В субботу с Рыжим помирились.
Протягивал руки, шарахалась от него.
И зло говорила, чтобы не трогал меня никогда.
Утром ходила лечила ногу волновой терапией. Больно очень её лечить.
От боли стало почему-то лучше.
Наверное адреналин.
А может выспалась, поэтому лучше.
Рыжий мой, милый мой Рыжука...
Снова протягивал руки, мои любимые руки, для объятий.
И был открытый. И милый.
И... Люблю его!
Не могу отвергать его. Не хочу чтобы ему было больно.
Не могла ничего с собой сделать.
Сдалась. Жаловалась, что он так.
"Обо всём - рассуждал потом на кухне - можно договариваться."
Ага, конечно!
О чём можно с тобой договориться, ни о чём.
На этом поле ты меня просто имеешь, как дилетантку. Во всём я виновата всегда получаюсь и удерживаешь все позиции, ничего не меняется...
Помню, тоже ссорились, и он сказал, что в суде же я отстаиваю позиции? То есть, у меня преимущество.
Не понимает, что не могу я с ним ничего отстаивать.
Я люблю его и уязвима. Нужно? Хочешь? Так тебе лучше? Так бери!
По прежнему считаю, что он был жесток и не прав.
Хоть и не признал это.
"Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь, враг труда, Нечаянно пригретый славой, Над нами царствовал тогда."
Не плешивый, а вполне себе кудрявый - был наш властитель...
Завтра поедем к Аньке вдвоём.
Как же я мечтала с ним поехать и вот, сбылось, только я уже перегорела. И совсем не радуюсь.
Кто меня регулярно читает, знают:
чтобы противостоять суицидальным мыслям, я завела себе на Дзене ещё один канальчик.
Для всяких милых безобразий.
Там женщины-кошки, голые велосипедистки...
https://zen.yandex.ru/kisa_eros
Конечно, он достаточно глупый. Мне кажется и К. и Анька и, особенно, Н., испытали бы стыд за меня, что я занимаюсь таким. Ну так, массовая культура, Бенни Хилл какой-то.
Но у меня получше настроение, когда я туда собираю статейки.
Шла от врача, снова встретила бывшего, отца детей, в магазине.
Какого чёрта мне суют его второй день подряд? Не хочу его видеть!
Выглядит очень плохо. Лицо красное отёкшее, женское какое-то, на щеке синяк, приложил что ли кто его, но может на работе, ему иногда прилетает там стружка в лицо. Пьёт, конечно. Это видно и по внешности и в пивную палатку захаживал.
Наверное, мы оба дураки, не смогли договориться?
Я теряю разум от одного его вида.
И он тоже. Невозможно. Уберите его. Или убейте... меня. А он пусть живёт. У него дети.
Уехать хочу.
В воскресенье поднялись рано, К. накормил кашей с изюмом, суетились, собирались.
Я не хотела никуда ехать.
Вчера я вымыла пол, выстирала всю одежду, кошачьи подушки, коврики, киоск тоже.
Измученная лежала. Боялась, что буду много ходить и заболит нога.
Так и вышло.
Иногда проблесками шутила и смеялась: зачем побрился, теперь подумают, что вы мой сын!
И на это в ответ К. изображал переростка, говорил "лол" и строил дурацкие рожи.
Примеряли солнечные очки, но вышли, солнце скрылось.
И весь день дул холодный ветер.
Я купила Аньке торт и огромный гранат. Хотела тюльпаны, но нигде почему-то не было. И взяла белые ирисы.
Походили по выставке, К. задавал всем вопросы, был оживлённый, потом поехали к Аньке в мастерскую.
С Яном показывали в метро языки друг другу. Потом Ян наверное устал и капризничал.
Я при каждом шаге как будто наступала на нож.
К. часто изображал заботу, спрашивал, как нога. Тем самым напоминая о ноге. Лучше б не спрашивал.
Анька рассказывала свои невероятные истории. О том, как одна госпожа, у которой трое рабов и шестеро детей, уезжая передала Аньке своего раба. Так у Аньки первый раз случился раб. Нужно было командовать им по видеосвязи.
Но он был какой-то не креативный.
И вообще, в тиндере о нём было написано, что у него Порше, акр земли и фотки были красивые, а в жизни интерьер был обит вагонкой, раб был гораздо хуже, чем на фото. И смотреть на него совсем не нравилось.
Ну и ещё истории про тиндер.
Как она от одного еле унесла ноги.
В прихожей злилась, что такое свидание гадкое, думала, шапку что ли у него украсть, пусть знает.
Вроде смеялась я и здорово она рассказывала. Но грустно.
Что нет драйва, радости, а шляпа всё какая-то.
Ян включил на все сто угрюм-режим, забился в угол. Ни торт не ел, ни гранат.
Я сказала, что мечтаю, чтобы меня рисовали художники и моя ж. осталась запечатлена в веках. Мне казалось, никто из этих двоих не понимает, как грустно мне, не успев толком пожить, уже стареть. Думают, что я нарцисс. А я просто хочу чувствовать себя живой ещё-ещё-ещё.
Поужасались, как всё дорого теперь сто́ит и краски и ноутбуки и даже торт. Поехали обратно.
Ян шуршал отдельно, надутый. Анька смеялась, что это её сын, она в детстве была точно такая же.
В метро распрощались. И говорили друг другу, что надо чаще встречаться.
Я не понимала, почему я не радуюсь.
Так давно мечтала поехать с К. И вот, поехали, причём сам предложил.
Весна, скоро лето. И может ещё поедем. Куда-нибудь.
Как же были нужны мне раньше эти поездки, как я сильно хотела, мечтала.
До того, как совсем сдала и потащилась к психиатру. До того, как заболела нога.
А сейчас такое чувство, что я уже ничему не способна обрадоваться.
Вечно у меня всё не вовремя.
Сидели в ласточке друг напротив друга. Чувствовала себя жалкой, уязвимой. Предстояло ещё ковылять домой на больной ноге, а завтра на работу...
Я сказала, что надо потр...ться. К. одобрительно молчал, только в уголках рта затаилась улыбка и хитро сверкнули глаза.
Дома мы занялись этим. И он даже кричал немножко, потому что мы давно не.
Только в этом и осталась жизнь.
А больше ни в чём не осталась.
Как ночью, когда они наги, близки и в страсти своей бесстыдны,
им любо, смыкая объятий тиски, на ложе блаженства глянуть, –
так утром, при старших, всему вопреки, им, радостноглазым, любо
всё вспомнить и глянуть друг другу в зрачки, где пляшут искорки смеха*.
*- Амару, Кашмир, VIII век.
