К тому времени я была медсестра с опытом работы в хирургии и травме. Меня взяли в пульмонологию, по-простому, в легочное, где все было не так, как в военной хирургии.
В легочном отделении было больше бардака, больше внутренних разборок и, как ни странно, больше смерти. От воспаления легких можно умереть как нефик делать, если вовремя не начать лечение. Коварная болезнь может долгое время прикидываться вялой простудой с температурой тридцать семь и два. Ее также вяло лечат народными средствами, горячим чаем и микстурой от кашля, а пневмония медленно, но верно разрушает легкие.
Лекарств не было, коек в отделении не хватало, медсестру за то, чтобы присмотрела за родственником ночью, благодарили шоколадками. За особо тяжелых родственников приносили бутылки. У меня довольно быстро собралась дома разномастная коллекция из бутылок «Столичной», «Советского шампанского» и каких-то запредельно сладких ликеров, от одного запаха которых заашкаливает сахар в крови.
Работа постовой медсестры – это на 98% рутина, каждая смена идет по накатанному маршруту, как поезд по рельсам, и создается ощущение, что так будет всегда. Будешь ехать из года в год, за окном вместо пейзажей будут мелькать лица людей, истории болезней, и назначения врача.
Я проехала в этом поезде «Пульмонология» год, а потом ко мне в вагон подсела Люся.
Бывает, что встречается на пути стрелочник, который резко переводит стрелки, твоя жизнь уходит с накатанного маршрута и становится непонятно, куда ты вообще едешь.
Люся стала моим личным стрелочником. Нас ставили в одну смену и это было примерно, как впрячь в одну телегу коня и трепетную лань.
Перед Новым годом меня уволили из больницы. Было ощущение, что мой поезд на полной скорости свернул на мертвую железнодорожную ветку, уперся в шлагбаум, а за шлагбаумом разобрали рельсы. Было непонятно, как развернуться и можно ли вообще выехать из этой безнадеги.
За год до того, как я уволилась из пульмонологии, в Анапе открыли филиал Московского иняза. Чтобы не сойти с ума и придать своей жизни какой-то смысл, я после увольнения начала фанатично учить английский и в мае на дрожащих ногах пошла на собеседование к завкафедрой. Я зазубрила кучу текстов и диалогов на разные темы, память у меня была отличная и я вытаскивала нужные фразы из мозга как Санта Клаус – рождественские подарки из красного мешка.
Бедная Маргарита Султановна, завкафедрой иняза, мужественно слушала мою ахинею. Я живенько рассказывала про свою семью, кота, свободное время, а потом вытащила своего основного козыря – фразу «Я хирургическая медсестра по первой профессии». Через секунду я адски пожалела, что эту фразу нельзя затолкать обратно в рот и сделать вид, что ничего не было.
Маргарита Султановна быстро спросила – А расскажите про свою первую работу. Как оно там? Часто люди умирают?
Я поняла, что это все. Я попала. Судорожно покопавшись в памяти, я выхватила несколько первых попавшихся слов и бодро сказала – «О, да! еще как часто! Люди часто ведут себя как идиоты. Прыгают из окон. Суют вилки в розетки. Или выпивают яд.»
Сейчас-то я знаю, что на устном экзамене ценится такая спонтанность и умение отвечать без подготовки. Тогда я была уверена, что это все. Конец конца. Маргарита Султановна вытолкает меня с позором за дверь, а там за дверью меня уже ждут преподаватели моего медучилища и заведующий хирургией, которые строго спросят «Наталья! И где это у тебя падали из окон пациенты, предварительно выпив яду и зажав в руках вилку с розеткой?!»
Что было после этого собеседования – я не помню. Но помню, как пришла на занятия в первую неделю и сказала сама себе, офигевая от собственной смелости, «Я хочу красный диплом». Довольно быстро выяснилось, что английский и преподавание – это мое, мне в кайф учить бесконечные слова, ковыряться в справочниках по ночам и я умею просто и понятно объяснять сложные правила живым людям. И этим людям даже не надо давать наркоз и пристегивать ремнями к стульям.
И началась совсем другая история, которая длится до сих пор.