Долгое время Клюшкиной категорически не везло с соседями по парте. Почему-то принято, чтобы с девочкой за школьной партой непременно сидел какой-нибудь мальчик. Пусть и хулиган. Хотя вот Клюшкина, к примеру, лучше бы сидела с Риткой Горбатовой. И они могли бы тогда безудержно хохотать и шептаться на уроках. И зажили бы они с Риткой тогда очень славно! Но - нет.
Весь первый класс она просидела с Игорем. Этот Игорь много рассказывал о себе.
- Слышь, Клюшкина, - говорил Игорь, - а у меня батя-то в тюрьме сидит. И долго еще там сидеть будет. А как выйдет - сразу в школу придет. Как батя Светки Кокориной, летчик-самолетчик. Приходил тут такой усатый. Про кукурузники хвастался. А он, батя мой, тоже разные истории рассказывать могет. Это тебе не на кукурузниках колхозников возить! А потом мы в Тюмень навсегда жить уедем. Там жвачки всякой - завались.
А еще Игорь ел козявки. Украдкой ел, тихой сапой. Но Клюшкина все равно всё-всё видела. После летних каникул Игорь не вернулся - куда-то подевался. Может быть, его батя вышел и они уехали навсегда в свою распрекрасную Тюмень.
Во втором классе к Клюшкиной подсадили мальчика Фролкина. Фролкин носил прозвище - Бабушник. Фролкин ел на переменах сдобные булки со сливочным маслом. И даже в жаркие дни носил ушанку. Шел с себе по майским улицам родного города со свекольными щеками. Прел. Но шапку не снял бы ни за что.
- У меня слабые уши, - так Фролкин объяснял Клюшкиной ситуацию.
И он никогда не дрался! И не ходил провожать красивую Матрехину! Хотя все мальчики ходили. И купали эту Матрехину в своей любви. А Фролкин шел спокойно домой - к бабушке.
Клюшкиной с Фролкиным было немного скучновато. И она специально его бодрила: рассказывала про батю в тюрьме и скорый переезд Тюмень.
- Это тебе, Фролкин, - говорила Клюшкина ему шепотом, - не колхозников возить! И жвачки там - завались.
Дело кончилось тем, что бабушка Фролкина пришла самолично в школу и попросила своего Фролкина от Клюшкиной отсадить подальше. Бабушка очень обожала внука. Учительнице бабушка пояснила, что ее Фролкин привык сидеть с Кокориной. Эта Кокорина с ним с самого детсада шла рука об руку. И Фролкин привык к ней - чувствовал себя в обществе Кокориной уютно и безопасно. А с Клюшкиной - нет, не чувствовал. Но Клюшкиной все равно было немного обидно - вон даже Фролкин в своей ушанке пренебрег ее довольно приятным обществом.
В третьем классе судьба одарила Клюшкину мальчиком Васей. Вася был коренным жителем небольшого колхоза в районе. Каждое утро Васю привозил в школу пыльный ПАЗик. А папа Васи был настоящим трактористом! И Клюшкина, которая тракторы видела лишь в кино, считала, что есть во всем это некая первозданная чистота. И ей представлялось, что этот белокурый Вася каждый день валяется себе в золотых колосьях пшеницы. И пьет молоко из крынки. А потом надевает лапти и выбегает встречать рассвет за околицу. И громко орут петухи. И кто-то бренчит на балалайке. А рядом с Васей стоит батя-тракторист с натруженными руками.
Через неделю Вася показал дурной нрав - он щипал Клюшкину под партой за коленку - будто был не мальчиком, а индюком. И категорически отказывался носить сменную обувь.
- Не привыкши мы, - пояснял Вася свое поведение.
По школе он носился в драных шерстяных носках и чувствовал себя как дома. И Клюшкиной было немного стыдно за Васю - будто сама она лично ходит в шерстяных носках. Когда сосед исчез - возможно, тоже поступил в трактористы - Клюшкина вздохнула с облегчением.
В пятом классе ее наконец-то усадили с девочкой. Усадили при обстоятельствах трагических - погиб их одноклассник Гоша. Толстая Оля Кукушкина была бессменной его соседкой. А когда Гоши не стало - на парте долгое время лежал черный траурный бант. Кукушкина этого банта боялась - все время плакала и скатилась в учебе. И мама Оли Кукушкиной приходила на серьезную беседу с директором. И бант разрешили заменить Клюшкиной.
И сначала они здорово с Олей подружились! И всю осень бегали поедать подмороженные ранетки у оживленной дороги. Хоть и ходил слух, что от таких ранеток у людей разводятся опасные глисты. Но если не брать в расчет глистов - из ранеток можно было бы наварить чудесного варенья. И кормить им, к примеру, простуженную семью хоть всю зиму. Но до варенья дело не дошло.
Кукушкина вероломно сперла у Клюшкиной фломастеры. И заправила их едким одеколоном. И рассказывала, что вообще-то это ее личные фломастеры.
- Тетя привезла из самой Москвы. Двадцать пять цветов. Даже белый есть, - так говорила Оля всем про фломастеры.
И Клюшкина ушла от Оли сама - стало просто очень жаль фломастеров.
И пересела к мальчику Толе. И был этот Толя очень милым. Он не щипался, не ел козюлей, не прел в ушанке, не ходил по школе в шерстяных носках и не крал чужих фломастеров. А был товарищем. И с ним можно было хохотать почти как с Риткой Горбатовой. И рисовать в учебнике шикарные усы математику Софье Ковалевской. Усы получались очень красивыми - почти как у летчика-самолетчика - важного бати Светки Кокориной.