В самом начале занятий на 3 курсе нам было объявлено, что по окончании 2-го семестра в течение месяца у нас будет практика английского языка. Для этих целей, два раза в неделю после занятий мы должны будем посещать курсы «Интуриста» для приобретения квалификации гида-переводчика.
После сдачи экзаменов, нам выдали удостоверения, предъявив которые, мы могли беспрепятственно посещать все объекты туристической инфраструктуры Москвы и Подмосковья.
В основном мы работали с индивидуальными интуристами, иногда с семейными парами и, в редких случаях, когда прибывали крупные чартерные рейсы, под руководством старших гидов, с группами. В моей практике была только одна такая группа.
Скажу сразу: практика, с точки зрения приобретения навыков устной разговорной английской речи, удалась как нельзя лучше. В этом смысле очень показателен следующий эпизод.
Этот американец жил в гостинице «Ленинградская». Как-то раз он попросил меня несколько отойти от предлагавшейся ему на этот день программы осмотра достопримечательностей Москвы, а просто прогуляться по улицам города.
По «Орликову» переулку мы направились к «Садовому кольцу» и, когда дошли до единственного пешеходного перехода через проезжую часть, он неожиданно, без всякого предупреждения, двинулся по нему на противоположную сторону. Я, было, пошел за ним, как вдруг заметил, что со стороны «Площади трех вокзалов» в переулок вкатилась лавина машин и на огромной скорости понеслась в нашу сторону. А он, как ни в чем не бывало, продолжает пересекать дорогу. Я кричу ему “Take care”, уверенный, что предупреждаю его об опасности. Он вальяжно оборачивается ко мне и спрашивает “What should I take care of?” и застывает на полуслове и полуобороте, когда мимо него начинают проноситься машины.
К счастью все обошлось без происшествий. Когда я подошел к нему, он сказал:
- Я понимаю. Вы хотели предупредить меня об опасности. Вам надо было крикнуть “Look out!”или “Watch out!” (Берегись!) и тогда я бы отреагировал, как того требует ситуация.
Я же ему крикнул, да еще с ошибками, не употребив предлог “of” и опустив имя существительное, «Позаботьтесь…», а он меня, естественно, спросил «О чем мне следует позаботиться?»
Если с практикой языка все было в порядке, то, с точки зрения человеческих взаимоотношений между гидом-переводчиком, работником, и туристом, работодателем, помноженных на идеологические различия, все было гораздо сложней и интересней. Приведу несколько случаев.
За редким исключением туристы стараются отблагодарить гида, суя ему в руки чаевые. Лично мне тогда казалось унизительным и не к лицу советского человека принимать такого рода подачки. Для них же это было в порядке вещей.
В принципе всегда нетрудно было отказаться от такого рода благодарности. И это я делал регулярно. Единственно от чего не отказывался – это когда дарили книги. Книги, даже в мягких переплетах, на английском языке стоили очень дорого. И не всякого автора можно было купить. Тем более литературу, которая считалась антисоветской, типа «1984» или «Фермы зверей» Оруэлла. А американские туристы, представлявшие собой основной контингент наших клиентов, так и стремились подсунуть гиду именно такого рода литературу. Ну, кто бы отказался? Я и не отказывался. Они же, даря книги, часто спрашивали, что с нами будет, если их у нас обнаружат. Лично я гордо отвечал, что страна у нас демократическая и ничего плохого нам не будет. Но никогда ни с кем об этих подарках не делился.
Но вернемся к чаевым. Мы работали на чартерной группе. У меня была семья из семи человек: дедушка с бабушкой, их сын с женой и тремя детьми: двумя юношами-студентами и шестилетней девочкой. К этой семье я еще вернусь по другому поводу, а пока о чаевых.
Группу разместили в гостинице «Украина». По плану после перелета из Ленинграда им полагался небольшой отдых, потом обед, а после него обзорная экскурсия по Москве.
Это был дорогой тур. И поэтому группа была разделена на небольшие подгруппы, и за каждой такой подгруппой на все время пребывания в Москве, три дня, были закреплены гид и автомобиль «ЗИМ».
До начала экскурсии они спросили, а можно ли делать незапланированные остановки там, где им понравится, чтобы фотографироваться на фоне интересных зданий и видов. Мы переглянулись с шофером, и он сказал, почему бы нет, главное не нарушать дорожные правила. И мы поехали. И все прошло гладко, им было явно интересно.
На другой день с утра у них было запланировано посещение мавзолея, от которого они категорически отказались. Было решено заменить его пешей экскурсией по Кремлю с выходом на Красную площадь. Старики, бабушка и дедушка, вообще никуда не поехали и остались в гостинице.
