Белка любила тепло. Белка любила орехи, сухофрукты и различные овощи, что в достатке ей подкидывала жизнь. Больше белке ничего и не надо было. Как–то она сидела на ветке, чистила шёрстку и ни о чем не думала, ведь мысли ей были совсем не к чему. Лучше лишний раз перекусить. Лёгкий ветерок гулял между деревьев, колыша зимний подшёрсток рыжухи, вдруг принеся с собой невероятно аппетитный запах. Манящий. И такой же рыжий, как и сама белка. Пахло морковкой. Нужно было спешить, пока другие белки не сбежались на этот зовущий аромат.
На маленьком пенечке лежал мелконарезанный овощ. Он звал белку к себе, а она и не думала сопротивляться. Ведь если есть еда, то нет причин ее не съесть.
– Михалыч, смотри, прибежала! – хриплым, прокуренным голосом воскликнул Серый.
– А я, что тебе говорил. Эта живность так расплодилась тут, что хоть голыми руками лови.
– А оно тебе надо?
– Чем плохо? У всех кошки, да собаки, а у нас с тобой по белке будет, – мужчина мечтательно улыбнулся, причмокнув потрескавшимися губами, с едва заметным кровоподтёком от драки недельной давности.
– Не, меня Томка на порог не пустит, если я белку принесу...
– Каблук ты, Серый. С бабами надо жёстче. Славил, принес и перед фактом поставил. Я вот собой управлять никому не даю и не дам. Пусть губы не раскатывают.
– Вот потому и живёшь один.
– Скоро не буду, – он кивнул на пушистую рыжуху, набивающую свои маленькие щёчки кусочками еды. – Славлю ее, вот увидишь.
Серый спорить не стал: если Михалыч чего удумал, то даже если земля разверзнется, ничего его не остановит.
Так Борис Михайлович (для друзей Бурый или просто Михалыч) ходил на лесную опушку каждый день, подкармливая свою белочку. Сначала прятался за кустами, потом стал подходить, все ближе и ближе, пока красавица не стала есть с его рук. Тогда–то Бурый и смастерил железную ловушку, в которую белочка залезла без страха, не подозревая, что ее ждёт. Дверцы захлопнулись.
– Попалась, дуреха.
Так и стала рыжая у Михалыча жить. Тесно ей было в клетке. Грустно без длинных веток и теплого уютного дупла. Да и шумно очень. К Борису постоянно кто–то приходил и они что–то громко обсуждали, срываясь то на крики, то доходя до рукопашной, но в основном все проходило цивильно, без крови. А после Михалыч очень любил со своей белочкой разговаривать. Только вот она его не слушала, ведь слушать – значит думать. А думать рыжая ну никак не хотела. Она только и делала, что ела и ела. В этом недостатка не было. На голод грех было жаловаться.
Но Борис не унывал. Он был доволен таким соседством и очень собой гордился – не каждый способен такого лесного зверька словить. Это нужно терпение иметь и толику удачливости.
Через месяц белка значительно поправилась, все больше возмущаясь тесноте своей темницы и все больше тоскуя по свободе. Но тем не менее, от еды не отказывалась. Она ела и ела. От скуки стала прислушиваться к разглагольствованиям Михалыча, еще пока ничего не понимая, но уже мимо ушей не пропускала. В маленькой головке стали зарождаться мысли – бессвязные, запутанные, не оформившиеся. Они бегали по нейронам белочки, заряжая атрофированные импульсы, генерируя что–то новое, открывая и расширяя границы ее разума.
Борис Михайлович ликовал. Такого прогресса он не ожидал, ведь белка и правда слушала, ворочая своими маленькими ушками с кисточками и следя глазками–бусинками за каждым словом мужчины. Ох, как он нахваливал своего питомца перед остальными, как красноречиво всем доказывал о своих педагогических умениях. Но вот друзья только смеялись с него, не веря ни одному слову.
– Не верите? – разозлился мужчина. – Ну сейчас вы сами все увидите. Я дверцы ей открою, а она будет делать, все что я ей скажу!
– Да перестань, Бурый, – хохотали собравшиеся.
– Не нужен нам этот цирк, – выкрикнул кто–то из друзей.
– Ну уж нет!
Щелкнул маленький замочек, и решетка откинулась, открывая белочке путь на свободу.
– Иди сюда, Рыжая, – подставил Михалыч руку зверьку. – Давай покажем всем, что я не пустослов.
Белка послушно поставила свои когтистые лапки на ладонь мужчины, обнюхивая его пальцы. Пахло неприятно. А где еда?
– Вот, держи, – он протянул ей пару очищенных семечек.
Белка отказаться не стала, набивая свой плотный животик, параллельно оглядывая всех и прислушиваясь. Сначала в комнате воцарилась тишина. Секундная заминка. Та, что знаменует резкую смену событий, которые невозможно предугадать или хоть как-то контролировать.
Все произошло очень стремительно: собравшиеся подскочили и стали тянуть свои руки к белке, желая доказать Михалычу, что любой способен справиться с маленьким зверьком. Что он не один такой умелец. Но рыжухе такая суматоха по душе не пришлась, и, заметив открытую форточку, она быстро смекнула, как можно сбежать из этой толчеи. Мыслей в ее голове уже было предостаточно, и идей тоже.
Быстро перескакивая с плеча на плечо, лавируя между тел, белочка легко добралась до подоконника, ухватилась своими острыми коготками за оконную раму и выскочила наружу. Где-то раздался шум серены. К дому подъехала белая машина с большим красным крестом. Но белочке до этого не было дела, она прыгала по веткам, заглядывая в окна и выискивая себе другого собеседника, способного поделиться с ней своим разумом.
Борис Михайлович лежал на полу. Глаза его были устремлены в потолок. Он смотрел на него, но не о чем ни думал. Ведь зачем ему мысли, если рядом нет любимой белочки.