На следующий день Полина приехала к Алексею Милютину. Она была уверена, что спокойный и рассудительный мужчина, каким являлся Алексей, сможет подсказать ей правильную линию поведения в отношении Дарьи, и ответить, почему дочь не приняла ее избранника.
Женщина переживала, что чрезмерным вниманием к ребенку закрыла себе возможность обрести новое семейное счастье.
— Я, например, прекрасно понимаю Дашку. У нее стресс, — разливая по чашкам кофе, озвучивал свое мнение Алексей. — Не хочет она видеть в доме чужого мужика вместо отца, тем более молодого, годящегося ей в старшие братья.
— Ну какой же он чужой, Леша? Я так радовалась, что все так вышло, именно потому, что он нечужой. Даша его знает, и педагог он хороший. Голова соображает. Я устала и хочу поделиться частью семейных дел именно со Степаном. Думаю, он лучше всего мне подходит. Знаешь, я уже забыла, когда о тебе кто-то заботится... Но я же живой человек, Леша.
Алексей посмотрел на подругу и ответил:
— А может, дело в том, что он учитель? Стереотипы, знаешь ли, не так просто ломать.
— Думаешь?
— А что тут думать? Слушай, может, ты поешь полноценно? А то не ела, поди, весь день? У меня, вон, овощи тушеные, свежеприготовленные, — махнул головой в сторону плиты.
А ведь Алексей прав. Полина, еще когда вошла к нему в квартиру, сразу почувствовала приятный, мягкий аромат специй, которые так любил использовать в своих блюдах Милютин.
— На стереотип можно всю жизнь убить, а Степан твой, Павлович, скажу я тебе, не тот человек, на которого можно класть свою жизнь, — добавил Алексей.
— И ты брут?
— Полина, какой я брут? Кто тебе правду скажет, если не я?
Учитель английского языка, Степан Павлович Болдырев, никогда не нравился Алексею. Их с Полиной девочки учились вместе в одной школе. Учителя иностранного языка считались там отдельной «кастой», как стоматологи — всегда при деньгах. И чутье у них на деньги было отменным, свое не пропустят. А Полине нужны были искренние отношения — так считал Алексей.
— Ты не обижайся, Полина. Ты спросила, я отвечаю. Худого я тебе не пожелаю, сама знаешь. Хочу как лучше. Сколько ему лет?
— Двадцать восемь. К чему это ты? Я тоже хочу как лучше. Я всю жизнь только о дочери и думала. Захар как умер, так мне тоже хотелось рядом лечь. Не легла только из-за Дашуты. Сейчас она выросла, и что мне делать? К мужу отправиться?
— Да кто ж тебе про это говорит? Ну ты точно — немного того... Совсем оголодала? Ешь давай. — Алексей поставил тарелку с блюдом перед женщиной и подал ложку. — Просто на Степане твоем свет клином не сошелся. Вот что я имею в виду. Он молодой, и ты прекрасно понимаешь, что ему от тебя нужно.
— Что? Не понимаю. И никакой он не молодой. И мне не сто лет в обед. Ты что меня хоронишь? Подскажи лучше, что с Дашкой делать?
— Да кто тебя хоронит? Не знаю. Давай я с ней поговорю. Хочешь? У нас с ней хорошее взаимопонимание, — предложил Милютин.
— Ну так, а я о чем?! Конечно, поговори, — Полина обрадовалась, что Алексей взялся за это дело, несмотря на то, что отрицательно отнесся к ее выбору.
Женщина совершенно не могла понять, почему он так отреагировал. Для Полины это было как минимум странно: два самых близких ей человека видели ситуацию в каком-то ином, недоступном ей свете. Она задумалась, предполагая, что вполне что-то не доглядела в Степане. Но решения найти так пока и не смогла, и это обстоятельство не предавало уверенности.
***
На следующий день Алексей пригласил Шаповаловых к себе. Традиционно все спорные и важные вопросы, требующие тщательного анализа, решались на импровизированном семейном совете, и Милютин всегда выступал арбитром.
