Решил я, значит, ковёр себе купить на пол. Из чисто практических соображений. У меня паркет, чтоб, значить не пачкать и мыть его пореже, только пылесосить. К тому ж, надо было исполнить свою детскую мечту — ковёр на полу. И не какой–нибудь палас или дорожку, а настоящий, шерстяной, аутентичный, которые во многих домах ещё встречаются. На Авито и Юле таких полно. Только выбирай. Я и выбрал.
Симпатичный, яркий, что вырви глаз, со всякими тюльпанами и восточными огурцами — это не моё. Ну такой у моей бабушки на стене висел. Я же человек культурный, нашёл себе ковёр домотканый, ручной работы, неидеальный, как положено по эстетике ваби–саби и минимализма. И положил его на пол своей комнаты в коммуналке на Кирочной. Любоваться им тоже можно было с высоты второго, деревянного спального яруса, надстроенного по понаехавшему обычаю, чтобы не пропадала высота потолков, которую иногородние считают излишней роскошью.
Только у ковра есть один недостаток, даже как у неидеального. Собственно, потому он мне и оказался по карману. С одного краю он как бы был немного распущен, не сильно, на пару сантиметров из него торчали разноцветные нити. Хозяин сказал, что он не окончен, ручная работа, все дела. Но я уже знал, куда можно спрятать этот край, чтоб он не резал взгляд и «закрыл на это глаза».
А вот когда я их открыл однажды ночью потому что мне показалось, будто скрипнула половица и глянул вниз, то увидел там призрачную девушку в восточном платье, сидящую на ковре. Нифига себе приснилось, подумал я и повернулся спать дальше.
Проблемы начались, когда я решил что–то сделать с распущенной частью ковра, потому что решил его положить в центр комнаты и бахрома с краю, раньше прятавшаяся под шкафом теперь серьёзно портила феншуй. Я нагуглил мастерицу по починке ковров. Да, такие тоже есть. Представилась она Мариам, глянула на ковёр, поцокала языком, сказала, совсем без акцента, что это дело рук хорошего «уста», нужно везти в мастерскую. Пара дней – и готово.
Я согласился. Но через пару дней ковёр оказался не готов и ещё через пару. Я, конечно, знаю, как привыкли работать некоторые товарищи из ближнего зарубежья, но, когда мне и через неделю не смогли внятно ответить о сроках, я заволновался и поехал к ним сам.
Мариам оказалась Мариной, полукровкой из Душанбе. Она позвала меня в кабинет, налила мне рюмку, а себе полстакана коньяка и попросила выпить.
— В общем такое дело. В первый же день мы его доткали, чтоб нитки не торчали, как вы просили, а на утро он снова оказался распущенным. И так два раза. Поставили камеру, думали кто балуется из молодых, у нас тут не только ателье, ещё и автомастерская внизу. И вот что мы увидели.
Она включила монитор. Ковёр лежал на большом столе посередине пустой комнаты. Вдруг он зашевелился и с одного конца нити распустились. Сами по себе.
— А потом мы позвали уважаемого человека, который много лет имел дело с проявлениями полтаргейста, джиннами, как он сам это называет. Он сел на ковёр читать намаз.
И снова включила монитор. На видео ковёр с пожилым бородатым мужчиной медленно поднялся в воздух, сантиметров на пять. К чести бородатого, он не испугался, продолжил читать молитву, пока плоскость ковра не наклонилась и он не скатился.
— Это форс–мажор, мы не возьмём с вас денег и просим забрать ковёр. Но уважаемый Талгат Максутович просил передать, что знает, как выгнать из ковра джиннов. Вот его визитка.
Она подала чёрную визитку, на которой золотыми буквами было каллиграфически выведено «Талгат Максутулы». И номер телефона.
После увиденного на экране не очень хотелось тащить этот половик в дом, но я ж материалист. Первым делом было решено разобраться с хозяевами ковра. Я помнил адрес на улице Марата, но как не крутился, не мог найти тот дом... потом стал вспоминать другие странности – вроде как квартира–студия в цокольном этаже, где в общем с кухней зале нет ни одного окна. И обстановка как в антикварной лавке.
