Лиловые тучи. Серое поле.
Умиротворённость и великолепие.
Пегие берёзки в золотой боли,
Задумчивая кляча с галкой на-репице.
Вода замирала. На дне из-под камня,
Колокольчиком ус завернув у рыльца,
Колыхая пузырь и зевая клешнями,
Зелёный рак мерцал и троился.
Гусиную стаю тянуло к морю.
Вода, как железо, делалась рыжей.
В белый туман проступали зори
От изморози в пупырижках.
И грибные дубы, полусонные, жёлтые,
Щёлкая в пупики рябой картофель,
С треском раскалывали жирные жолуди
На чашечку с хвостиком и на кофе.
И розовые, пеженькие, черненькие хрючики,
Заливаясь петухами и немазанной осью,
Суетливо чавкали, крутя закорючкой,
Капая слюни и кидаясь в россыпь.
А меж двух берёз наливался запад
У бугра багров, у листвы золотистей
И листья слетали, слоистые листья,
По красной кожице трупный крапат.
Поцелуй в землю, мертвенно звонкий,
И вот зарываются в осыпь и осунь:
И на их гусиных лапах, морща перепонки,
Тихо отходила — осень.
А к ночи ведьмы, подъяв на леса дыбы,
С мокрых деревьев скубили перья,
И сыпали хохот и льдистый перец
В венецианские окна усадьбы.
Буря качала волнами ветра,
Снежной пеной шипела,
Петушьём запевала, стругала ветви
И перебирала Шопена.