Полина была очень благодарна другу семьи за внедрение такой практики. Как правило, все конфликты удавалось погасить спокойно и безболезненно. Поэтому Дарья без лишнего спора тоже согласилась на встречу.
Но в этот раз девушка не могла сдерживать свои эмоции.
— ...Ты, вообще, как себе это представляешь? — обратилась она к матери. — Он мой школьный учитель, дневник мне проверял... и прочая ерунда была... а я должна дома перед ним из душа выходить, или что? Ну, это вообще треш какой-то! Ты хоть понимаешь?
— Даша, давай без паники, — спокойным голосом попросил Алексей. — Ты вспоминаешь отца, правильно? Ты думала, что сможешь принять ситуацию, но по факту — не можешь. Так получается?
— Не знаю. Вот что за манера у мужчин — все анализировать? Говорить всегда легко. И вообще, хватит копаться в моей душе, — возмутилась Дарья.
— Доча, мы с тобой взрослые женщины, и ты должна меня понять... Я не могу всю жизнь в одиночестве прозябать, — словно пожаловалась мать.
— Ты ведь не этого от матери требуешь? — поддержал Полину Алексей. — Ты же не это имела в виду?
— Нет. Я имела в виду не это, — согласилась Девушка. — Ладно, давайте так... Я вспылила? Каюсь. И постараюсь пересмотреть свою позицию. Довольны ответом?
— Все, Даша. Ты возьмешь себя в руки, и все будет хорошо, — ответил за двоих Алексей, — все перемелется, я тебе обещаю.
— Только вы не ждите, что я сразу буду мягкая и пушистая, — подстраховалась хитрая Дарья. — Вы же понимаете, что должно пройти время?
— Я не сомневалась в тебе доченька, — облегченно улыбнулась Полина.
— Хорошо. Можно, теперь я пойду? У меня дела есть.
— Ну, конечно, ты ведь взрослый человек. Иди, — разрешила мать.
— И не забывай про смирение ради близких, — добавил Алексей, когда Дарья направилась к выходу из комнаты, в которой они сидели.
— Смирение? Смирение — это вряд ли, — чуть слышно проговорила девушка, но никто из присутствующих не обратил на это внимания. — Было очень мило с вами пообщаться. До свидания, дядя Алексей.
— До свидания.
— Ты просто волшебник, Леша. Спасибо тебе большое, — поблагодарила Полина, когда за Дарьей захлопнулась входная дверь. — Она, конечно, пока хорохорится, но это уже так — время поправит.
— У тебя дочь хорошая — вот в чем дело. Понимающая. Но победу праздновать еще рано, — сказал на это Алексей.
— Но почему? Она же согласилась с нашими доводами.
— Знаешь, я с Нюшей пытался об этом заговорить... И только я Степана упомянул, как она закрылась сразу. А я свою дочь хорошо знаю, она точно что-то скрывает.
— Да ну, что она может скрывать, Леша? Не нагнетай. Почему вы, мужчины, все такие скептики и пессимисты? Даша просто психанула, а Нюша поддержала ее, потому что подруга.
Полина не услышала Алексея. А мужчина сказал то, что следовало бы проверить. Нельзя так легкомысленно относиться к личной жизни. Обман, лицемерие, жажда наживы и другие низменные качества окружающих тебя людей никто не отменял.
В эту минуту радость затмила разум Полины. Живя рассудком, женщина привыкла, как в бизнесе, оперировать лишь поверхностными фактами. Она была благодарна Алексею и Даше, что они, как ей казалось, приняли ее выбор. Уж слишком много лет они с дочерью были вдвоем, и любовь Полины принадлежала лишь ей. Поэтому, по мнению матери, Даша имела право испугаться. Но то, что девушка смогла взять себя в руки и как взрослый человек понять, что не все перемены — к плохому, давало матери надежду на личное счастье со Степаном.