Тёплая, летняя ночь опустилась на город, старые березы, тихо шуршали серебристыми от лунного света листьями. Трава от летнего ветерка, переливалась жемчужными волнами, а от нагретой за день земли, идёт тепло. Самое время влюбленным парам, спрятаться от любопытных глаз в парке, насладиться тишиной и лунным светом, что и делали двое под березой.
- Люсьен, вы очаровательны под этим божественным сиянием луны!
- Жорж, однако, вы умеете уговаривать женщину!
- Я не знаю слов любви Люсьен, пусть этот божественный напиток объяснит мои чувства!
- Ну уговорили, наливайте, Жорж!
- Куда я налью, нет у меня стакана, хлебните Люсьен, с горлышка!
- Какой вы шалун, ну хорошо, давайте!
Крепкий, терпкий напиток в незамысловатой посудине, именуемой в народе фанфуриком, буквально в несколько глотков разгорячила кровь, и под березой стала развиваться, сцена немудреной любви.
- Люсьен, вы очаровательны, если смотреть на вас справа, так не видно фингала, который, я имел неосторожность поставить, застав вас в объятиях хромого Аркаши.
- Ах, не нужно вспоминать о печальных недоразумениях нашего прошлого, любите меня Жорж страстно!
Страстно Жорж любил недолго, но претензий дама не предъявила, и они снова вернулись к фанфурику.
- Вы не увлекайтесь спиртным, великолепная Люсьен, покупали его не вы – изъявил недовольство, удовлетворивший похоть Жорж.
- Ах ты зараза, тебе жалко для дамы настойки боярышника?
- Ну, какая ты дама, ты же даже закуску хватаешь руками, и чавкаешь, как слониха. Вот Клара, это да, у нее даже руки не трясутся, когда разливает по стаканам водку.
Возмущению Люсьен не было предела, и скорее всего, на свет появился бы новый фингал, возможно даже и у Жоржа, но тут случилось событие, круто изменившее жизнь наших героев.
Наверху, в густой кроне дерева, вдруг забилась какая-то птица, запутавшаяся там на лету. И, ломая ветки, громко матерясь, рухнула в двух шагах от перепуганной пары.
Птица была большая, длинный, тонкий хвост в конце распушился как метла.
- Это что, страус?
Прошептал Жорж в ужасе.
- Ой, услышит, заклюет, тихо!
Закрыла рот любимому Люсьен.
Послышался свист и шум крыльев, из-за дерева вылетела еще одна, такая же громадина странной формы, и явно намеревалась приземлиться на них.
- Окружают, спасайся, - шепотом крикнул Жорж своей даме, и оставив ее на съедение чудовищам, позорно дал стрекача в сторону города. Не замешкалась и его подруга, рванувшая вслед за ним.
Прилетевшая на подмогу сбитой подруге птица, приземлилась под березу. Отложив метлу, на которой прилетела, и поднимая раненую, заворчала:
- Маман, ну не можете вы без приключений! Я же вам кричала, левей бери, левей! Что же вы прямо на березу летели? Опять будете неделю лежать, изображая несчастную калеку.
- Ох - простонала сбитая березой, - что толку кричать, как я в воздухе соображу, где лево, а где право?
- А что, на земле было бы легче определить?
- Конечно, я взяла бы в руку карандаш, и сразу поняла, та рука которой пишу, правая.
- Эх маман, вы прямо какая-то мадам Недоразумение. Метла хоть целая? Пешком на 9 -ый этаж не хотелось бы тащиться, лифт уже месяц не работает.
- Да что ей будет, а я вот имею потери в здоровье, вся ободранная, и бок болит. Хорошо хоть челюсть вставная цела, а то у меня 500 рублей до аванса осталось. А еще и джинсы порвались.
- Говорила я вам, чтобы в пижаме летели, нет же, вдруг куда завернем, вдруг кого-нибудь встретим? Тьфу!
Охая и вздыхая, Глафира подобрала метлу, спина болела, джинсы порванные, а майка вымазана грязью. Надин ловко гарцевала на своей, ожидая мать. Подкинув метлу в воздух, маман запрыгнула на нее, и странная пара взвилась в воздух. Сторож парка, увидев пролетающих ведьм, перекрестился, и сматерился:
- Опять залетали, курвы, не иначе, к дождю.
