Что может быть общего у еврейской вдовы, монахини урсулинки в Канаде и художницы-натуралистки, бывшей «сектантки» 17 века?
Рецензия (с небольшими сокращениями) посвящена недавно переизданному труду историка Натали Земон Дэвис «Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века» — одной из самых известных книг в области социальной и микроистории. Автор реконструирует жизненные нарративы иудейки Гликль бас Иуда Лейб, католички Мари Гюйар дель Энкарнасьон и протестантки Марии Сибиллы Мериан с тщательностью академического исследователя и искренностью увлеченного рассказчика.
Впервые текст опубликован в 3 выпуске студенческого журнала "Своими словами". Автор благодарит редакцию за помощь в подготовке статьи.
В книге оспаривается представление о Новом и Старом Свете XVII века как о сети патриархальных сообществ со строгой иерархией и затрудненной социальной мобильностью для его менее привилегированных членов, в том числе женщин ремесленного и торгового сословия. Дэвис показывает, как некоторые из женщин, желавших независимости и имевших к тому склонность, в этих условиях все же обретали сильное влияние на свой жизненный путь.
Дамы на обочине: кто они?
Своими литературными собеседницами (в начале книги — буквально) историк избирает трех европеек, живших между 1599 и 1724 годами: гамбургскую еврейку и коммерсантку Гликль бас Иуда Лейб, французскую урсулинку Мари Гюйар дель Энкарнасьон и протестантку-лабадистку, художницу и исследовательницу насекомых Марию Сибиллу Мериан. (Про последнюю я уже однажды писала)
Выбор героинь столь разного бэкграунда продиктован не столько стремлением показать сходства и различия их жизненных сценариев, сколько фактом существования их эго-документов (дневников и писем), содержащих авторские воззрения. Они дополняются с опорой на архивные и библиографические документы и данные, то и дело упоминаемые в занимающих более сотни страниц примечаниях. Противоречивые судьбы героинь для Дэвис становятся поводом поставить под сомнение тезис об абсолютной социальной аморфности женщин невысокого происхождения в Европе раннего Нового времени (1600 - 1800), где от них ожидали лишь выполнения предписанной обществом пассивной роли жены и матери.
Маргинальность точки зрения в данном случае усиливается положением героинь в своих сообществах: еврейская вдова, монахиняурсулинка в далекой и суровой Новой Франции, бывшая «сектантка»-лабадистка были не только заранее ограничены в интеллектуальном развитии «женской долей» и представлениями о благочестии (которые, впрочем, не вызывали у них отторжения), но и сталкивались с вызовами, обычно не свойственными женщинам их круга. Однако само это нахождение в стороне от семейной и общественной иерархии давало им бóльшую свободу в принятии решений.
Гликль фон Хамельн, еврейская вдова
Гликль бас Иуда Лейб, известная как Гликль фон Хамельн, оставила монументальное жизнеописание из семи книг, сопровождая эпизоды своей жизни наставлениями, библейскими цитатами, притчами и легендами из разных источников и даже собственного сочинения. Дэвис отмечает, что в еврейской традиции подобные тексты опирались на «вековую традицию «этических завещаний», содержавших изложение собственного опыта и уроков нравственности. Они передавались детям вместе с указаниями о похоронах и о том, как распорядиться товаром». Такие сочинения могли распространяться за пределами круга семьи и даже тиражироваться, то есть существовало довольно четкое представление о том, как они должны быть организованы и о чем должны рассказывать, так, записи фон Хамельн скорее следовали правилу, нежели его нарушали. За свою долгую жизнь (78 лет) Гликль дважды стала вдовой, несколько раз меняла место жительства и самостоятельно вырастила восьмерых детей после смерти первого мужа, продолжая при этом активно заниматься коммерцией. Обращенные к потомкам записи служили ей пространством для размышления и диалога с Богом о превратностях своей жизни; сегодня же эти записи прочитываются как утверждение права на женскую независимость.
