Самый великий поэт Франции
Ни за что не догадаетесь, кто это, по мнению его почитателя. Кто, вообще, в состоянии непредвзято оценить творчество писателя? Критики, свой брат литератор или все-таки благодарные читатели? Паскаль утверждал, что надо принимать во внимание мнение читателей, ибо оно справедливо и разумно. Но так ли всё обстоит на самом деле? Боюсь, если бы мы ориентировались на мнение читателя, то сейчас ученики в школе изучали не Чехова, а Арцыбашева; впрочем, думаю, им бы это понравилось больше.
Иллюстрацией мысли о неверном суде читателей является смешной случай с одним письмом в Париже. На почту пришло послание без адреса, без указания фамилии, а подписано оно было так – «Самому великому поэту Франции». На почте служили люди, видимо не чуждые литературе, поэтому они отправили письмо Гюго. Тот излишней скромностью не страдал, но, по-видимому, считал, что он все-таки самый великий прозаик Франции, а не поэт, и переслал письмо Мюссе, а меланхолический Мюссе, в свою очередь, – Ламартину.
Неизвестно, сколько путешествовало письмо, но в конце концов оно вернулось к Гюго. Думаю, когда знаменитый писатель распечатал наконец это курьезное послание, то его охватили противоречивые чувства – досада и веселье. Дело в том, что простодушный читатель считал самым великим поэтом Франции третьестепенного рифмоплета, печатавшего стихотворные фельетоны в воскресной газете, фамилия которого не сохранилась для истории.
Счастливое исключение
Однажды на одном из литературных вечеров шел спор о русских романистах: кто хорош, кто плох, кто выше, кто ниже (рост, естественно, тут ни при чём)…
На вечере присутствовал знаменитый историк Ключевский, невысокий, аккуратно полный, в старом сюртучке, под которым намечался небольшой животик. Он похаживал по комнате, казалось, не очень был увлечен разговором, но следил за канвой, однако в споры не вступал. Наконец обратились и к нему:
– Василий Осипович, а вы как думаете?
Он тонко усмехнулся и сказал серьезно, но с веселыми искорками в глазах:
– Я думаю, что у русских исторических романистов есть один забавный недостаток: все они слишком плохо знают историю.
– А что вы скажете о графе Салиасе?
– Он составляет счастливое исключение – граф Салиас истории не знает совсем.
К этому высказыванию Ключевского можно добавить, что почти то же мы можем сказать сегодня и об историках.
Примечание
Граф Салиас писал романы историко-приключенческой тематики и снискал славу русского Дюма. Поначалу работал тщательно – так, при работе над романом «Пугачёвцы» внимательно изучал архивы, ездил на места, где проходили события. Позже позволял себе вольное обращение с историческими фактами.
Трудности понимания
Скажем прямо, не всегда простые читатели понимают писателей. Особенно пишущих интеллектуальную прозу. Да и стихи тоже. Что же делать бедным читателям в таком случае? Маяковский советовал читать его произведения с умными приятелями. Фолкнер считал, что его произведения надо читать до тех пор, пока их не поймешь, – наверное, он был поклонником марксизма и считал, что количество переходит в качество. Или ленинизма? Впрочем, неважно: в этом есть что-то справедливое.
Некоторые заходили ещё дальше. Так, например, еще при жизни поэта Браунинга было создано несколько Обществ Браунинга, члены которых занимались изучением, комментированием и распространением его произведений. Поэт отсылал туда читателей, которые жаловались на непонимание и обращались к нему за разъяснениями.
А не понимали его многие, даже друзья. В 1840 году вышла поэма Браунинга «Сорделло». Талантливый поэт Теннисон после прочтения был в таком смятении и замешательстве, что не нашел ничего иного, как сказать, что понял в ней только две строчки – первая: я расскажу вам историю Сорделло и вторая: я рассказал вам историю Сорделло, причем обе строчки Теннисон считал лживыми.
Карлейль, философ и историк, мыслитель, написал Браунингу, что его жена (Карлейль любил в щекотливых ситуациях прикрываться женой) хотела бы узнать, о чем идет речь в «Сорделло» – о человеке, о городе, о луне или о чем-либо ещё.
Таких книг немало, периодически они входят в моду, и уже каждый решает сам для себя, стоит ли ему продираться сквозь тернии к мыслям звезд на литературном небосклоне или уже удовольствоваться легким детективом.