Алтайская краевая общественная организация «Армянский культурный центр» появилась в Барнауле в 1998 году благодаря инициативе человека, для которого вера была немыслима без храма. Чтобы начать свой главный в жизни проект – строительство армянской апостольской церкви – он создал общественную организацию. О строительстве храма и о деятельности армянского культурного центра нам рассказал его руководитель Мхитар Ароян.
– Как появилась идея создания общественной организации?
– Я живу в Барнауле с 1983 года. Приехал, поступил в Аграрный университет, учился, окончил. Работал, создал семью и понял, что останусь навсегда здесь. Армянская диаспора в Алтайском крае очень большая: кто-то, как я, приехал учиться и остался, много репрессированных потомков живет. И для того чтобы креститься, венчаться, нам надо было ездить в Армению. В России армянские храмы были далеко – в Москве, Краснодаре. А мы мечтали, чтобы церковь была здесь, рядом. Но чтобы все было законно, нужно было действовать от лица общественной организации. И тогда я решил ее создать: ходил к профессору Баграту Саркисяну и академику Шагену Мкртчяну, – как к старшим, посоветоваться, – и к другим представителям диаспоры. С их помощью мы разработали устав и зарегистрировали «Армянский культурный центр». Основа нашей организации – церковь, но мы не ограничились только строительством. Мы практически сразу начали проводить спортивные соревнования, концерты, открыли воскресную школу, отмечали праздники. Было важно, что в день геноцида армян – 24 апреля – мы могли собраться все вместе, а не каждый дома по-отдельности вспоминал этот день.
– Почему для армян так важна эта дата – День геноцида?
– Это затронуло каждую семью: если не убили, то выгнали из Армении. Из оставшихся выжили только те, кто принял ислам, остальных уничтожили. Люди убегали тысячами, кто куда – по всему миру разбежались. В Армении сейчас живет три миллиона армян, а за ее пределами – пятнадцать! Это в пять раз больше. У каждого в роду есть жертвы геноцида, и это, конечно, то, чего нельзя забывать. Во дворе нашей церкви мы поставили мемориал – это точная уменьшенная копия Памятника жертвам геноцида 1915 года в Ереване. Мы заказали проект у архитектора Сашура Калашяна, автора этого памятника.
Миллионы оказались за пределами своей страны, и единственное, что духовно объединяло армян, это церковь. Я очень скучаю по Армении – там прошло мое детство, ведь 17 лет жизни – не пустое время. Знаете, как это тяжело жить вдали от родины… Ощущаешь какую-то тоску, ностальгию… А чем это заполнить? Церковь, школа, мероприятия, концерты на армянском, общение с земляками – вот чем можно заполнить. И мы взяли на себя такие обязательства.
– «Мы» – это о ком вы говорите?
– У нас много лидеров, просто мы себя не рекламируем. Но мы все организуем вместе. И, конечно, церковь нельзя построить в одиночку, только всем миром. Это не просто строительный объект, это религиозное культовое сооружение, которое возводится по канонам, имеет определенную архитектуру. Православный, армянско-апостольский, католический – все это разные храмы, хотя все христианские. Мы заказали проект в Святом Эчмиадзине, чтобы все у нас было правильно, как надо. После проекта началось строительство. И как только появились стены и люди увидели результат, они стали жертвовать на храм. Но мы принципиально никогда не брали деньги. Хочешь помочь – вот у прораба спроси, что нужно для строительства, и купи это.
– Вы из религиозной семьи и это помогало вам строить храм. Но вы родились и выросли еще в Советском Союзе, когда отношение к церкви было другое…
– Да, это правда. Однажды, когда я учился на втором курсе в университете, на экзамене преподавательница сопромата заметила на моей груди крестик и спросила: «Ты верующий?», я ответил: «Да» – «И комсомолец?» – «Одно другому не мешает». «Мешает!» – сказала она и обещала поставить вопрос об исключении меня из Комсомола. А меня хоть исключай, хоть выгоняй – я крест с пяти лет ношу, никогда его не снимал и не сниму. Наши предки погибли за веру, геноцид прошли и не отказались, а тут какой-то Комсомол. Единственная проблема — что после исключения автоматически вылетаешь из института. А как я с таким позором вернусь домой?
– И как же все завершилось?
– Горбачев помог… Я учился очень хорошо, в олимпиадах от университета участвовал и побеждал, все преподаватели за меня хлопотали, все без толку – упрямая оказалась женщина – добилась, чтобы был поставлен вопрос о моем исключении из Комсомола. Время тогда было такое, что вера не приветствовалась – например, на Пасху или Рождество милиция оцепляла храм и пропускала только бабушек и дедушек, молодых не пускали. Так что мне реально грозило отчисление. Секретарь нашей институтской организации был мой друг, но даже он ничего не смог сделать, но он тянул и тянул время. И наступили горбачевские времена – гласность, свобода вероисповедания.
– Вы ходили в местные православные храмы?
– Конечно. Я и сейчас хожу. Всякий из них – дом Божий.
– А в чем тогда разница между русским и армянским храмами, если все православные?
– Самое главное – язык. Моя мать была глубоко верующая, и когда она переехала жить в Россию, всегда ходила на службу. И говорила: «Все хорошо, благодать в душе. Жалко, что не понимаю проповедь».
– Почему для вас так важен храм, ведь молиться можно и дома?
– Нет, конечно. Вы что, думаете, – мы можем сидеть, праздновать что-то, а потом, отодвинув бокалы, здесь же молиться? Нет, храм – святое чистое место, его ничем не заменишь.