Ночью я никак не мог уснуть, а когда глянул за парапет, мне показалось, ковёр завис над полом. Я кинул в него подушку, и он рухнул. Нет, не показалось.
Ладно. Думаю, надо звать заклинателя ковров. Талгат по–деловому осмотрел моё жилище, избегая поворачиваться к ковру спиной и спросил, не замечал ли я чего необычного. Я рассказал про странный сон в первую ночь с ковром. Тот кивнул.
— Вот эту нежную пери сейчас и будем вызывать, — вздохнул он.
Мы засели на верхнем ярусе и Талгат начал бубнить то ли молитвы, то ли заклинания. Долгое время ничего не происходило, я зевая посмотрел на потолок с дореволюционной лепниной, а потом… на женщину в парчовом платье, сидевшую на ковре, напротив нас, на двухметровой высоте.
— Привет, малохольные.
Кажется, я потерял сознание. Когда я пришёл в себя, женщины не было, ковёр лежал на месте, а Талгат сказал, что узнал всё что нужно. Оказалось, что коврик бы не простой. Одна мастерица в 80–е годы уехала из Бухары в Питер и привезла с собой недоделанный ковёр – дипломную работу. Она думала, что доделает его здесь, но не срослось – затянул быт, работа, вышла замуж, появились дети. Постепенно у неё начались проблемы с головой, и повзрослевшие дети отправили её в клинику. Вот только душа её по какой–то причине осталась в ковре. Видно, как в недоделанной работе, в которую было вложено много сил.
— Эта уважаемая женщина томится в доме престарелых под Питером. А дух её сидит в ковре, потому что их разлучили. Надо соединить их снова и тогда дух уйдёт из ковра.
– А может просто выкинуть его?
– Можно и так.
Как бы мне хотелось, чтобы на этом моё приключение тогда окончилось... но нет, любопытство и благородные намерения погнали нас в дом престарелых. Ковёр мы предусмотрительно положили в багажник. К моему удивлению, мы ехали без музыки. У старенькой, под стать жигулям, магнитолы не было передней панели. Талгат сказал, что потерялась, а новую поставить руки не дошли.
Как ни странно, нас уже ждали. На ресепшене сказали, что мы уже записаны к Тамаре Артуровне, как звали нашу «прекрасную пери». И нас повели в сад.
Женщина действительно походила на ту, что мы видели в моей комнате, только уже сильно состарившаяся.
– Хотите чаю?
Она сидела в шезлонге на стриженной лужайке и никаких принадлежностей для чаепития рядом не было. Мы недоуменно переглянулись, но старушка мило улыбнулась и попросила принести её ковёр и разложить его на траве. Едва мы это сделали, она резво вскочила на него и секундой спустя вместо старухи перед нами стояла черноволосая красавица, одетая по моде конца восьмидесятых – в голубых джинсах и красной блузке. А рядом с ней на том же ковре стоял мини–столик с пузатым чайником и пиалами и ещё какой–то снедью.
– Присаживайтесь, я всё объясню, — сказала она и опустилась на колени перед столиком.
Я то с ковром давно был знаком и потому смело сделал шаг и сел по–турецки рядом со столиком. А вот Талгат колебался, пока она не сказала, что у неё сегодня настоящий казанский талкеш–калаве. Разливая чай по пиалам, она рассказала грустную историю.
Оказалось, что Тамара училась у старой мастерицы ковроткачества, которая решила передать ей секрет вечной молодости. Он заключался в ковре – надо было соткать его с определёнными заклинаниями, тогда он станет домом для твоей души и, не даст состариться. К сожалению, она не смогла довершить своё дело, поскольку не нашла в Питере нужного ткацкого станка, а злые дети отправили её сюда, разлучив с ковром. Но если ей помогут, она его закончит. Прямо сегодня.
И тут Талгат, который спокойно пил свой чай, вдруг говорит:
— Врёшь ты всё, проклятая убыр. Ковёр твой из плоти и крови соткан невинных людей. И нас ты сюда заманила, чтобы закончить его.
