На следующий день Дарья и Степан приехали к Полине. После всех метаний и раздумий нужно было поставить точку в их конфликте. Шаповалова вернула избраннику дочери печатку Захара в знак признания их союза. Но после все же настояла на серьезном разговоре с дочерью с глазу на глаз.
— Даша, я уже поняла, что мое умение разбираться в чувствах людей съела моль, — с иронией начала мать, — но давай подумаем...
— Мама, что думать? Разобрались ведь уже.
— Меня беспокоят мотивы Степана. Алексей считает, что им движет расчет, — пояснила свое волнение Полина.
— Расчет? — переспросила дочь. — Ну, с меня можно больше взять, чем с тебя. Ты прям угадала!
— Да тобой проще манипулировать, глупая.
— Ой, Нюша права была, — тяжело вздохнула Дарья. — Ты как с луны свалилась. Тебя бросает из огня да в полымя.
— Даша, я же и начала с того, что ничего не понимаю в людях, но дядя Леша говорит...
— Слушай, — перебила девушка, — конечно, это не моего ума дело, но тебе не кажется, что дядя Леша слишком активно обороняет тебя от других мужчин?
В кухню, где уединились мать и дочь, вошел Степан.
— Он неравнодушен к тебе, Полина, — сказал мужчина, имея в виду все того же Алексея. — И только поэтому у него такой специфический угол зрения.
— Ребята, прекратите перекладывать с больной головы на здоровую. Алексей — друг Захара. Да, он всю жизнь был рядом, но...
— Что но, мама? Что но? Родила ему ребенка, а теперь нукаешь! — выдала Дарья.
— И ты туда же! — воскликнула мать. — Да с чего вы все это взяли?! Сговорились, что ли? Какого ребенка? Я никого ему не рожала. У нас ничего и никогда с Алексеем не было. И потом, как бы на это посмотрел твой отец? — посмотрела на Дашу. — Я-то тут при чем?
— Девятнадцать лет назад ты родила двойняшек. У вас с папой были финансовые трудности, и чтобы выйти из сложившейся ситуации, вы отдали Нюшу дяде Алексею, который был не против.
— Да что у вас в башке творится! — возмутилась Полина. — Ладно, потом все вместе разберемся, откуда ноги растут.
— Полина, у меня никакой корысти нет и не было, — перешел на другую тему Степан. И тут же ее закрыл, обращаясь к Дарье: — Проводишь меня, мне пора. Дела...
— Хорошо. Мама, извини.
Женщина в ответ лишь кивнула.
Полина ничего не понимала. Откуда пошел такой слух? Было ощущение, что она попала в некую параллельную реальность. Все разговаривали с ней, как с умственно отсталой. Что она такого натворила, если близкие люди делают такие выводы?
***
Полина назначила Алексею встречу в кафе в этот же день. Женщина нервничала перед серьезным разговором. Но он был нужен. Теперь можно было надеяться, что она во всем разберется.
Судя по словам Дарья и Степана у старинного друга их семьи были причины расстраивать ее личную жизнь. Шаповалова чувствовала себя марионеткой, но не могла понять, кто именно ею манипулирует.
— А с чего вдруг наши дочери решили, что я их мать? — спросила Полина, усаживаясь, когда Алексей галантно выдвинул для нее стульчик.
Безликий официант тут же подошел и раздал каждому по папке-меню, удлиняя тем самым паузу.
— Подожди. В каком смысле? — опешил Алексей, глядя на удаляющегося официанта.
— Они обе мне об этом сказали. Так я и спрашиваю, может, ты знаешь, почему они так решили? Ты же лучше меня знаешь, что у нас с тобой никогда ничего не было и быть просто не могло. Захар — твой лучший друг.
— Не знаю, Полина. Честно. Думаю, мне стоит признаться тебе в другом. Я любил тебя всю свою жизнь, и продолжаю любить, — после такого признания Милютин аж побледнел, хотя было бы уместно побледнеть Полине в данном случае.
— Что? — недоуменно спросила женщина. — Как всю жизнь? Так ты из-за этого... Ох, мать моя!... Да что же за день такой сегодня!? А почему ты молчал столько времени?
— Да, я никому об этом не говорил. И сейчас бы никому не сказал... Но с собой ничего поделать не могу.
— Так ты из-за этого и не женился, — сделала вывод Полина. — А я-то все думала: такие дамы возле тебя крутились, чего это он нос воротит?
