она
Я не люблю тот мир, где мне простреливают горло – потому что это больно, очень больно, нестерпимо больно, когда я захлебываюсь кровь, и весь мир вместе со мной. Я не люблю приходить в этот мир – но приходится, ведь это единственный способ достать хоть что-нибудь на обед, он же ужин, он же завтрак, он же вообще не знаю, что. Там, где мне простреливают горло, у меня есть шансы, что мне не прострелят горло, и я дойду до того, что кода-то было гипермаркетом, наберу каких-нибудь консервов, хлеба, долго буду смотреть на срок годности торта на краю прилавка, долго буду вспоминать, какое сегодня число, наконец, решусь взять, но передумаю, и так придется слишком много тащить. И есть шансы дойти до дома, до подвала, затаиться, пересидеть, выжидая сам не зная чего.
А вот когда город накрывает взрывной волной – вот это уже не больно, это уже никак, это уже просто не успеваю понять, что случилось. Так что я предпочитаю коротать дни в мирах, где город накрывает взрывной волной – так не больно, только тогда приходится весь день до половины четвертого сидеть впроголодь, и ладно бы весь день, так и вчера, и позавчера тоже впроголодь, а это уже слишком. А после половины четвертого город накрывает взрывной волной, и все. Но иногда все-таки приходится выходить в тот мир, где мне прострелят горло. Иногда мне кажется, что есть какой-то способ протащить еду в тот мир, где город накрывает взрывной волной – но я до сих пор не знаю, как это сделать.
Сегодня мне особенно хочется есть, сегодня я выбираю тот вариант, когда мне прострелят горло. Одеваюсь как всегда, почему-то я не могу выбирать одежду, почему-то нужно быть в сером платье, которое почти никогда не ношу, и в сером пальто, что за сочетание, серое платье и серое пальто, и обязательно на каблуках, что за бред, в такие минуты на каблуках...
.он
Если бы меня спросили, как её зовут, я бы не ответил – не знаю, я бы вообще удивился, что у неё есть какое-то имя. То есть, я понимал, что её как-то зовут – но никогда об этом не задумывался. Я называл её... да никак я её не называл, женщиной, незнакомкой – для меня она была просто той, которую я убью. Справедливости ради – я не собирался никого убивать, я просто знал, что я её убью...
Часы на руке показывают половину второго – гадаю, какой сегодня день. Если та, которая, сейчас выйдет из дома, сегодня тот день, когда я должен буду выстрелить. Если она не выйдет – сегодня день взрывной волны, и я успею побродить по тому, что когда-то было городом. Все еще не оставляю отчаянные попытки вспомнить что-то о самом себе, хотя бы свое имя, должно же у меня быть имя в конце-то концов. Иногда мне кажется, что если я узнаю её имя, то тут же узнаю и свое имя, что между нами какая-то связь, и нужно подойти и спросить,
- Как вас зовут?
Или даже вообще –
- Как меня зовут?
Сегодня, говорю я себе, например, сегодня, если только сегодня не день взрывной волны. Сегодня я подойду к ней, если только моя рука сама не нажмет спусковой крючок, как уже было не раз и не два, если реальность не окажется сильнее меня. Я обещаю себе сегодня оказаться сильнее реальности, опустить ружье, подойти к той (серое пальто, серое платье), спросить%
- Как вас зовут?
Или лучше:
- Как меня зовут?
Если она не испугается, не убежит до того, как я успею что-то сказать, - а она испугается, она убежит, и мне кажется, это не потому, что она боится меня, даже безоружного, а потому, что сама реальность не дает мне говорить, почему-то... почему-то.
Гадаю, какой сегодня мир, тот или этот.
(продолжение следует)