Через дорогу от парка выстроились девятиэтажки, окна балкона на последнем этаже были открыты, туда и приземлились ведьмы.
Хромая и матерясь, Глафира прошла в комнату, на кресле крепко обнявшись, спали кошечка Матрешечка, и домовой Кукуляпа. На шум, ухо кошки повернулось как аэродромный локатор, но уловив знакомые голоса, вернулось на исходное.
А возле подъезда, одного из крайних домов, сидели перепуганные Жорж и Люсьен. Несмотря на пережитый страх, недопитый фанфурик, мужчина так и не выпускал из рук.
- Что же они туда добавляют, что нас так заштырило?
Он с удивлением разглядывал пузырёк.
- Неужели боярышник так действует, видел я, как воробьи дуром чирикают, как наклюются этих ягод, но, чтобы вот так?! Слушай, тот страус, что упал с дерева, был так похож на мою тёщу, вот одно лицо! Свят, свят, спаси и сохрани!
- Ты чего это, про бога вдруг вспомнил? Ещё «Отче наш» прочти!
Захихикала Люсьен, которую народная молва окрестила - Люська-сухостой.
«Отче наш, иже еси на небеси», всплыло из глубин памяти, помутненного многолетним употреблением, сознания Жоржа. Он вспомнил дедушку, его сухие руки на голове, и всхлипнул, смахивая подступившие слёзы.
И гаркнул на хихикающую Люсьен:
- Не сметь, поминать имя господа нашего всуе!
Обалдевшая дама, так и осталась сидеть с открытым ртом, а Жорж ушёл, широко размахивая руками, и выпрямив спину. Что-то с треском сломалось в его сознании, от этих воспоминаний.
Утром, налетавшие за ночь несколько лётных часов, ведьмы встали на третий звонок будильника. Посиделки и полеталки с подругами, дело увлекательное, но на работу идти необходимо. Потирая ушибленный бок, Глафира натягивала носок, когда, открыв ногой дверь в спальню, влетел домовёнок.
- Ты чего, паразит, не стучишься? А если бы я была неодетая, ты же всё-таки мужчина, хоть и мелковат.
И носок полетел на мелко пакостного домовёнка, он схватил прилетевшее розовое добро, и с ним был таков.
- Ах, гадёныш, опять обманул! – завопила Глафира – держи вора, он носок украл!
Пока народонаселение квартиры опомнилось, за старым шкафом защелкали украденные с косметички маникюрные ножницы, послышалось сопение.
Занятый серьезной работой, Кукуляпа затянул:
- «Сошьем, сошьем Дуня»
Кошка Матрёшка, пытаясь угодить хозяйке, делала вид, что вытаскивает домовенка из-за шкафа, но получив укол иголкой в лапу, взвыла, и побежала жаловаться.
Вдвоем с Глафирой они поругали озорника, повздыхали, и подули на раненую лапу, решили, что обязательно накажут этого подлого товарища. Но когда из-за шкафа появился нарядный домовенок в розовой рубашке, и руки в боки, как танцор – они ахнули.
- Красавчик! Ой, посмотрите на него! Даже ругать его не хочется, забери второй носок, сошьешь себе и штанишки!
- Да, и оборку сделаю еще на них! Кукуляпа схватил второй носок, и любовно разгладил его. Я по телевизору видел в «Модном приговоре», такая красивая рубашка было у Васильева. Прямо как у меня, вот даже с брошечкой!
Хвастливо крутя пальцами яркую пуговку, он выставил вперёд правую ногу, выпятил пузо. И только расплылся в улыбке, как был схвачен за ухо вошедшей Надин.
- Маманя, он отрезал от моей новой кофточки пуговицу! Отдай, а то ухо откручу!
- С ума я сойду с вами, уймитесь уже
Глафира схватилась за голову, но тут зазвонил телефон, и высветилась надпись «Кащеюшка любимый».