— Когда Нюшка родилась, я сразу решил ее Анной назвать. У нее и мать Анной звали, но это не в честь нее, а в честь твоей мамы. Мне она очень нравилась. Потом я полюбил тебя. Ты очень на нее походишь.
— Леша, я тебя не понимаю, — напряглась Полина.
— Я и объясняю тебе. Но, к сожалению, ты не мужчина и тебе будет трудно это сделать... А потом, когда твоя мама погибла, я стал называть дочку Нюшей. Элементарное суеверие.
Полине уже было неинтересно слушать про имя дочери Алексея. Ошеломленная признанием в любви она думала о другом:
— Вот я бестолковая, — корила себя женщина.
— Да, — криво улыбнулся Милютин. — А когда Захар умер, я подумал, может, у нас что-то получится? Но ты бестолковая, упорно ничего не замечала: работа, дочь, еще что-то, но только не я. И я решил, что ты просто очень сильно любишь Дашу и никто тебе пока не нужен. Решил дождаться, когда наши девочки вырастут, ну и... потом что-то попробовать. Поверь, я тоже люблю Дашку. А когда Степан появился, вот тогда я понял, что ты оставила прошлое.
— Оставила, — задумчиво повторила Полина.
— Но как-то нечестно это получилось. Я столько лет ждал, и вдруг он — на все готовенькое. Да еще эта история с Дарьей. Я понял, что какой-то хитрый ход он задумал: хочет к тебе подобраться, а вернее — к твоим деньгам.
Алексей всегда считал Полину единственной женщиной на планете. Ему было трудно это скрывать, но у него, в общем-то, получалось, перед самой Полиной. Только вот психологический аспект данной тайны все равно вылез наружу: мужчина стал делать необдуманные вещи, чего-то недоговаривать. В последнее время это почувствовала даже Полина.
Людей мужчина судил только со своей колокольни, и когда кто-то думал по-другому, он не принимал этого. И уж тем более Милютин не ожидал, что вполне взрослый мужчина, учитель, влюбится в Дашу. Девушка была ему как дочь. Естественно, Алексей объяснял настрой Степана как хитрого интригана, позарившегося на состояние Дашиной мамы. Был еще один вариант, который считался для Милютина не менее вероятностным — Степан этот мог и на его дочь «переключиться», попользоваться ею да свинтить подальше, чтобы глазами не встречаться с ее отцом. Вот такие мысли посещали Алексея довольно продолжительное время, и только ему одному они были известны.
— Знаешь, Полина, — продолжил Алексей. — Когда Степан у вас появился, я сразу понял, между ним и Дашей не только искры мелькали, молнии сверкали. Да, я подмечал все это. Однако, он якобы с тобой был — кремень, и виду не показывал. И Даша тоже, кстати. Я тогда подумал, что всем хорошо будет, если у них этот роман завяжется.
— Ага, тебе бы точно было бы хорошо. Ну, может, еще и этим двум голубчикам — моей дочке и Степе. А то, что мы с Дашей навсегда бы поссорились, это тебя не смущало?
— Я почему-то в последнюю очередь об этом подумал. Прости. Так вот, я тогда с Дашей с глазу на глаз поговорил: объяснил ей, как общаться с мужчинами, как внимание на себя перевести... Но кто-то же должен был девку научить?
— А ты хитрец! Ох, хитрец! Эгоисты вы все — вот кто! А я — бестолочь. Тут, значит, такие интриги вырисовывались, а я ничего не видела.
Полина говорила, но в ее голосе не было ни капли обиды. Таким уж она человеком была — сначала всем, потом себе.
— И как ты меня терпел всю жизнь? Ведь это я должна была объяснять подобные вещи своей дочери.
— Ничего страшного, Полина. Я прекрасно с этим справился на правах друга семьи.
— Вот ухмылки судьбы! — усмехнулась женщина. — Получается Степан только Дашу любил. И у него был свой план.
— К сожалению, за всем за этим я не мог разглядеть искреннюю любовь Степана, — закончил исповедь Алексей. — Зато видел, как Даша его любит.
Он наслаждался тем, что мог сидеть напротив любимой женщины, которая его принимала таким, каким он был, и впервые в жизни говорил прямо все, что думал и чувствовал.
Бесспорно, Алексей повел себя некрасиво, но после того, как он во всем признался, его рассудок полностью нормализовался. Да... чтобы плести интриги, нужны поистине железные яйца.