В 1965 году, когда создано стихотворение, Бродский только что вернулся из архангельской ссылки (1964-1965), куда его отправили за якобы "тунеядство", на самом деле за инаковость, за непохожесть его мировоззрения и поэзии на официально принятое. Защищавших его профессоров-филологов убрали с должностей. Но поскольку за Бродского вступился, помимо русской интеллигенции (Ахматова, Чукотская...), и Жан-Поль Сартр, то Бродского освободили досрочно и вместо 5 лет ссылки он провел на севере 1,5 года.
В ссылке поэт написал множество стихотворений, которые собрал в сборник, который так и не был принят в печать. Ему еще позволяли существовать как переводчику, но как поэта не замечали, отрицали, как будто его поэзии не существовало.
Думаю, в этом произведении поэт видит лишь самое лучшее, что есть, что бывает в русском народе. Оно выражает больше веру в народ, чем реальное состояние народа... На мой взгляд, здесь Бродский рассказывает, невольно, наверное, больше о самом себе, чем о народе, в том числе и в строчке "Сохранивший способность на северном камне расти" - намек на архангельскую ссылку.
Мой народ, не склонивший своей головы,
Мой народ, сохранивший повадку травы:
В смертный час зажимающий зёрна в горсти,
Сохранивший способность на северном камне расти.
Мой народ, терпеливый и добрый народ,
Пьющий, песни орущий, вперёд
Устремлённый, встающий — огромен и прост —
Выше звёзд: в человеческий рост!
Мой народ, возвышающий лучших сынов,
Осуждающий сам проходимцев своих и лгунов,
Хороня́щий в себе свои муки — и твёрдый в бою,
Говорящий безстрашно великую правду свою.
Мой народ, не просивший даров у небес,
Мой народ, ни минуты не мыслящий без
Созиданья, труда, говорящий со всеми, как друг,
И чего б ни достиг, без гордыни глядящий вокруг.
Мой народ! Да, я счастлив уж тем, что твой сын!
Никогда на меня не посмотришь ты взглядом косым.
Ты заглушишь меня, если песня моя не честна.
Но услышишь её, если искренней будет она.
Не обманешь народ. Доброта — не доверчивость. Рот,
Говорящий неправду, ладонью закроет народ,
И такого на свете нигде не найти языка,
Чтобы смог говорящий взглянуть на народ свысока.
Путь певца — это родиной выбранный путь,
И куда ни взгляни — можно только к народу свернуть,
Раствориться, как капля, в безсчётных людских голосах,
Затеряться листком в неумолчных шумящих лесах.
Пусть возносит народ — а других я не знаю судей,
Словно высохший куст, — самомненье отдельных людей.
Лишь народ может дать высоту, путеводную нить,
Ибо нее с чем свой рост на отшибе от леса сравнить.
Припадаю к народу. Припадаю к великой реке.
Пью великую речь, растворяюсь в её языке.
Припадаю к реке, безконечно текущей вдоль глаз
Сквозь века, прямо в нас, мимо нас, дальше нас.
В названии стихотворения и в словосочетании "мой народ", которое является главной осью этого произведения, слышится перекличка с Ахматовой, в 1961 году написавшей четверостишие, которое войдет в ее "Реквием"(1934-1963): "Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был".
Бродский был одним из близких друзей Ахматовой в последние годы ее жизни. Несомненно он знал "Реквием", тогда еще не печатавшийся. Как и Ахматова одна из первых услышала и назвала гениальным стихотворение "Мой народ" Бродского.
Советская же власть невзлюбила несчастного поэта. На суде мотивировали ссылку тем, что он не получал высшего образования и еле-еле очень нехотя закончил среднее. ( Дело, конечно же, было в том, что ему, с его отличными способностями, было невыносимо учиться, постоянно осознавая тупость учебной системы). Менял места работы, ни на одном долго не засиживался. А, дескать, туда же, стал поэтом и переводчиком, да еще имеет претензию блестеть ярче, чем те, кто долго и упорно учился в советских институтах.
Его напечатали за рубежом и, видимо, это переполнило чашу терпения советской власти.
Через 7 лет после написания стихотворения "Мой народ", в мае 1972 года КГБ поставит поэта перед выбором: отъезд из СССР либо психбольница. Дают лишь некоторое время на обдумывание выбора. Уже в июне этого последнего года на Родине, Бродский напишет письмо Брежневу, в котором просит не принуждать его к эмиграции, потому что он чувствует себя принадлежащим "к русской культуре", сознающим себя "ее частью, слагаемым":
"... Я принадлежу русскому языку (...) мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет (...).
Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Все плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. (...)
Я прошу дать мне возможность и дальше существовать в русской литературе, на русской земле. Я думаю, что ни в чем не виноват перед своей Родиной. (...)
К сожалению, к выезду из родной страны его все-таки принудят.
Художественные средства
Рифма - парная (аабб)
Размер - анапест (ударение на каждом третьем слоге):
Мой (1) на (2) -род (3) //, не скло-нив //- ший сво- ей // го-ло- вы //
Анжамбман:
1)Не обманешь народ. Доброта — не доверчивость. Рот,
Говорящий неправду, ладонью закроет народ,
2)Мой народ, ни минуты не мыслящий без
Созиданья, труда, говорящий со всеми, как друг,
Анафора, проходящая через все стихотворение, - "мой народ"
Грамматический параллелизм: повторение деепричастной структуры в первых 4 строфах (не склонивший, сохранивший, зажимающий...)
Композиция:
первые 4 строфы - описание русского народа в целом, с помощью деепричастных оборотов;
5-я строфа - появление лирического героя с его обращением к народу, с помощью восклицания и ритмичного повторения глаголов в будущем времени. 5 и 6 строфа - о правдивости народа и невозможности его обмануть.
Заключительные три строфы - о взаимоотношениях поэта и народа. О том, что именно народ определяет путь лирического героя, питает его духовными живительными соками и направляет его во всем.
Основная мысль стихотворения:
Родной народ - это лучшая и ничем не заменимая питательная среда для поэтического вдохновения. Это мерило правды и указатель верного пути.
Припадаю к народу. Припадаю к великой реке. Пью великую речь, растворяюсь в её языке.
Народ не просто дает поэту все необходимое для творчества, но он и безмерно больше всех нас.
Лишь народ может дать высоту, путеводную нить...
"Мой народ" - это нечто, понимаемое Бродским очень широко и одновременно очень глубоко - это вся огромная культурная традиция данного народа, все его эмоциональное богатство (как бы слезы души, которые текут как река "вдоль глаз"), мощный и глубокий поток чувств, который идет из глубины веков и будет течь как огромная река и дальше: "Сквозь века́, прямо в нас, мимо нас, дальше нас".