- Сбрызнули все отседова! Мне нужно поговорить с этим лысым чертом, на фига он названивает в такую рань? Да, милый! Что же так рано встал, поспал бы еще, у тебя же выходной сегодня. Да, дорогой, на работу собираюсь. Да, да, вчера рано легла, еще и девяти не было. Почему голос хриплый? Надуло с форточки, наверное. Чмок! Чмок! Пока!
Ну, на хрена звонить в такую рань, делать ему нечего. Вставать в выходной в пять утра, сумасшедшим нужно быть.
«Трясясь в прокуренном вагоне…»
Ну, это конечно иносказательно…
В трамвае народа было много, а мест мало, вернее свободных не было совсем. Стоять полчаса не хотелось, Глафира сгорбилась и состарилась лет так на …цать...
Но!
«Куда на хрен, старая, едешь в такую рань»?
Это все, что услышало старушечье, поросшее мхом ухо. Сесть бабушке, так никто и предложил, пришлось быстро убрать морщины. Выпрямить спину, и воткнув в уши наушники, пялиться на пролетающие мимо окон трамвая, деревья. Стоявший рядом мужчина, держал отвисшую челюсть руками, не понимая куда делась старушка в зеленой куртке. И на ее месте появилась дамочка, вполне соблазнительного еще возраста, в той же одежде.
А дома воевали с пылесосом, оставшиеся на хозяйстве шалопаи, они его побаивались. Пылесос знал об этом, и наслаждался властью над мелкими. На их попытки уговорить его, хоть немного прибраться, он складывал из шланга смачный кукиш, и плевался на них пуговками, собранными за шкафом. Начинался обычный будний день, в обычной квартире.
Жорж пришёл в свою квартиру под утро, днём, он старался здесь не показываться. После пожара, который он устроил, заснув пьяным в постели с сигаретой, соседи его не жаловали. Валера из 24-ой квартиры, вытащил его из огня, и спас от неминуемой гибели. Он же, и чуть не прибил пудовым кулачищем, увидев, во что превратилась своя квартира, которая находилась этажом ниже. Совсем недавно, он сделал ремонт, вложил немалую сумму в стройматериалы, и чуть не взвыл от досады, увидев грязные потоки воды по стене.
Жорж вошел, отодвинув прислоненную, разбитую дверь, сгорело почти всё, окна заколочены фанерой, стены в саже. Он сел на недогоревшую табуретку, стало жутко от черного потолка, и обуглившегося линолеума. А ведь когда-то здесь было светло, тепло и уютно, пахло вкусной едой, раздавался детский смех. Он здесь вырос сам, тут же родились его дети, которые теперь скорее всего, и не помнят его.
Это был его дом, и это он довел своё единственное жилье, до такого состояния, чёрт побери… Мужчина решительно встал, начал собирать, и выносить мусор. Когда нес очередную охапку, в дверях столкнулся с Валерой, тот стоял, крепко сжав кулаки, а на скулах играли желваки.
- Что, опять собрался тут бомжатник устраивать, не вздумай, шею сверну, и закопаю в клумбе. У меня трое детей, и ты мне тут не нужен, со своими вонючими алкашами. Жизнь нам портить, я тебе не дам.
- Нет, не буду я больше пить, всё, завязал! Допился уже, черти начали прилетать на метле, я так испугался, что последний фанфурик, хлопнул об асфальт.
- Ну, ладно, поживём, увидим, насколько ты завязал, пошли, я тебе веник дам с ведром, прибирайся пока тут. Но помни, что клумба твоя! Всем домом закопаем, и спляшем на могиле.
Пылесос выёживался недолго, он вдруг вспомнил, что Надин еще не ушла на работу, а принимает душ. Когда хлопнула дверь ванной комнаты, в квартире было, живое воплощение картины, «Ждали», неизвестного автора.
Гудел весело труженик пылесос, на нем верхом сидели Матрёша с Кукуляпой, и пели в два голоса – «Мне сверху видно всё, ты так и знай». И ладно так выводили, шельмы, словно обучали их пению, самые настоящие учителя вокала. Кукуляпа любил привирать иногда, что в пору его молодости, когда крестьяне были крепостными, он жил в усадьбе графа богатого. И часто слушал, как пели актрисы, из театра этого господина. Но домовёнок, был таким неисправимым обманщиком, что обычно его никто и не слушал.
