Безликие многоэтажки, плотно прилепившиеся друг к другу, с темными дворами-колодцами, уставленными машинами, редкие, чахлые деревца, тянущиеся вверх, к недоступному солнцу, из земляных «окошек», обложенных плиткой. Асфальт и плитка. Царство неестественной, мертвой красоты. Автомобильные, чадящие пробки, толпы куда – то, суетливо спешащих людей. Гомон и шум.
Шестьдесят лет тому назад, это была окраина небольшого южного города, утопающая в зелени фруктовых, и дикорастущих деревьев, с узкими, уютными улочками, непременно упирающимися в кромку леса, где проезжающий грузовичок, был диковинкой, вызывающей бурю восторга у пацанов, гроздьями висящих на его заднем борту. Ухоженные домики, с большими садами и огородами, отделенными друг от друга хлипкими оградками из подручных, сухих жердей. И палисадники, с благоухающим разноцветным, незатейливым очарованием.
На задних дворах, поросших бузиной, одичавшей малиной, «волчьей ягодой», и крапивой, происходили эпизодические бои, между «партизанами» и «фашистами», в «мирное» время являющимися обыкновенными пацанами из близлежащих улочек и проездов. Чаще всего, баталии происходили на обширной территории Лёнькиного двора, условно граничащего с тремя территориями соседних «стран». Одной из этих «стран», являлось подворье профессора Вельнивецкого, не помню уж, доктора каких наук, но весьма известного в научных кругах. Единственным отличием этой территории от прочих других, являлся металлический забор с парадной стороны, да крытый шифером навес, под которым красовалась темно-зелёная «Волга», с большой блестящей звездой, и летящим никелированным оленем на капоте, предметом восхищения, и зависти окрестных пацанов.
Вот и на этот раз, «бой» между противоборствующими сторонами, завязался на этом плацдарме. Волею судьбы, мне с Ленькой, предназначалось быть «фашистами». База «партизан» находилась в зарослях бузины, надежно прикрываемая непроходимой стеной ядрёной, жгучей крапивы. Наша с Ленькой позиция проходила вблизи хлипкого заборчика профессорского сада, рядом с раскидистой, невысокой грушей, усеянной переспевшими плодами, и кои в изобилии валялись у её подножия, являя собой неисчерпаемый боезапас ручных гранат. Особую ценность представляли слегка подгнившие «гранаты», подъеденные осами и червячками, наносящие обширные, плохо смываемые «раны». Надо сказать, оружие у обоих сторон было, так себе, разномастное, самодельное, либо сработанное заботливыми папами из старых досок. Но, с боекомплектом проблем не было ни у одной из сторон. Под ногами валялись крупнокалиберные сливы, алычовая шрапнель, чавкающая под ногами, яблочно-грушевые гранаты, и мины, повсюду, грамотно расставленные ночью бродячими собаками.
С экипировкой партизан дело обстояло проще. Партизан, он и есть партизан. С «фашистами» было несколько сложнее. Мои синие, и черные Ленькины трусы до колен, при богатом воображении, могли сойти за «бриджи», а вот с мундиром – совсем беда. Выход, сообразительные пацаны нашли быстро. На наши разномастные «разлетайки», ничтоже сумняшеся, конторским клеем, прикрепили бумажные погоны, с нарисованной свастикой. Фашист, он и есть фашист.
Бой разгорался. Из бузины, и даже из зарослей крапивы, раздавалось разноголосое, пацанячье – та-та- та –та-та, и на позиции злобного врага обрушивался град разнокалиберных слив, и летели стаи «гранат» смачно шлепаясь вокруг окопавшихся «фашистов» разбрасывая «осколки» подгнившей, сладкой слизи. Мы с Ленькой дружно отстреливались короткими очередями, швыряя в партизан горсти малокалиберной алычи, так как на нашей стороне, её запасов было значительно больше. Вдруг, в моё плечо врезалась слива, напрочь оторвав «погон».
- Шурка! Ты убит! – заорали «партизаны».
- Ага! Щас! Фигушки вам! Я только ранен! – ещё громче заорал я. В это время, крупная, изрядно подгнившая «граната», с противным чавканьем взрывается на лбу у Леньки, залив продуктами разрыва глаза, и растекаясь по неостриженной голове. По его носу быстро пополз испуганный, белый червячок разом потерявший кров и продсклад. Ленька, мужественно, не издав ни звука, стал отползать назад, видимо, в поисках медсанбата, где можно промыть глаза, и голову, пока взрывосмесь не засохла окончательно, и вернуться на передовую.
