Задаю вопросы. Мучительные, волнующие. Почему не люблю стричься и ненавижу пересматривать фотографии. Особенно свои и особенно детские.
Ой, смотри какой хорошенький, прям съела бы, весь в отца, только нос мамин, или обсуждать, что надеть, а пуще, отчего мы так долго счастливы за всю королевскую рать.
Поначалу дивился. Прибавление в аглицкой монаршей семье. Большая новость. По сей день до нашего до Урюпинска длится ликование
Посмотрите, какой хорошенький.
Не хочу - ни на хорошенького, ни на очаровательных родителей. И вчера не хотел, и завтра не захочу.
Когда родилась дочь, принцесса Диана напрочь забыла пресильно обрадоваться, хотя меня настойчиво склоняют горевать ее кончиной по сей день.
М-да, не мой день назвали четвергом. Дважды, Карл, дважды не набивалась цигарка, не открывалась задняя дверь, хотя дергал нервно, до сих пор лезут описки и не пойми чем устряпал парадную майку, не ототрешь. Вдобавок, кот спрятался под кровать. Сидит и глазами сверкает, американец, а я, которому ни свет, ни заря, забыл, где у смартфона будильник. Трижды залезал в инструменты, настройки, потратил полчаса, пока понял, что это не камера, хотя иконки один в один. Мало того, тупой телеграмм не пожелал звонить, пока не дам ему разрешения на запись, а важный файл так и не открылся несмотря на многоразовое скачивание. Дебильный кружок все кружился и кружился, кружился и кружился под заунывный перевод королевского сериала.
И что, прикажете не раздражаться, гасить прилив медитацией, молитвой, замещением или волевым усилием. Не проще ли полыхнуть огоньком сарказма. Ладно, долой плохое, да здравствует хорошее.
О цифра, ты-мир!
***
Челябинск - это самое настоящее местечко, куда чуть позже вписались Феодосия и Ленинград, и совсем потом Москва - пятачок, на котором обитали Маришка, Мишка и Сережка. Милан не попал, Свердловск, как ни старался, тоже. Разок дернуло в Праге на Староместовской площади, дважды звонил Несебыр - внизу и наверху, как-то словил теплую волну с Велико Тырново и недельку неплохо посидели в харчевне у Накиса. Все.
Папа работал в пожарке. К сожалению, не водителем красной машины. Простой арбитраж средь бумаг, столов и теток, а главным огнетушителем был Каплан из соседнего подъезда. Строгий, седовласый, подтянутый. Огнеборец в безупречном костюме.
Мама парила на студии. Вместе с четой Павловых, Эммочкой Даммер и Леней Пивером. Большая телевизионная семья из пятьдесят восьмого, где зависали певцы, музыканты и актеры. Стэм, Драма, Ариэль, Диксиленд. И те, кто приезжал на гастроли. Игорь Жуков, к примеру.
Филармонией командовал Марк Каминский, драмтеатром, где Кербель заведовал постановочной частью, а его жена Тамара Золотарева считалась примадонной, Наум Орлов, Стэмом Борис Морозов, хотя по праздникам сидели за одним столом.
Русские советские и советские евреи мой мир, который всегда рядом, всегда живой и всегда настоящий. Челябинск познавался и выражался через них. Подъезд, двор, сто двадцать первая школа, наш маленький центр от площади Революции до Российской, включая Центральный гастроном и Рынок, кинотеатр Пушкина, Горсад, Дворец железнодорожников, огромную булочную, кафе Пингвин и кулинарию на Цвиллинга. Родное местечко, окруженное со всех сторон загадочными племенами и железными замками-заводами.
Потом туда влились Черное море и Феодосийская набережная с жаренной кукурузой, дома-музеи Александра Грина и художника мариниста Айвазовского, дача греческого купца Стамбуле, открытый кинотеатр Луч и пустой постамент из-под Сталина.
