Чёрным-черно. Пустота. Совсем ничего. Ни чувств. Ни мыслей. Ни-Че-Го. Откуда-то издали доносятся звуки. Ближе. Еще ближе. Я как будто выныриваю. Лучи мягкого света сквозь приоткрывающиеся веки. Я открываю глаза. Люстра над головой. "Что это еще за люстра? Откуда она?" Я поворачиваю голову. Шкаф. Книги. И этот мягкий оранжевый свет. "Где я? Что это вообще за место?" И ощущение догоняющего тебя поезда.
Тук-тук, тук-тук...
Колёса стучат по стыкам рельс.
Тук-тук, тук-тук!
И вот он уже почти догнал меня.
Тук-тук, тук-тук!!!
И вот поезд со всего размаха врезается мне в голову.
Бабах!
И я всё вспоминаю. И я всё понимаю. "Это моя комната. Это моя люстра. Мои книги вокруг. Я просто задремал. И каким-то немыслимым образом проснулся раньше собственного сознания. На какую-то секунду. Видел мир таким, как он есть. Холодным. Пугающим. Безжизненным. Молчащим".
Я сажусь на кровать, и мне страшно. То место, то состояние, откуда я только что вернулся, там же ничего нет. Совсем. Там пустота. И если смерть выглядит так же, то на том свете никого нет.
* * *
Мне тринадцать. Я стою на коленях в храме. И молюсь за прабабку, которую никогда не видел, и за деда, которого едва помню. Посылаю им свой перевод. Немного денег в доступной им валюте.
«На что потратите, горемыки?»
Закрываю глаза. Открываю глаза. Мне тридцать пять. Я стою на коленях. И список моих переводов такой, что денег на всех не хватит.
«Куда вам столько? Почему вас там так много? Где эта ваша сберкасса? Эй, вы там вообще?»
* * *
Откуда-то с кухни доносится голос моей матери. Ей что-то отвечает мой отец. Оба голоса переплетаются змеиным клубком и выползают в коридор. Протискиваются под дверью в мою комнату. Залезают на кровать, на одеяло, всасываются моим ухом. "Этого не может быть. Отец давно умер". Я встаю и открываю дверь. Несколько шагов по коридору. Поворот налево. Сквозь окно кухни бьёт солнечный свет. Отец сидит на стуле. Молчит. Смотрит на меня.
- Ты как здесь?
- Да вот так.
- Как, вообще, дела?
- Нормально.
- Что ты делаешь сейчас, ну, там?
Он долго сверлит меня взглядом.
- Иду по шоссе.
* * *
- Знаешь, я всё меньше верю в загробную жизнь.
Ее голос звучит необычайно твёрдо. Убеждает. Каждое слово как булыжник. Увесистое. Хочется задержать его в руке. Покачать им, как следует. Почувствовать на ладони. Размахнуться и бросить как можно дальше.
- Как тебе удается при этом верить в бога?
Она смотрит на меня своими кристально чистыми глазами. Ясными. Красивыми. И пустыми. Выплаканными. Без эмоций. Долго молчит.
- Это непростой вопрос. И я еще не всё для себя окончательно сформулировала. Я просто живу. Я делаю что могу. На что хватает сил. И времени. Многое изменилось.
Я хочу промолчать. Поставить разговор на долгую паузу. Не выходит. Я медленно разжимаю губы и делаю маленький вдох.
- Получается, что Дарвин убил Христа.
И такая пустота вокруг. Нам обоим дико от этого. И мы ничего не можем с этим поделать.
* * *
- От боли не плачут никогда. Плачут от отчаяния.
Мы вдвоём с отцом на крыльце дачного домика душным июльским вечером. Мне десять.
- Ты хочешь мне сказать, что если в тебя, предположим, вонзится пуля, ты не заплачешь?
Отец смеется.
- Конечно. Гляди. - Он берёт нож из миски с яблоками. - Если, к примеру, я сейчас перережу себе вены вот на этой руке, я испытаю адскую боль. Но я не заплачу. Возможно, закричу. Буду шипеть. Но слёз не будет.
Я всматриваюсь в его жилы. Я представляю, как кровь хлынет из его руки на крыльцо. Как в считанные секунды зальёт ступеньки. Как дерево будет её пить. И мне становится страшно.
- А что бы ты делал, если бы такое произошло? Ты бы умер, да?
Отец смотрит на закат. Он очень спокоен.
- Конечно же, нет. Я бы просто остановил кровь. В данном случае – наложил бы жгут. - Его голос звучит проникновенно. Я помню, каким он бывает. Несдержанным. Слабым. Вспыльчивым. Но сейчас всё иначе. - У меня будет два часа, прежде чем начнётся отмирание тканей. Этого времени хватит, чтобы я вышел на шоссе, поймал попутку и добрался до городской больницы.
* * *
Мне тридцать два. Я встретился с бывшей женой моего отца. С момента его смерти прошло почти десять лет. Она до сих пор его не отпустила. Мы в этом похожи.
- Он дочку хотел. Говорил, сын есть, можно было бы и девочку родить.
- Я этого не знал. Очень жаль, что не случилось.
- Ну а как? - Она смотрит куда-то сквозь меня. - Когда я еще могла родить, денег совсем не было. И ты был еще ребенком. Он хотел тебе помогать. Мы же с ним вместе все эти подарки тебе выбирали. Я же всё это через себя пропускала. Кроссовки на день рождения. Часы на окончание школы.
Я прикидываю, сколько бы сейчас было лет этому ребёнку. Семнадцать. Совсем взрослая. Не зачатая. Не рождённая. Не случившаяся жизнь. Мы бы, наверняка, общались. У меня была бы взрослая сестра.
* * *
- Если бы вы могли встретиться с любым из когда-либо живших людей, кто бы это был?
Я на кухне. Глотаю чай и смотрю телевизор. Ночное интервью. Познер. Вопрос адресован гостю в студии. Я отвечаю за себя. И выдыхаю воздух из легких. Медленно. Громко. Долго.
«Мы с тобой не договорили. Мы не успели обсудить очень многое. Жизнь – она такая длинная. И тебя в ней больше не будет".