— Ты выпей это лекарство, оно не горькое, — подходила ночью санитарка и садилась на край кровати. — Выпьешь, захочешь поговорить, душу облегчишь.
И улыбалась ласково и фальшиво, а пахло от нее не только медикаментами, но женщиной. В свете фиолетовой лампы она видела, что я не могу уснуть. Что меня крутит. И холодный пот забивается под короткую челку. И что мучения мои происходят от того, что я не могу открыть никому из них тайну - я изобрел эликсир молодости и счастья.
— Не хочу ничего, — говорил я через силу и улыбался в ответ. Потому что знал, что если выпью ее лекарство, у меня развяжется язык и я разболтаю рецепт счастья. А он штучный товар. Его нельзя давать людям, от которых пахнет формалином. Нельзя "метать бисер перед свиньями".
На первом отделении наблюдают за всеми — тем более, за первичными больными. Койка моя была не в палате, а в коридоре. Больница переполнена. И я как на ладони - весь горю фиолетовым пламенем. Из меня исходят фантомы счастья.
— Ну, если что, скажи, я никому, — снова ласково улыбалась санитарка и поглаживала меня по руке. Фальшивая нега. Если бы я не знал этих порядков!
— Не хочу ничего, — упрямо твердил я. — А плохо мне потому, что нахожусь среди психов.
Ночью и в нормальном состоянии заснуть невозможно. Лежащие на полу больные занимались самоудовлетворением, стоял треск и шепот. Одеяла вздрагивали как волны. Иногда раздавался чей-то сдавленный смешок. Санитары смотрели на все это снисходительно. Спали у выхода в виде двойных дверей. Были похожи на спящих слонов.
Туалет просматривался через откидное окошко, поэтому покурить или попробовать выбросить леску через решетку на волю, чтобы дать знать внешнему миру, что счастье в опасности, было рискованно. Я терпел.
Пациенты наедались сухого чая и ходили цепью по узкому коридору взад-вперед. Челноками - от входа до туалета. Заводить знакомство с кем-то из них было рискованно. Медсестра тут же узнала бы, что мне нужно.
Первые сутки я кое-как перетерпел. Притворялся счастливым.
Вторую ночь я снова не сомкнул глаз. И снова ласковая санитарка, поглаживающая руку.
— Пойдем в процедурную. Я тебе вместо таблеток укол сделаю. Поспишь немного. Медсестра оставила мне для тебя кое-что. Не хочешь лекарство, сделаю укол. Легче станет. Душу облегчишь.
— Не хочу.
Наверное, в фиолетовом свете я выглядел ожившим мертвецом в морге.
Днем умер какой-то старик-шизофреник, и я стал проситься помочь вынести его на улицу. Хоть какое-то дело, свежий воздух, вольная жизнь. Пусть и на пять-десять минут. И есть возможность унести ноги. Бегаю я хорошо. Через забор перемахну в полминуты. А там - свобода и счастье. Потому что рецепт. Эликсир молодости. Из ингредиентов, которые есть на всякой кухне.
Медсестра строго поджала губки.
— Тебе нельзя. Ты находишься на экспертизе. Вот если бы мы с тобой сели и поговорили… и ты рассказал правду, тогда…быть может, и прогулки и работа во дворике. Хочешь укол?
Я отвернулся и вошел в цепь. В конце концов, силы можно израсходовать на пустое движение, подумал я. А после сна подготовлюсь к побегу.
На третью ночь все повторилось — за одним исключением. Ко мне подослали шпиона, который предложил вещество. Молодой паренек в татуировках не вызывал во мне недоверия. Тем более, предложил за деньги. Несколько сотенных купюр я успел припрятать в резинке из-под трусов, попросил санитарку приемного покоя оставить на себе хоть нижнее белье.
- Это даст тебе силы сбежать, - шепнул цветной. Не доверяйте "цветным" в психушке. Продадут за пачку чая и ломанный грош.
Договорились совершить сделку ночью.
Я держал в запотевших ладонях три сотни, ожидая торговца. И он пришел. Сердце возликовало. Кажется, я смогу выйти сквозь стены.
Во время обмена денег на «колеса» неожиданно появилась санитарка. Вид у нее был не ласков. Шпион тут же куда-то удрал. Санитарка попросила пройти с ней в процедурный кабинет. Я шел за ней, как барашек на заклание. Успел закинуть два колеса. Меня повело сразу. Глаза начинали слипаться. Остальные колеса я выбросил в темноту.
В процедурной было холодно и пахло карболкой.
— Ну, что, начнем нашу беседу? Итак, сегодня ночью ты приобрел у пациента М. упаковку снотворного. Так или не так?
Меня вело как пьяного.
— Что вы от меня хотите? — спросил я, зевая. — Спать хочу.
— Ты должен рассказать мне все, как было. Все, что ты напридумывал в своей голове. Все до мельчайших деталей. Что хотел сделать? Сколько душ хотел погубить? Потом распишешься под признанием. И спать. Да? Заведующий отделением придет к тебе завтра. А мы должны все запротоколировать.