«Партизаны», тем временем, усилили натиск. Оставшись в одиночестве, я решил сменить дислокацию, и отступить на профессорскую территорию, поближе к «грушевому боезапасу», и не сдаваться наступающему противнику. Устроившись поудобнее, я взял в руку «гранату», и стал ждать начала атаки. И тут услышал справа от себя странное, громкое сопение и хлюпание. Решив, что мой напарник не пожелал оставлять меня один на один с противником, даже будучи тяжело раненым, я повернул голову, и слова благодарности боевому товарищу, застряли у меня в горле. Высунув лилово-черный язык, с которого стекала слюна, на меня смотрела сморщенная, словно из под пресса, коричневая рожа, с отвислыми щеками, и спрятанными в грудах складок, глазами. Это был профессорский шарпей Дик.
Подо мной, вопреки фундаментальным законам физики, на мгновение исчезла гравитация, и я оказался сидящим на сухом, длинном суку груши, ухватившись руками за молодую ветку с плодами желтых, переспелых «гранат». Я видел, как шевелятся заросли бузины и крапивы, маскируя убегающих с поля боя «партизан», в спешке отступления раздавливая сандалиями, и босыми ногами собачьи мины. Боевого товарища Леньки, тоже нигде не просматривалось. Видимо, предупрежденный отступающими о последствиях возвращения на передовую, Ленька позорно струсил, и решил отсидеться в тылу, так будет безопаснее. Гордый «тевтон» остался в одиночестве, сидящим на сухом сучке, на пару метров выше врага, куда круче сбежавших партизан. Враг долго лизал лапу, потом это занятие ему надоело, и он, передвинувшись в тень, сладко задремал. Сидеть было неудобно. Припекало солнце. Хотелось пить и есть. Я потрусил ветку, за которую держался. С десяток груш, из гранат, превратились в бомбочки, и забарабанили по спине шарпея. Он лениво поднял голову, с укором глянул сонными, влажными глазами на сидящего «фашиста», как бы говоря: «Вот же дурень, расселся, слазил бы уже вниз. Еще и кидается грушами. И нужен ты мне»? – и потянувшись, снова сладко задремал. Спина затекла. Я попытался сменить столь неудобное положение. Сучок громко треснул, и я, оторвав ветку, за которую держался, полетел вниз, на кучу гнилых груш, вытянувшись во всю длину, рядом с шарпеем. Мои сатиновые, синие «бриджи» с тыльной стороны, с треском лопнули от пояса, до самого низа, ровно посредине, беспардонно явив миру своё содержимое. Не помню, каким образом на эту ситуацию отреагировал мочевой пузырь, было не до этого. Я сидел, и ждал, с какой конечности начнет жрать меня это страшное животное. Шарпей открыл один глаз, широко зевнул, и продолжил свой безмятежный сон. Раздался скрип ворот, урчание, и во двор вкатилось зеленое чудо, с оленем на капоте. Это было спасение! В крайнем случае, этот мерзкий пес, успеет отожрать только одну ногу.
- Диик! Дикуля! Иди ко мне, мой красавчик! – раздался писклявый голос Наташки, худосочной, длинной девчонки, в огромных, роговых очках – дочки профессора Вельнивецкого. Шарпей поднял голову, и насторожился. Но, с места не сдвинулся, видимо, не желая бросать свой «трофей» без надлежащего присмотра, а сдать его лично хозяйке, с лап на руки. На тропинке появилась Наташка. Дик лениво поднялся, «закрутил восьмерки» вокруг Наташкиных ног, показывая, какой он герой, и как без единой сливы, или груши, одолел «фашизм».
- Шуурик? – пропищала Наташка. А ты чего тут делал? С Диком знакомился?
- Угу, еще как знакомился! – пробурчал я, и стал задом, чтобы не уронить мужского достоинства, отступать к Ленькиной калитке. Где-то на полпути, я вдруг ощутил ниже пояса сильное жжение. Повернувшись, увидел, как Ленькин отец, держа сына левой рукой за красное ухо, в правой, держит большой куст крапивы. Видимо, он спешил ко мне на помощь. Помог. Спасибо.
Уважаемые подписчики и читатели!
Благодарю Вас за то, что читаете рассказы, комментируете, а также за отметки " мне нравится".
Канал "Стэфановна" существует только благодаря Вам и предлагает Вашему вниманию цикл иронических рассказов, основанные на реальных историях из жизни:
Кошачья диверсия - рассказ о верном друге
Байки от промасленной фуфайки: про карбюраторы и свечи