Далее шел Ленинград. Междуречье Манчестерской и Дрезденской, что текли параллельно на Выборгской стороне, старый дореволюционный дом на Петроградской, блестящий Невский, канал Грибодоедова, Фонтанка, Мойка, Стрелка, Адмиралтейство, Рыцарский зал в Эрмитаже, Военно-Морской и Палеонтологический целиком, диорама Севастопольской битвы, Детский мир и загадочное кафе "Норд". Черные большие машины с дипломатическими номерами, затянутые сеткой дома с надписью "реставрация", Елисеевский гастроном и венгерские яблоки Джонатан, которые продавались в капроновых цветных сетках.
Чуть позже город добавился физико-математическая школой, дворцом пионеров с шахматной секцией, клубом Атлет, Политехническим институтом, Профессорским гастрономом, кафе, рестораном Рубин, Публичной библиотекой и арбитражный судом.
Дом, семья и двор, работа, отдых и медицина, школа, институт и наука, спорт и танцы, учителя, друзья, приятели и одноклассники - это и есть Вечный Челябинск, личная цивилизация, охватывающая жизнь целиком. От пошива брюк до обечайки крылатой ракеты.
Зяма Швец делал мальчику пальто, Ошер Самуилович заведовал зеркальной мастерской и давал немножко взаймы, шахматной секцией руководил Леонид Гратвол - высокий красавец с умом в клетчатом пиджаке, а родоначальником первой серьезной качалки был друг и учитель Саша Хейман.
Мика Стримбан, чудо-хирургия, где мне удалили гланды и, что более важно, просветили в отношениях полов, Фруза Борисовна - семейный врач, Полина Исааковна - первая учительница, Гохфельд и Заляпин - блестящие младо-институтские полубоги.
Московские театры приезжали каждое лето, джаз подавали в филармонии, а в кинотеатрах шли изумительные фильмы.
Мороженное пломбир, Ситро, Картошка, сахарная вата, пирожки с повидлом, теплый хлеб и томатный сок. Неизбывное, казалось, уличное счастье.
Гитары делала магнитогорская фабрика, джинсы шили в Карабаше, а Увильды, Тургояк и Сунукуль являлись местами встречи, которым изменить невозможно. Ежегодный каникулярно-курортный роман.
Инстинкт первопроходца мне изменил, а может и вовсе не проявился. Не поехал Москву, Ленинград или Милан. Даже Израиль. Ни так, ни эдак, только в гости. Честно говоря, не хотелось. Ну правда, чего там такое важное, чего у нас нет или в принципе не может быть. Чужая вода
Еврейское местечко и русский размах. Эвакуация соединила Челябинск. Третье рождение.
Евреи благоразумны, заботливы и законопослушны. Ориентированы на легальный успех, карьеру, образование, культуру и, конечно, семью. Участливы и душевны, остроумны и трагичны. В этом есть что-то очень женственное, материалистическое. Еврейский бог-отец на самом деле мать. Великая Еврейская мать.
Русские таинственны, но открыты, непредсказуемы и прозрачны. Для них закон - жизнь. Так и живут - по жизни. Безрассудны, но хитры, беспорядочны, но конкретны. Русский может обернуться любым, от нищего до принца, от неуча до академика, от предателя до героя. Поэтому не в курсе, как под жопой оказалось полмира и почему не стали освобождать Англию в сорок пятом.
Стоп, Англия была в союзниках - черт разберет, хотя Черчилль мужик прикольный.
Все под силу. И сумасшедшая активность, и тупое безбрежное безделье. Русский бог - это Троица. Хоть по науке, хоть по жизни, а главная, но тайная, бессознательная цель - есть возврат к первому богоявлению, присутствие при сотворении мира. Через пьянку, потерю костюмов, утрату границ и стирание форм влиться в мать-материю и уже будучи едино-неделимой средой, услышав глас божий, ощутить великую радость пробуждения.
Национальный вопрос для русских туманен. Немцев знают - была война. Еще абстрактных евреев - умные, хитрые и друг за дружку горой. Реальные, соседские - это свои, не о чем говорить. Остальные так. Те же русские, вид сбоку. Ну, кроме совсем дико-отвязанных бармалеев.
Однажды спросил Серегу, чем жители Тюмени отличаются от Челябинцев или Свердловчан. Серый расхохотался, дык и от америкосов не сильно, какие еще Курганцы. Каждый раз смехом поминает, отличник.