К концу экскурсии девочка устала и стала капризничать. Ее отец сказал:
- Мой приятель, который побывал в Москве, сказал мне, что неподалеку от Красной площади есть ресторан «Балчуг» и что там очень хорошая кухня. Нам не очень хочется обедать со всеми в гостинице. Может, вы отвезете нас в «Балчуг»?
Мы не возражали и спустя 10 – 15 минут мы уже стояли рядом с гостиницей «Балчуг» и одноименным рестораном.
На входной двери в ресторан, рядом с которой величаво, как монумент, возвышался швейцар, висело объявление «Мест нет», о чем я и проинформировал американцев.
- А вы скажите этому человеку, что мы из Америки. Он нас впустит,- сказали они.
Я вылез из машины и передал их слова швейцару.
Тот сверху вниз презрительно окинул меня взглядом, ткнул пальцем в табличку и ехидно спросил:
- Читать умеешь?
Я сказал американцам, что в ресторане мест нет. Отец семейства ухмыльнулся и сказал:
- Я вам сейчас продемонстрирую, что это не совсем так.
Подойдя к швейцару, он, не говоря ни слова, вложил ему в карман огромную сигару и через плечо бросил мне:
- Переведите ему, что мне нужен стол на четверых.
Пока я переводил, американец улыбался швейцару, а тот, подобострастно улыбаясь, широко распахнул перед ним двери ресторана.
- Мы пробудем здесь где-то около полутора часов, а потом поедем в гостиницу, - сухо сказал мне американец.
Когда я сел в машину, шофер, пожилой мужчина с двумя рядами орденских планок на груди, глядя на швейцара, выругался, и мы поехали обедать в столовую «Интуриста».
Я чуть позже объясню перемену отношения ко мне со стороны американца, а пока закончу рассказ о чаевых.
В день отъезда, так как нам не надо было сопровождать своих подопечных до аэропорта, я стоял около машины и ждал, когда они выйдут из гостиницы, чтобы попрощаться. Первыми к машине подошел отец со своим семейством. С братьями я попрощался за руку, после чего ко мне подошел отец семейства и сказал:
- Мне бы хотелось вас отблагодарить.
С этими словами он всунул мне в карман рубашки купюру, какого достоинства, не знаю, потому что меня, как кипятком окатило от его оскорбительного, как мне тогда показалось, отношения ко мне - хозяина к слуге - и я, не глядя, вытащил ее и вложил в верхний карман его пиджака, и сказал:
- Если вы хотите меня отблагодарить, просто скажите спасибо.
В это время появились дедушка с бабушкой. Я попрощался с ними и пошел вверх по ступенькам. Спустя буквально несколько секунд услышал за собой чьи-то быстрые шаги. Я обернулся и увидел, что ко мне, пыхтя, бежит дедушка. Я естественно остановился. Он подскочил ко мне, всунул мне в карман купюру и быстро засеменил к машине. Я догнал его, вернул ему купюру и едва тронулся с места, как он бросился за мной вдогонку. На потеху всем собравшимся мы еще раз обменялись купюрой. Я выиграл, повторив ему то, что ранее сказал его сыну.
Я понимаю, никто и не думал оскорблять меня. Для них это норма поведения. Для меня же тогда, особенно после сцены со швейцаром, это казалось унизительным.
Теперь о перемене отношения. Для чего вернемся к пешей прогулке по Кремлю и Красной площади.
Больше всего экскурсия по Кремлю понравилась девочке. Особенно царь-колокол и царь-пушка, возле которых они фотографировались. Но по ходу прогулки братья-студенты и их папаша все время стремились перевести разговор в политическое русло: о социалистическом строе, о правительстве, о Сталине и Хрущеве. Причем подавалось это в плане превосходства капитализма над социализмом.
Я отбивался, как мог. Говорил о Гагарине, о войне, которую, по их понятиям, выиграли они, а я пытался доказать им обратное. Напомнил им о сталинградской битве, о взятии Берлина и т.д. Но они все это пропускали мимо ушей и стояли на своем. К этому моменту мы вышли на Красную площадь. И разговор, с их подачи, уж не знаю каким образом, вдруг пошел о «врагах народа». И что меня больше всего разозлило – это их вопрос о Хрущеве. Процитирую:
- Интересно, а вдруг Хрущева тоже объявят «врагом народа», что тогда?
Я не успел ответить, так как вдруг разразилась гроза. В этот момент мы находись около входа в Исторический музей, и вбежали внутрь, спасаясь от нее. Не знаю, как сейчас, а тогда на внутренней стене фойе, прямо над входом, помещалось панно с многократно увеличенным фотографическим снимком текста воззвания Парижской Коммуны. Как известно, основные тезисы этого воззвания вошли в Манифест коммунистической партии Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
Один из братьев, хвастаясь знанием французского языка, стал переводить этот текст на английский язык, как вдруг его отец в довольно грубой форме оборвал его:
- Shut up!
