японию; вещи продавались за такой бесценок, что все поражались этим и считали
их глупцами, убоявшимися призрака войны. Вслед за купцами также быстро произвели свои расчеты японцы-мастеровые и прислуга, прощанье которой со своими господами и детьми было очень трогательное. Это массовое бегство дополнили китайцы, которые
также начали быстро продаваться и бежать в Чифу.
Всем нам угрожала опасность остаться без прислуги; в особенности оказались в тяжелом положении не имевшие казенной прислуги.
Лично я считал войну также призраком, но в свое оправдание могу сказать одно, что такая моя убежденность явилась результатом частых сношений с официальным кругом, в котором преобладал полнейший оптимизм, откуда я и заразился последним. Эта убежденность еще более подкреплялась личными впечатлениями, вынесенными из артурской жизни, где по моим служебным делам пришлось провести ноябрь
и декабрь 1903 года. Здесь не только в обществе, но даже в кругу Наместника царило глубокое убеждение, что японцы никогда не посмеют объявить войну России.
Инициаторами в этом деле можем быть только мы, а что если японцы шумят теперь, то с целью добиться от России уступок; притом такое бряцание оружием со стороны Японии повторяется уже шестой год зимою или ранней весною. Артурская пресса, представляемая газетой «Новый Край», не была на высоте своего положения и также не сумела оценить сведений и известий иностранных газет; да и времени для этого не имела, так как всецело была поглощена описанием придворной жизни Наместника, картинно рисуя балы во дворце и в садах (расставленные
в вазонах цветы в уголке двора), которые сравнивались с садами Шехерезады, а сам хозяин величался боярином; большой отдел также занимали пышные выезды Наместника в Область, красота и грозное величие флота. Совершенно справедливо отметило «Новое Время»
(№ 10035), что в то время как «Новый Край», издаваемый в П.-Артуре, относился оптимистически к русско-японскому конфликту, владивостокский «Дальний Восток» уже «в начале января начинает отмечать надвигающуюся грозу, пользуясь для этого местными иностранными газетами, которые неизбежно должны были являться важными показателями».
К сожалению, как я указал уже выше, ни местные власти, ни общество во Владивостоке и Артуре не замечали этих показателей, а если и замечали, то не оценили их в должной мере...
Продолжение статьи о данной истории читайте позднее на нашем канале или в сборнике "Гангут №52" (2009 г.)
© М. И. Костенко
Подготовка к публикации и примечания Р. В. Кондратенко
Перед Вами фрагмент статьи из сборника "Гангут №52"/2009
Ещё больше интересной информации и сами книги у нас в группе https://vk.com/ipkgangut
Друзья, если статья вам понравилась - поддержите нас лайком и/или репостом, напишите комментарий. Наш канал - молодой, нам очень важно ваше мнение и поддержка!