Евреи талантливы и способны. Вся семья заботится о чадах, чтоб те, разумеется, самые талантливые и способные из живших и живущих, обязательно себя показали, проявили, понравились и добились законного признания. Мир должен знать своих героев, любить, почитать и восхищаться. Поэтому школы, кружки, книжки, но главное, близкое общение родственников. Запредельное, доверительное и всепроникающее. Бог-отец, а точнее, семья, всегда рядом, каждую секунду - безотзывно и вечно, не побалуешь.
Русские гениальны. В лени и тупости, геройстве и самопожертвовании, науке и искусствах. Главное, способность совершать поступки. Вселенские, героические, безумные. По расчету поступают редко, чаще вне всякого благоразумия - от души, сердца или умонепостигаемой глупости. От ума как-бы не по-царски. Пьянка - смертельный трюк, и вождение смертельный, что говорить за любовь. Дважды смертельный, трижды. Только дружба менее рискована, хотя все равно смертельна. И вообще, русский - это смертельно, в хорошем смысле, поэтому, если не спят, жизнь всегда стоит на кону. Принципиально, иначе, это не жизнь. По-другому ни нового рождения не получить, ни к первому богоявлению успеть, только так - с костлявой наперегонки. Учеба - заунывное варево, начальство - слепая стихия, работа - нелепое бремя дисциплины, начальственный коврик и аврал вперемежку с курилкой.
Они созданы для подвига и веселья, откровения и тоски. Чистейшее, беспримесное дионисийство, поэтому непобедимы. Казалось бы, хана - нет, всякий раз возрождаются из пепла, попутно дают прикурить "победителям" и, сами не зная зачем, забирают полмира. Ну, как же, срочно надо помочь беспризорным народам.
Союз евреев и русских неправдоподобно, фантастически, сказочно продуктивен. Причем в любую сторону - что созидание, что разрушение. Главное, поставить задачу. Вся советская наука сделана так. В любой уважающей себя лаборатории должен быть гений. Не важно, русский, еврей, и несколько сверх-умников рядом. Если гений еврей, сверхумники русские. И напротив, русский первый, сверх - евреи. Плюс рукасто-пробивасты, молоткастые мужики на подхвате. Эти разумеется русские, про начальство умолчим. Куда без.
Гений - явление наднациональное. Дар и проклятье. Сверхумники почти гениальны, совершенно точно талантливы и очень способны, но главное, обитают, мыслят и действуют в реале.
Гении целиком из бытия, и реал для них так, между прочим. Скорей, помеха, нежели цель, среда или наслаждение. Остро нуждаются в общении, понимании и заботе, а реал в жизнь не потянут - ни быт, ни эксперимент, ни бабу. Напротив, если повезет, баба его потянет. Русская, еврейская, не суть. Но бабу еще надо добыть.
Русские бабы самоотвержены, и в любви неблагоразумны. Сердце прикажет - все по барабану. Тайга, сибирь, пурга или ссылка. Хотя по жизни абсолютно нормальны. Красивы, умны, ответственны и работящи. Золото партии.
С еврейскими сложнее, хотя самоотверженности невпроворот. Но только после, когда стала женой и, или матерью. До замужества преобладает благоразумие - даже в безумии, страсти или отрицании.
И это понятно. Вся семья дрожит, бдит и переживает, а бог отец, который великая еврейская мать, далеко не отпускает. Поводок у него гибкий, длинный и вечный.
По себе знаю, в какой бы умопомрачительной пьяни не зависал - многодневной, безвылазной и безысходной, всегда отчетливо понимал, ненадолго. Неправильно и опасно, но главное, против семьи. Эксперимент с заходом на красное и умненький трезвый еврей на загривке.
Ушла эпоха, закончился союз, евреи разъехались, местечко опустело, а мы разбрелись по углам. Своим и чужим, теплым или холодным, темным или светлым.
Вечность - штука хитрая, нет-нет клюнет куда не следует. Сидя в изоляции понимаешь, что к одиночеству шли долгих сорок лет. Через Афган, перестройку, распад союза, слияние и расставание с западом. Пришла пора и снова надо взрослеть