Абхазия нарисовалась внезапно, как озеро Амткел за поворотом из леса.
Память - штука очень гибкая. Я уже и забыла про 2008 год, “пятидневную войну”, которую так широко освещали в СМИ, закончившуюся признанием Россией Абхазии и Южной Осетии как независимых государств.
Сейчас на границе сидят лениво-скучающие пограничники, которые листают твой паспорт, как журнал “Star Hit”, и даже не просвечивают вещи, с которыми ты вступаешь на территорию другого государства.
В Абхазии ты не можешь официально приобрести ни пяди земли - а то “понаедут богатые москвичи, и скупят нашу землю, а где мы будем жить?”. Действует программа помощи многодетным семьям, но - “только с чистой кровью”. То есть, если отец и мать в семействе - другой национальности, финансовую помощь вы не получите. Есть квота для поступления в российские вузы - для абхазских детей - но есть условие: надо сдать экзамен на абхазский язык, набрав высокие баллы. А преподается он в школах на очень невысоком уровне.
Хотели в 90-ых годах присоединиться к России. Ан не вышло. А теперь - поздно… - то ли грустно, то ли безразлично вздыхает один из наших проводников. - Теперь только попробуй об этом заикнуться. Нет, затопчут на месте. Независимость же. За что боролись?
Ловлю себя на жадной мысли: “Вот бы Россия присоединила еще кусочек земли к своей территории” - и удивляюсь направлению своих мыслей. Откуда они? Врожденная человеческая жадность, желание обладать всем, до чего могут дотянуться руки? Как визирь, расстелив перед собой карту мира, очерчивает заточенным карандашом области, которые хочет присоединить к своим владениям
Вот оно, твое международное право, в действии.
“Понимаешь, когда живешь тут, в Абхазии - очень трудно представить, что есть где-то еще другая жизнь. Выбраться из этого болота” - печально говорит Ислам, наш юный проводник, наполовину - русский, наполовину - кабардино-балкарец.
А чем ты хочешь заниматься, Ислам?
Хочу разбогатеть. Деньги - это хорошо. Только я не знаю, что делать. Чем заниматься, по жизни.
Ислам живет в престижном районе Сухума, так называемой “сухумской рублевке”, учит английский, общаясь с семьей калифорнийцев, перебравшихся из Америки в Абхазию, участвует в общественной жизни района и ищет себя, пока находясь в академическом отпуске.
Самое удивительное, что сами жители Абхазии, живущие в горах, сами эти горы видели очень редко - было просто опасно туда ходить. Можно было с легкостью подорваться на мине, или попасть в плен к боевикам. Сейчас потихоньку туризм возвращается в Абхазию, местные энтузиасты приобщают детей из малообеспеченных семей к походам, пытаясь показать им красоту собственного родного региона.
Наш поход с самого начала пошел немного не по плану. Наш первый проводник сломал ногу на Красной Поляне, четыре человека отвалилось, на нашем маршруте выпал снег, и его пришлось менять - никому не хотелось провести ближайшие четыре дня по пояс в снегу, в кошках, в условиях ограниченной видимости, я прям почувствовала, как при словах “Вы же не хотите ставить палатки в снегу и все время мерзнуть?” у меня невольно дернулось лицо - “Карелия-2”, ёпты.
В итоге мы ночевали в приличном абхазском кемпинге, на берегу прекрасного абхазского озера Амткел, и рядом с заброшенной турбазой (Один из самых запоминающихся дней похода - когда выходишь с дороги, и видишь на пригорке почти новый дом, а внутри - пустота, никого, только шкуры медведей на стенах, продавленные кровати, остатки еды - ощущение, что люди ушли отсюда только вчера.)
Видели такое сооружение, как Дольмен - захоронение, равное по времени Стоунхенджу. Пол-дня искали “Водопад чистой совести”, потеряли тропу, проламывались сквозь лес с помощью мачете, сами строили каменные мосты, чтоб перейти бурные реки, ползали почти по отвесным скалам, как леопарды, видели кавказские пионы, занесенные в Красную Книгу, безумно красивое ночное небо, усыпанное миллионами звезд, жарили в огне картошку и хлеб, рассказывали истории, ели вкуснейшие цукаты и абхазский сыр.
Иногда ловлю себя на мысли, что, наверное, я могла бы провести всю жизнь, скитаясь по свету. Может быть, это и есть мой “икигай”, единственная форма существования, которая мне подходит. Пересечь тысячи границ, пролететь сотни миль, истоптать башмаками все дорогие мира, понять, что люди, живущие в других городах и странах - не так уж от меня и отличаются, и их терзают те же проблемы, сомнения и вопросы, что меня. Что они также переживают, плачут, любят или молят о любви; разочаровываются, смеются, надеются, живут, умирают, рожают новых людей и пытаются что-то изменить в своих жизнях.
А еще впервые за долгое время в моем сознании промелькнуло странное ощущение, когда я возвращалась обратно - из Абхазии в Россию - пересекая границу: “Родина. Домой. Я возвращаюсь домой. Я возвращаюсь в СВОЮ СТРАНУ. Вон она, там, за забором. Люблю ли я её? Что она значит для меня? По-настоящему? Почему я не могу ответить на этот вопрос? Или, наоборот, могу - только сейчас могу - его задать? И каково это - потерять свою страну, любить её, воевать за неё, воевать за её свободу? Смогла бы я?”
Мне нравится это ощущение - когда возвращаешься из долгого путешествия, “из леса”, “с гор” - и поначалу не всегда узнаешь себя в зеркале. Как будто тебе дают шанс посмотреть на себя со стороны, вылезти наружу - и взглянуть, в упор, в свое лицо. В глаза, в которых что-то - но изменилось. А если будет тысячи, миллионы путешествий? Кем ты станешь?
#абхазия #путешествия #походы