— Нет, — ответил я, чувствуя опьяняющую силу колес. — Я ничего не придумал. Я счастлив. Просто счастлив и все. И не хочу, чтобы у меня отнимали счастье.
Она не выдержала:
— Это ты сейчас счастлив, пока находишься в маниакальной фазе. А наступит депрессия. Ты либо с собой покончишь. Либо соседей приговоришь. Мы будем разговаривать? Или мне звать санитаров и в наблюдательную палату? Привязать к койке? Ты этого хочешь?
— Можно я немного подумаю?
— Можно, — махнула рукой женщина, пропахшая процедурной.
На следующее утро меня повели к психологу. Кабинет находился в недрах больницы, рядом с приемным покоем. По лабиринтам лестниц меня вел санитар, которому я заказал сигареты.
В крохотном помещении сидела женщина в темных очках и что-то писала. Санитар усадил меня на стул, сам удалился. Женщина долго писала — очень долго. Меня словно не было. Да мне на это было наплевать. Ради развлечения я стал внимательно разглядывать психолога. Во-первых, это была другая — не та, что допрашивала меня об отличии луны от армейских ботинок. Во-вторых, она сидела за столом в коротком халате, а под столом круглились аппетитные ноги в темных чулках и туфельки были слегка сняты — для удобства, вероятно. Над ее головой с короткой стрижкой витал нимб от подсветки зарешеченного окна.
Я не люблю долго сидеть без дела. Прикрыл глаза и стал считать воображаемых слонов.
Если после сотни слонов она будет продолжать писанину, я спрошу, зачем я тут нахожусь. На восьмом десятке счета женщина задала мне почти тот же вопрос:
— Как вы думаете, зачем вас сюда привезли?
— Все хотят знать рецепт счастья?
— И вы не хотите поведать миру?
— Не хочу. Должен испытать на себе.
- Вы считаете себя нормальным?
— Нет.
— В чем ваша ненормальность?
— В том же, в чем и всех людей. Думаем одно, говорим другое, делаем третье. А от самих себя скрываем четвертое.
- Мудрено, однако. Предварительный диагноз я подтверждаю. Маниакально-депрессивный психоз. Критика болезни отсутствует.
Санитар снова повел меня на отделение. Мужчина неопределенного возраста, изможденный, крупный, с лицом красным, с маленькими безразличными глазками, в которых ничего, кроме желания выспаться и сорвать с кого-нибудь куш. Глаза старухи-процентщицы. Вот кому нужен эликсир счастья. Хоть ложечку.
— Сигареты завтра, — вяло сказал он, будто понимая мои мысли. — Опять моя смена. Второй санитар запил.
Из коридора меня переселили на место умершего старика. В палате четверо. Один высокий худой студент, который каждую минуту отплевывался — будто бы год назад укусил кроличью шапку. Не псих. Но тип неприятный. Разговаривать не хочет и на все плюет в прямом смысле. Другой лежит на койке и постоянно изгибается, санитарка убирает за ним экскременты. Не встает. Не воспринимает мир напрочь. Наверное, шизофреник. Третий - оперный артист с повязкой вокруг шеи. Молчит. Если он сорвет повязку и запоет, произойдет ядерный взрыв, и все погибнут. В своем роде, гуманист. Четвертый — поэт, худенький скромный мужичок в очках, которого я бы в обычной жизни принял за бухгалтера. Ожидает перевода в спецбольницу тюремного типа. Сидит на кровати и усердно строчит карандашом стихи в тетрадь. Трудно представить, что год назад в голове «бухгалтера» тикала мина, в носу появился трупный запах. Поэт соорудил обрез, пошел в магазин и снес там дробью полголовы продавца-кассира. Зачем? Известно одному "поэту".
Сигареты и чай в отделении — самая большая ценность. К чаю всухомятку я был равнодушен, без курева не мог.
Когда больные ходили взад-вперед по коридору, кто-то из них вдруг сворачивал в сторону туалета. И тогда срабатывала странная интуиция — вслед за ним сразу шли три-четыре человека. Я в их числе. Мы знали, что человек будет курить. Рассаживались на корточках, опираясь тапками на холодные плитки туалета. Обладатель сигареты важно снимал штаны, устраивался удобно на прессованных подножках очка, закуривал и делал свои дела. Потом передавал окурок ближайшему соседу. Тот делал одну-две затяжки и передавал другому. Сигарета выкуривалась до основания.
Когда санитар принес мне «Приму», королем туалета на время стал я.
Мне все же удалось перекинуть записку на волю. И через окошко туалета мне передали ингредиенты эликсира молодости. На следующее утро я с улыбкой вошел в туалет, принял эликсир, превратился в ангела и улетел. В больнице решили, что приковали меня кожаными ремнями к кровати наблюдательной палаты.