- Вон, Матрёшкин мячик валяется, подбери его – крикнул Кукуляпа пылесосу, и упал вверх тормашками на пол, от удара кошачьей лапы.
- Раскомандовался тут, тоже мне, хозяин нашелся чужим мячикам – проворчала кошка, и поточила напоказ свой острый клык, об не менее острый коготь.
На кухне шкворчало масло в сковороде, ловко орудовали фартук и прихватки, жаря яичницу, нож крошил огурец на доске. Конечно, Надин они боятся, при ней все как миленькие, шуршат, а Глафире пришлось уйти голодной. А ведь еще смену за станком простоять нужно, до обеда, никто ее не накормит.
Люди думают, что, если умеешь колдовать, можно целый день кверху пузом проваляться. Скатерть-самобранка накормит, ковер-самолёт и метла со ступой доставят на любую точку земли. Но всё это, из области фантастики, обычно ведьмам зарабатывать приходится, как и всем людям. Кушать-пить хочется, одежда нужна, а еще квитанция приходит на квартплату каждый месяц.
Пытались конечно, делать деньги из воздуха, но они почему-то, все получались под одним номером. Вместо Красноярска, и Владивостока, на них печатались почему-то, сказочные замки, и избушки на курьих ножках.
Однажды, пришлось спасаться бегством, при покупке кошачьего корма, для кошки и домового. Продавщица в продуктовом магазине, не таких колдуний видала, фиг проведешь! Нажала тревожную кнопку, как только увидела купюру, достоинством в 475 рубледолларов. Хорошо, успели превратиться в продуктовую тележку, и укатиться, да и то полкилометра за ними бежали уборщица, продавщица, и грузчик с лопатой. Последний был особенно опасен, он жил в соседнем подъезде, и мог опознать их, тогда точно беды не оберешься.
Решено было, на семейном совете, больше такими делами, не заниматься, а работать и жить, от зарплаты до зарплаты. А то за фальшивые деньги, можно и срок схлопотать. Ежели на полицейских туман-дурман напустить, чтобы не замели, добавят еще несколько лет, они же при исполнении.
Хлопот с этим колдовством очень много, Глафира, например, терпеть не может носить продукты из магазина. Тем более что вечно болтает по телефону, и руки заняты. А люди такие пугливые стали, как увидят, что пакет с продуктами бежит спотыкаясь, и плачет, просясь на руки, тут же падают в обморок.
А своенравная Матрёшка учудила в ветеринарной клинике, она, вопрос врача Глафире:
- Прививку будем делать?
Гаркнула в ответ, увеличившись от страха в три раза:
- На кукуя мне прививка, я уже всеми лишаями переболела. Себе делай, а то вон вся голова облезла.
Ветеринар, мужчина лет 50, на полголовы лысый, на оставшиеся редкие волосы, седой, поседел еще и на усы, и свитер. Стал заикаться, и косить на один глаз, пришлось пшикнуть ему в нос, «Забывайкой», а он взял, и всё забыл. Начал таскать кошку за хвост, и залез на колени к Глафире, называя ее мамой.
Полдня промучились, приводя его в чувство, даже после этого, он просился, пойти домой с мамочкой.
Так что, не думайте, что колдовством можно жить припеваючи, это такие хлопоты, что лучше бы и не надо. С полетами при луне, тоже не соблазняйтесь, у нас погода такая, что метла работает только три месяца в году. Всё остальное время, пользуешься общественным транспортом за свои кровные.
****
Жить трезвым, и наводить порядок в сгоревшей квартире, Жоржу тоже было нелегко. Выгреб мусор, отмыл одну комнату, ладно, летом без окон, без дверей проживешь, а зима-то не за горами. Работы нет, мебели нет, есть нечего, пойдешь металлолом, или бутылки пустые искать, дружки бывшие набегут, и снова по кругу заезженному. Да и тоскливо одному, от алкашей ушел, а люди его еще не приняли, он же для них отброс общества. Пока убирался, соседи помогали, но не будешь же подачки ждать, всю жизнь.