И тут уж сработало мое врожденное ехидство:
- А как там у нас со свободой слова?
В наступившей гробовой тишине закапризничала девочка.
В заключение мне бы хотелось рассказать еще о двух совершенно разных, но завершившихся абсолютно одинаковым образом, эпизодах моей работы в качестве гида-переводчика. Хотя общее у них тоже имеется: в обоих случаях речь пойдет об автотуристах.
Первой была американка, которая вместе со своей матерью в специально оборудованном для путешествий фургоне проехала по Европе от Мадрида до Москвы.
Она была беременна и фактически на сносях. И, что самое интересное, на водительском сидении, впритык к рулю из-за огромного живота, сидела именно она, а не ее мать. Я поинтересовался, как ее муж мог отпустить ее в таком состоянии. Она ответила, что муж довез их до Бреста, но въехать в СССР наотрез отказался из-за политических убеждений, так как был ярым фалангистом (читай: фашистом).
Отец ее держал в Мадриде мастерскую по ремонту автомобилей и своими руками оборудовал фургон, приспособив его к длительным путешествиям. В фургоне были две раскладные кровати, раскладной столик, небольшой холодильник и миниатюрный кондиционер.
На третий день пребывания в Москве она вдруг сказала, что вряд ли сможет самостоятельно добраться на фургоне до Мадрида, что они планируют добраться туда самолетом, что фургон она оставит мне в качестве подарка, но не знает, как это официально оформить.
Я тоже не знал этого, и сказал, что попытаюсь выяснить процедуру дарения у себя на работе и на следующий день дать им ответ. Поэтому утро они проведут в гостинице, а потом я заеду за ними.
На следующий день с утра я пошел к Мухиной, моей непосредственной начальнице, и все ей рассказал. Она внимательно выслушала меня. Сказала, что такой случай у нее впервые и, что ей необходимо посоветоваться с начальством. Она попросила обязательно дождаться ее и вышла из кабинета.
Через три часа она вернулась и, как ни в чем не бывало, приказала мне немедленно отправляться в гостиницу «Ленинградская» для работы с престарелой семейной парой из штатов.
Вторым был американец, преподаватель английского языка в университете Сан-Франциско, штат Калифорния, который совершал сухопутную кругосветку на автомобиле. У него была сквозная виза от Бреста до Владивостока, откуда он должен был отправиться дальше в Японию.
Он был отличным преподавателем и с удовольствием правил мои языковые ляпы, коих, не скрываю, было тогда великое множество. Но и хлопот он мне доставлял, увы, не меньше, если не больше, чем все его языковые экзерсисы, взятые вместе. Он был отличным полемистом, отъявленным антисоветчиком, и нередко ставил меня в тупик своими доводами.
Однажды он поинтересовался, есть ли в Москве такое место, ресторан или кафе, где имелась бы приличная кухня, но который редко посещается иностранными туристами просто потому, что им об этом заведении ничего не известно. Ему хотелось понаблюдать, как он выразился, за русскими в их естественной среде.
В это время после чехословацкой выставки в парке им Горького открылся ресторан чешской кухни «Плзень», где было настоящее чешское пиво, а коронным блюдом считались чешские шпикачки.
Туда мы и поехали.
Пока делали заказ, пока ждали его, он, как обычно, завел разговор о недостатках советской системы и в этот раз стал буквально громить все наши социальные институты, причем с такой жесткостью, что мне было не по себе. И дело явно шло к реальной ссоре.
Я решил взять паузу и отравился в туалет. Оттуда я незаметно выскользнул, нашел официанта, который нас обслуживал, показал ему свое интуристовское удостоверение и сказал, что если вдруг возникнет потребность мне самому оплачивать счет, я это сделаю позже. Он списал мои данные, и я вернулся к столу. И спор вспыхнул с новой силой.
Когда со счетом подошел официант, я сказал, что плачу я, и сунул руку в карман, где у меня был только пятак на метро. Мгновенно ладонь американца прижала мою в кармане, и он сказал:
- Какими бы ни были наши разногласия, это вовсе не значит, что я отказываюсь от своих обязанностей работодателя и посягаю на ваше благосостояние. Другими словами, платить буду я. Точка.
Официант невозмутимо принял от него плату и щедрые чаевые.
Когда шли к машине, он вдруг сказал:
- Вы - патриот своей страны и это вызывает уважение. Но вы совершенно не знаете своей страны. Я предлагаю следующее: как переводчик вы меня вполне устраиваете, и в этом качестве я нанимаю вас до Владивостока с обязательством оплачивать все ваши расходы на питание и проживание, плюс оплата обратного ж\д или авиабилета в Москву. И вы реально увидите, как живут у вас люди. И посмотрим, кто из нас прав. Согласны?
Я согласился, но сказал, что обязан поставить об этом в известность свое начальство.
Что было дальше, догадаться не трудно.