Мари дель Энкарнасьон, монахиня и наставница канадских "дикарей"
Французская монахиня Мари дель Энкарнасьон (вернее, правильной транслитерацией было бы «де л’Инкарнасьон», но далее будет использоваться версия переводчика этого издания), в миру Мари Гюйар, основательница первой урсулинской обители на территории Северной Америки, в Канаде, практически с самого начала своей религиозной жизни проживала мистический и нравственный опыт с помощью сочинительства, обычно не характерного для девушек и женщин ремесленного сословия, из которого она происходила. Тем не менее, даже избранное Мари имя отсылало к Господу как к Воплощенному Слову; в постоянном общении с Богом она провела свою жизнь. Озабоченная духовным наставлением канадских «дикарей», Мари выучила несколько аборигенных языков и написала на них педагогические сочинения. Однако куда большее значение в случае исследования эго-документов Дэвис имеют ее достаточно откровенные и подробные мемуары француженки, изложенные в приватных письмах сыну, оставшемуся во Франции и также принявшему постриг. Несмотря на просьбы матери о сохранении конфиденциальности этой корреспонденции, он отредактировал, дополнил и издал письма как духовную биографию «Жизнь достопочтенной игуменьи Мари Воплощения» в 1677 году, после её смерти. «Маргинальное» положение монахини простого происхождения диктовало оптику крайнего доверия Господу, что из ее сочинения изъять было невозможно.
Мария Сибилла Мериан, "сектантка" и художница
Замыкает триаду Мария Сибилла Мериан, прожившая, как и остальные героини, насыщенную и даже выдающуюся жизнь. Голландская художница и энтомолог оставила после себя иллюстрированный труд «Метаморфозы», посвященный насекомым Суринама, куда она отправилась вместе с дочерьми после нескольких лет жизни в реформатской общине лабадистов.
«Создать достоверный образ Марии Сибиллы <...> сложнее, поскольку она не оставила ни своей биографии, ни исповедальных писем, ни автопортрета», — пишет Дэвис. Но, «в каких бы обстоятельствах ни развивался духовный мир Мериан, мы можем лучше всего судить о нем в сфере работы».
Альбомы с натурными этюдами были не только отражением естествоведческого энтузиазма, но и духовным и интеллектуальным упражнением, передающим пиетет перед сотворенным Господом миром и рассказывающим об актуальных на тот момент воззрениях автора. Любопытно, как спустя некоторое время после возвращения в Амстердам снискавшую известность и признание художницу, разведенную с мужем еще в свой лабадистский период, снова стали называть «юффрау» — «барышней», что также могло служить уважительным обращением к самостоятельно живущей зрелой даме, — а значит, ее репутация могла быть хотя бы частично восстановлена упорными научными изысканиями и публикациями. Сразу после смерти Марии Сибиллы ее дочь Доротея Мария отправилась в Санкт-Петербург вместе с мужем Георгом Гзёлем и писала флору и фауну для царской Кунсткамеры, где со времен петровского посольства хранились приобретенные в Амстердаме иллюстрации Мериан.
Femme forte, или сильные женщины XVII-XVIII века
В самом начале главы об урсулинке Мари Дэвис использует очень емкое определение:
«Подобно Гликль, Мари Воплощения была femme forte (“сильная женщина”), классический и библейский образ которой использовали во Франции XVII века и литературные феминистки, и монахини».
К femme forte можно причислить и Марию Сибиллу Мериан. Все три героини были религиозны и потому разделяли представления о женском благочестии и природном легкомыслии, но при этом их объединяла большая жизненная энергия в сочетании с достаточно долгой жизнью. Они обладали мастерством в своих «ремеслах» и хорошо справлялись с ведением коммерческой деятельности. Каждая так или иначе занималась ведением хозяйства своего семейства и была удалена от средоточий политической, административной и общественной власти как ввиду гендерных ограничений, так и в силу своего незнатного происхождения. Именно в этом Дэвис и видит их «маргинальность», порой оборачивающуюся удивительным для современного читателя пространством для самостоятельного маневра при всех возникающих вызовах.
***
Без сомнения передовое на момент написания, сегодня исследование уже не представляет собой одну из самых актуальных или провокационных работ — что, однако, нисколько не умаляет его значения как интересного методологического образца и захватывающего введения в проблематику, иногда достаточного, чтобы, например, восхищенный студент определился с областью исследования. Более того, «Дамы на обочине» являют собой успешно реализованный вариант компаративного подхода, подробно раскрывающий каждую героиню и в то же время деликатно проводящий между ними параллели. Это кладезь если не точных сведений, то научного вдохновения.
***
Если вам понравился этот материал, поддержите канал лайком, подпиской или комментарием - это поможет его развитию!
Ещё больше заметок, картинок и беспощадной искусствоведческой иронии - в моем телеграм-канале. Присоединяйтесь!
#рецензия #натали земон дэвис #новое литературное обозрение