Так тошно стало от этих мыслей Жоржу, что на третий вечер, ноги сами повели его к ларьку. Одного не видел, что окна соседки, 80-летней Антонины Петровны, выходили на ларек, и по заданию соседей, она не спускает глаз оттуда. Только Жорж появился возле заветного ларька, зажав в ладони сотню, что вчера дал Валера на хлеб, бабушка схватилась за телефон.
Купив баночку пива, он поднес его ко рту трясущимися руками, отхлебнул, в этот момент в ушах зазвенело, и в глазах потемнело. Ему показалось, что голова, оторвавшись от тела, улетела. Пудовый кулак Валеры, прилетел ему в ухо повторно, и он рухнул, на неостывший ещё от дневного солнца, асфальт. Валера был не один, с ним прибежали соседи по подъезду, лет десять прожившие рядом с ним, и хлебнувшие горя, по его вине.
Они били его молча, три здоровых мужика, уставшие от его многолетнего пьянства. От бессонных ночей, грязи, и вони в подъезде, вечного страха быть взорванным, и сгореть всем вместе. Ботинки 45-го размера, врезались глухим стуком в тощее тело.
- На, сволочь, получай! Достал, урод!
Сейчас забьют до смерти, а умирать ему не хотелось.
- Понял, понял, не убивайте! Простите, пожалуйста! Не убивай!
Он схватил кого-то за ноги:
- Пожалуйста, не надо!
Они перестали его пинать, стояли над ним молча, тяжело дыша.
- Жорик! Вы что сволочи делаете?
Откуда-то появилась Люсьен, и кинулась с кулаками на тех, кто его бил.
- Пошла вон шалава, сейчас и тебя закопаем вместе с ним!
Ее схватили за шкирку, и отбросили, она укатилась на тротуар, и стукнувшись головой об бордюр, затихла.
***
Жорж с Люсей спали на старом матрасе в углу, когда появились начальник ЖЭКа с участковым. Внутри всё сжалось, сейчас их выгонят, есть сто причин, чтобы они тут не жили. И всего одна, но веская, чтобы здесь остаться, он здесь прописан.
- Паспорт-то у тебя цел, Георгий Иванович - спросил участковый, - я же тебя помню, мы росли вместе. Хороший был парень, а вот где-то свернул не в ту сторону.
- Есть, я его брату двоюродному, на хранение отдал - пролепетал Жорж, не понимая, к чему он клонит.
- Есть у нас к тебе, предложение. Иди-ка ты, в дворники. По-свойски, тебе сантехники, трубы восстановят, и долги начнешь выплачивать, по квартплате. Народ сейчас богато живет, выкидывают и мебель, и стройматериал, отремонтируешь квартиру, и обставишь. Да и даме твоей работа найдется, если что, подъезды пусть моет. Ну, а если пить начнете, соседи разобраться с вами решили сами. Мы им мешать не будем, как решат, пусть так и будет. Вы тут посидите, подумайте, поможем, чем сможем, если за ум возьметесь. Приходите завтра с документами, мы вас ждем.
Уходя, участковый обернулся и хмыкнул:
- Ох, ну и рожи у вас ребята!
Рожи были, что надо… Ботинки 45-го размера, они не косметологи, о красоте не задумываются.
- Придется с выпивкой завязывать, они не шутят, убьют точно. А отсюда я уходить не хочу, тут крыша над головой есть. Ты иди Люся, а то, и тебя прибьют со мной. Это же бандиты, им убить, раз плюнуть.
- Куда я пойду? Дети, гады такие, квартиру продали и уехали. Дали мне гроши какие-то, так их уже и нет. Вот растила я их, растила, а они мне «алкашка», неблагодарные! Ну, давай, пока пить не будем, может эти гады успокоятся.
- Сомневаюсь, не дадут они жить спокойно, участковый даже, с ними заодно. А может уехать, в другой город какой-нибудь?
- На что ехать? Уже и в долг никто не дает.
В прислоненную дверь, постучались, и зашла Антонина, она принесла домашние пирожки, жалко стало ей, их, паразитов.
- Вы, ребята, за ум беритесь уже, хватить дурить, идите работать, и живите как все.