И словно пелена с моих глаз спала. Увидел я, что столик заставлен кривыми, как японские тявани чашами, а сама женщина одета в какие–то лохмотья, правда в золотых украшениях и, хотя по–прежнему молода, но красота её холодная и злая, а взгляд тусклый и пустой. Однако она улыбнулась, показав острые зубы.
— Что ж, так даже лучше. Я тоже устала плести всякий бред, чтобы заманивать на него мужиков. Он вправду состоит из одолженных жизней, и он в шаге от завершения, чтобы я смогла стать вечно молодой. Мне нужен был один человек, но вы пришли вдвоём, так что я, по справедливости, могу одного отпустить. Можете выбрать сами. И не надо делать резких движений, если случайно со мной что–то случится, то...
В этот же миг я осознал, что ковёр висит над землёй не менее чем в десяти метрах.
— Как говорил один мой знакомый, «ножи и волыны за борт»... Талгат–абый, это я вам, в первую очередь. А то я сейчас покажу, как делали петлю Нестерова на моноплане не пристегнувшись.
В этот момент ковёр накренился, несильно, градусов на десять, но мы с Талгатом судорожно схватились за его края.
— Всё–всё, уважаемая, понятно, — сказал Талгат и выкинул за борт кривой нож, который у него был за пазухой.
— Итак, один из вас полетит со мной, а второго я, так и быть, высажу. Есть монетка?
Талгат почесал затылок.
— Уважаемая пери, откуда сейчас монетки, забыли в каком государстве последние 30 лет живёте? Инфляция–феляция–шмеляция. Да и чего бросать. Он — молодой, я уже пожил, раз уж такой расклад, забирайте меня. Вам же не трахаться надо, как я понимаю.
Тамара с интересом посмотрела на Талгата и достала из лохмотьев длинный узкий кинжал с продольным отверстием, судя по всему, он ей заменял ткацкий уток.
— Ишь какой борзый, мы с тобой нигде не встречались? Ну ладно, хамство прощаю, раз уж сам вызвался. А ты, молодой, прыгай.
Я глянул вниз, оказалось ковёр уже висел всего в метрах трёх над землёй. Если прыгнуть аккуратно, то можно и ничего не сломать.
— Подожди, ключи возьми от машины. Тебе ещё в город надо вернуться, — сказал Талгат и протянул мне смарт–ключ с эмблемой мерседеса.
Я хотел сказать, что возьму такси, но мне показалось странным, что у старой семёрки, на которой мы сюда приехали был такой модерновый ключ.
— Ты только с сигнализации не забудь снять. И панельку магнитолы из под кресла вытащи.
Я прыгнул. И уже лёжа на траве увидел, как ковёр стал подниматься всё выше. Я же достал смарт–ключ и по какому–то наитию, навёл его на ковёр и нажал кнопку. Раздался взрыв и ковёр, оставляя за собой чёрный след понёсся к горизонту. На траву рядом со мной упала жуткая рука, сжимающая кинжал–уток. Оставалось только включить магнитолу в машине, понял я.
— Если ты это слышишь, то я уже встречаюсь с всевышнем, мир ему..., — запись шла на старомодной ленточной кассете.
Это не женщина, это убыр, страшное отродье Иблиса, которое много столетий терроризировало нашу местность. Она пришла откуда–то с севера со своим страшным утком и стала ткать ковёр, чтобы быть бессмертной, а нитями ей служили людские души. Никто не знает, как она это делала, люди просто исчезали, а ковёр увеличивался. Один мальчик подсмотрел за ней и видел, как человек постепенно умирал под её ножом, лёжа на ковре. Люди хотели убить её, но она всегда исчезала.
Мой отец тоже погиб. Она убила его как остальных, чтобы сохранить свою молодость и вплела его душу в рисунок. Я знаю, что ножи её не берут, но однажды её удалось ранить из автомата, во время гражданской войны. Говорят, пули были из серебра.
Я не стану тратить время на поиск оружия и литьё пуль. Я сделал пояс шахида и начинил его серебряным ломом с Уделки. Но я боюсь, что мне не хватит духу привести его в действие. Может быть я дам пульт тебе, если ты это слушаешь, значит так я и сделал.