Друзья, искренне и честно предупреждаю: это текст НЕ ПРО ТО, что нужно сажать чиновников. Он про литературу, и хуже того – про поэзию, и ещё хуже – про поэзию определённого сорта.
Поэтому его не обязательно читать всем. И крайне не обязательно – писать заслуженный коментарий "что за бред я сейчас прочёл". Не надо. Правда глаза колет, а они у меня не каменные.
...Помню, как-то раз я тут уже писал о поэзии, половина подписчиков разбежалась. А сегодня день такой прекрасный – холодно, дождик – думаю, может, и вторую половину порадовать?
Вчера встретился в магазине с Микой. Мика ещё вчера был мальчиком, который участвовал в нашей передаче "Радио Лучик". И вот он меня спрашивает (с безгрешным бесстыдством молодости): "Л.В., вы пишете стихи?"
Я замялся: "Проще сказать нет". А он: "Очень нужны люди, пишущие стихи. Я пытаюсь организовать поэтическое кафе, приходите в среду в 18 часов – кафе "Экслибрис" на Тургеневской. Пожалуйста! Очень нужно. Но, если придёте, придётся читать".
Я смекаю: девяносто девять процентов – что не приду, один – что "приду, молча съем тарелку гречневой каши и уйду" (это из воспоминаний о Гоголе, кумире моём). Но разговор приятно и тревожно засел в подкорке...
И вот сегодня, занимаясь "Лучиком" (июньский номер, день рождения Пушкина; решил разобрать стихотворение "Памятник" в рубрике "Любимые стихотворения Крит Критыча") неожиданно узнаю, что, кроме Горация, Державина, Батюшкова, Брюсова (Фета! Фета!) и Олега Борисовича Козлова, стихотворение "Памятник" было у Бродского. Там так:
Я памятник воздвиг себе иной!
К постыдному столетию – спиной.
К любви своей потерянной – лицом.
И грудь – велосипедным колесом.
А ягодицы – к морю полуправд...
Честно говоря, так себе. Там ещё в конце рифма "дворе – детворе", но тут прямо и не знаю, хорошо это (привет Пастернаку, добавляем его "тысячелетье" к своему полтинничку) или плохо. Я Бродского сперва любил, потом свирепо не любил, теперь опять люблю, но стихи так себе.
Хоть он и настоящий поэт. Хороших и плохих поэтов не бывает: кто угодно может написать гениальное стихотворение, и кто угодно – чудовищное, однако бывают поэты настоящие и ненастоящие. Ненастоящие поэты стихи придумывают. Настоящие – записывают.
Из настоящих они выходят, как из птички сами знаете что. А у ненастоящих "достигаются упражением". (Что не обязательно плохо.)
Жалко Бродского стало. Ну куда полез? По-моему, вообще все "памятники", кроме пушкинского и после пушкинского, не делают их авторам много чести.
Да и вообще, поэты жалкие люди! Казалось бы – ну написал и сиди молчи. Радуйся тихо. Нет – тянут нищего за суму: ребза, послушайте, нет, ну вы послушайте... Чисто комары.
Я другое дело. Я мыслитель. Каково основное свойство поэтово? Писать стихотворение "Памятник". А каков мотив написания стихотворения "Памятник"? Ну не соревновательность же?
Тогда тщеславие? "Сам себя не похвалишь – никто не похвалит"? Это, извините, ещё смешнее. Они (поэты), конечно, жалкие, ничтожные личности, но не как мы – иначе.
Мотив поэзии был, есть и будет состоять в том, что из глубины души подпирает давление, которое нужно, не доводя до сознания, стравить, сбросить. Завернуть в слова и пустить на ветер. Чтобы не скреблось, не мучало и не вылезало нервами и болезнями.
А что это за давление подпирает в случае памятникописания? По-моему, очевидно. Памятники-то обычно кому ставят? Ну полководцам, ну выдающимся деятелям искусств... А ещё?
Кто догадался, награждается возможностью моё стихотворение "Памятник" не читать (только тогда сперва предъявите комментарий с ответом).
Итак, Гомер и Мильтон как два источника и две составные части Паниковского.
* * *
Слово моё, молчи, окаянное,
Памятник – дырка в народной толпе.
Сложными чувствами обуянные,
Каждый думает: ну, во-пе-
рвых, чудо встречается повсеместно.
Осенью, летом, а также в других местах.
Каждого ждёт его одноместный
Памятник. "Я и моя печать на устах".
Выйдет, в глухих лугах остановится
С улыбкой познания на счастливой рожице...
"Здравствуйте, товарищи! Зря изволили беспокоиться,
Видите, вот и я! Вот и я тоже".
Гей, калмыки! Сюда, где молотки и пилы,
Где пахнет стружкой новой,
Стриженные дети поют,
Пионер с барабаном строго идёт, полон силы...
Это возводят памятник
мой сосновый
приют.
Можно не хвалить, сам знаю, что гениально. (И не надо никогда говорить матери ребёнка-инвалида "ой, как он у вас замечательно бегает".)
Великое предназначение поэта – не в том, чтобы внимать хвале и клевете (и не надо меня оспаривать). Его великое предназначение в том, чтобы – исторгнуть. "А вы живите с этим теперь".
* * *
Кстати, друзья, важный вопрос! Мне кажется – или это правда, что мы в советской школе учили пушкинский "Памятник" без последнего четверостишия? Почему-то мне помнится, что мы заканчивали его так:
...что в свой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим при-зы-вал" (восклицательный знак, выдох облегчения).
Но надо же не так? Надо же по-другому:
...Веленью Бoжию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приeмли равнодушно
И не оспоривай глупца?
Если это не "ложная память", и у нас действительно эту строфу купировали, тогда ведь забавно получается, не так ли? Купировали, скорее всего, из-за слова "Божию", но так и тянет пофантазировать, что из-за "глупца"...
"На кого это вы, товарищ Пушкин, намекаете? Кого имеете в виду?" И ведь имеет же кого-то, точно имеет... Во все времена справедливо.
P.S. Да, Крамаров говорил про Лермонтова.
P.P.S. Да!
Ещё о поэзии:
Рождение поэзии из духа мычания
Что такое «сложная поэзия» и как её прикажете понимать?