Они осторожно жевали теплые пирожки разбитыми губами, и жалели только об одном. Что нет сейчас, под пирожки, несколько глоточков горячительного.
Но пришлось всё-таки взяться за ум, может, решили, что пора, а может, просто испугались угроз соседей. Работать начали, он дворником, а она полы в подъездах моет, собирает макулатуру, и сдает, на хлеб, да на кефир хватает. Мебель, выброшенную кем-то, притащили, пусть и кирпичом подпертый, но не старый еще диван, появился в спальне. Потолок побелили побелкой, что соседи дали, да так хорошо, чисто стало в квартире, загляденье просто.
Только выпить всё равно хотелось, жгло прямо изнутри, звало и манило, снилось по ночам, как вливается в горло жидкость желанная, и бежит, согревая по венам, и дурманит ум.
Нестерпимо хотелось, и признался Жорж в этом Антонине Петровне. При беседе на скамеечке, куда старушка выходила погреться на солнышке, а он присел отдохнуть.
- Эх, милок, ты так долго не протянешь – задумалась старушка – сходи-ка ты, вон в тот дом зелёный, квартиру я покажу. Ты им расскажи о беде своей, и слушай, чего скажут, и делай как тебе велят. И бабу свою бери, вы из одного теста слеплены, вам всё вместе нужно делать.
Долго не решались они, но допекло их желание жгучее, стало совсем невтерпеж. И однажды вечером, решили дойти до той квартиры.
Звонка у дверей не было, они робко постучались, потом еще раз, уже посмелее, наконец, щелкнул замок, и зевая, вышла румяная девица.
- Что шумим, чего надо?
Не дождавшись ответа от напуганных посетителей, крикнула через плечо в квартиру:
- Маман, похоже, это твои клиенты.
Противная, тощая дама в пижаме с рогами и хвостом чертика, появилась из ниоткуда, посмотрела, и фыркнула:
- Нет, это уже не мои, они давно прошли этот уровень. Тут не поможет даже нарколог, их только к стенке ставить, и расстреливать.
Парочка испуганно попятилась, но какая-то сила, втолкнула их в квартиру, и дверь за ними захлопнулась.
- Ну, расстрелять, так расстрелять!
Сказала серенькая, хорошенькая кошечка, и достав из-под шкафа в прихожей ружьё, скомандовала:
- Кукуляпа, давай патроны!
И вздернула затвором винтовки.
Маленький тряпичный мальчик тащил патроны, на бегу рассыпал, и они со звоном разлетелись по квартире.
- Ёпта! Пиииииии!
Несколько нехороших слов, вылетели из пасти кошки, и Люсьен почти лишилась чувств.
- Мама! - как ошпаренные, заорав, пара кинулась на дверь. А она ощерилась как собака, и зарычала на них. Схватившись друг за друга, они в ужасе завопили:
- Помогите, спасите!
- Да, ладно, не орите, помогу так и быть, нормальным голосом нельзя попросить, что ли?! Разорались тут! Не верещите, я сказала!
От ужаса, они продолжали орать так, что странная тетка разозлилась.
- Заткните их, кто-нибудь!
Две мочалки подскочили, влетели им в пасти, и заткнули крик на самой высокой ноте.
- Идите сюда, сядьте на стулья, и сидите тихо. А то дверь на вас натравлю.
Ужас выбил остатки алкогольного яда, который пропитал организм за долгие годы. Никакие капельницы и лекарства, не промыли бы кровь так быстро, как чувство всеобъемлющего страха.
Они сидели, окаменевшие от увиденного, крепко вцепившись в стулья. Ещё бы, эта ненормальная кошка, сидела на полу, направив на них винтовку, и нагло так, ухмылялась и облизывалась. А девица, виляя бедрами, притащила пулемет, и тряпичная кукла, ловко заправила в оружие, ленту с патронами.
Стервозная дама, достала из объемного кармана, большую деревянную ложку, расписанную яркими цветами. Помахав ею в воздухе, поднесла ко рту Жоржа, от ложки пахло чем-то противным.
- Пей!
Жорж попытался воспротивиться, но угрожающе щелкнул затвор, и он поспешно втянул тягучую, противную жидкость с ложки. То же самое, произошло и с Люсьен, она и не пыталась сопротивляться, женщины в случае опасности, намного мудрее мужчин.
Дама с хвостом, размахнувшись, по очереди треснула больно, обоих по лбу. На их попытку вскочить и сбежать, среагировала девица, пулемет застрочил, и алкаши, от веерного удара провалились в бездну.
Когда в затуманенных глазах забрезжил свет, квартира куда-то исчезла, а они сидели в огромном железном корыте. Было душно, и жарко, железное дно, нестерпимо жгло ноги. Вокруг корыта, бегали множество стервозных дам, с поленьями в охапке.
- Эй, выпустите нас!
Их никто не слышал, все радостно суетились, и бегали, словно готовились к какому-то большому событию.
- Это же ад! И нас будут жарить!
Догадалась Люсьен, и в ужасе кинулась к краю, чтобы вылезти.
- За что?
Вопила она, крутясь как ужаленная, на этой горячей площадке.
- Как за что? Ты ещё спрашиваешь?
Удивилась та, у которой на голове, была фуражка с кокардой. Похоже, что она здесь старшая, ее слушались, и подчинялись все остальные.
- А вот это, кто сделал?
Она показала рукой в сторону, и от увиденного Люсьен с Жоржем вздрогнули.
Окружив сковороду плотным кольцом, молча стояли люди, и среди них она увидела свою мать. К ней, к единственному близкому для них человеку, прижимались дочь с сыном Люси, еще маленькие, и в их глазах был страх. Все эти люди держали в руках окровавленные сердца, темная, густая кровь, капала из них в огромные чаны, что стояли перед ними. Они были наполнены жидкостью, которая выплёскивалась из краев.
- А вот и мои стоят – вздрогнув, Жорж показал на людей, стоявших рядом с ее матерью.
Красивая, молодая женщина, напуганные, бледные дети, и старуха с изможденным лицом, все они держали окровавленные сердца. А кровь из ран в сердцах, и горькие слёзы текли и текли в чаны, и казалось, что скоро это озеро мук и страданий, разольется и затопит всё вокруг.
- Это разбитые сердца ваших близких, кровь, которую вы пили из душевных ран, и слезы, пролитые ими. Вам кипеть в этой крови и слезах, миллионы лет. Должно же быть вам, какое-то наказание, за все ваши поступки.
Жорж смотрел на жену, усталое лицо ее было в крови, это он разбил, пытаясь отобрать обручальное кольцо, чтобы продать и пропить. Его дети испуганно смотрели на него, он помнил, что они всегда его боялись, а мать тихо плакала от бессилия. За ними стояли люди, которых он помнил смутно, вот соседи, вот уборщица в подъезде, которых он видимо, когда-то обидел, но даже и не запомнил.
- Нет, не надо, мама, спаси!
Жорж кричал и плакал, но его никто не слышал, люди молча смотрели на них, и от этого становилось только страшнее.
- Давай выпрыгнем!
Люсьен рванула его за рукав, и они в отчаянии запрыгнули на край сковороды, их дернуло словно током, и отбросило далеко.
- Да что с ними случится, не помрут, вот, очнулись вроде…
Вся странная компания стояла и смотрела на них, одуревших от страха, и непонимания ситуации.
- Ну что, поняли что-нибудь?
Кошка лениво зевнула и облизнулась:
- Это я еще не привела кошек, которые погибли из-за вашего недосмотра, тогда вам совсем, хана была бы.
- Отпустите нас, пожалуйста… - наконец, пришла в себя Люсьен.
- А кто вас держит, идите! Только помните о том, что видели! Ваша сковорода в аду всегда свободна!
Они бежали молча домой, им нечего было друг-другу сказать. Пить больше не хотелось, а жить – да!
- Может нам фирму открыть по излечению алкоголиков?
Задумчиво смотрела в чашечку с кофе Надин.
- А оно тебе надо?
Глафира потянулась и зевнула.
- Денег оплатить лечение у них все равно нет. А лужи под табуреткой кто будет вытирать?
#веселые рассказы #юмор
