Необъятные пространства России с давних времен связывала сеть путевых станций – дорожных «ямов». От них пошло слово «ямщик». В «ямах» путники находили теплый кров и хлеб насущный. Усталых коней там меняли на свежих, хорошо отдохнувших скакунов.
Чётко отлаженная система «ямской гоньбы» приводила в изумление иностранцев. К примеру, французский маркиз Астольф де Кюстин, посетивший Ярославский край в 1839 г., с восторгом описывал русскую тройку: «В них впрягают … трех лошадей; коренник, идущий в центре, запряжен в деревянный, довольно высоко поднятый полукруг - нечто вроде подвижной арки … на которой укреплен колокольчик.
Лошадь, идущая в пристяжке, более свободна, чем коренная; голова ее всегда повернута налево; пристяжная бежит галопом, даже когда коренник идет рысью; недаром ее зовут бешеной».
И уж в полный шок повергала утонченного аристократа скорость, с какой русские ездили по своим дорогам: «Я стараюсь выучить, как сказать по-русски «тише», другие путешественники, наоборот, подгоняют ямщиков», – писал маркиз в своей книге «Россия в 1839 году».
Это он верно подметил. Через три года Николай Васильевич Гоголь воскликнет в своем романе «Мертвые души»: «И какой же русский не любит быстрой езды»!
Как правило, расстояние между «ямами» равнялось «ямскому гону» - около 60-ти км. Такую дистанцию лошади могли преодолеть за один световой день. Поток проезжих людей благоприятствовал развитию торговли и ремесел, и многие «ямы» постепенно разрастались в крупные села, а то и в города.
В русском народном фольклоре известно множество песен о ямщиках. Их лирические герои на лихих тройках мчатся через заснеженные просторы к своим возлюбленным:
Вот вдали село большое –
Сразу ожил мой ямщик.
Песней звонкой, удалою
Залился он в тот же миг!
И точно как в песне, ровно на полпути между Ярославлем и Угличем находится крупный населенный пункт, который так и называется – Большое Село. Расстояние от него в оба конца равно «ямскому гону» - ок. 60 км.
В XV веке Большое Село входило в пределы удельного Юхотского княжества. А затем, в 1706 году стало центром обширной вотчины графов Шереметевых. Их владения простирались по Угличскому тракту и судоходной реке Юхоти на несколько десятков верст, включая в себя более 400 деревень. Здесь действовали постоялые дворы и трактиры, по праздникам в селениях кипела ярмарочная торговля.
Вотчина приносила Шереметевым солидные доходы, и вплоть до 1917 года графы всячески поддерживали хозяйственную деятельность на этой территории. В Большом Селе ими были построены трактиры «Москва» и «Петербург», а на реке Юхоти возведена плотина с водяной мельницей.
Под стать уездному городу, в центре Большого Села располагалась площадь с торговыми рядами, а на улицах высились многочисленные каменные особняки.
Интересно отметить характерную черту местного купеческого стиля – все строения имеют окна с полукруглыми арками.
Сохранившиеся деревянные дома украшены затейливой кружевной резьбой.
В селе чтят память знаменитой землячки – великой русской актрисы Прасковьи Ивановны Ковалевой-Жемчуговой. По одной из версий, она родилась в деревне Березино, что в 20-ти верстах от Большого Села. В Большесельском краеведческом музее есть посвященный ей уголок.
По местной легенде, новорожденная Параша (Параскева) была крещена в здешней церкви Параскевы Пятницы (1747 г).
Храм эффектно водружен на придорожный холм. Примечательно, что колокольня перекрыта не традиционным шатром, а сомкнутым сводом.
В 12-ти километрах от Большого Села находится второй по значимости центр вотчины - Новое Село. Здесь графами Шереметевыми была воздвигнута монументальная Троицкая церковь (1800 г.)
Её облик во многом созвучен архитектуре церкви Всемилостивого Спаса (1739 г.) в подмосковном Кусково – главной усадьбе Шереметевых. Оба храма увенчаны крупными гранеными барабанами. Сходство дополняют плоские портики с треугольными фронтонами и широкими пилястрами.
Но особенно интересен ансамбль богадельни и вотчинной конторы. Последнее строение датируется рубежом XVIII – XIX вв. Возведено оно, скорее всего, по типовому проекту. Чертежи подобных домов наглядно представлены в «Собрании фасадов для частных строений в городах Российской Империи. 1809 -1812 гг».
Гораздо более самобытен архитектурный образ Шереметевской богадельни. Несомненно, она представляет собой незаурядный памятник Елизаветинского (а возможно, даже Анненского) барокко. Ярко выраженная «палатная» планировка строения воскрешает в памяти образцы раннего петровского зодчества.
Второй «парадный» этаж здания декорирован сложно профилированным карнизом с большим выносом, фасады оживляет торжественный ритм наличников и тонко очерченных пилястр.
Думается, что восстановление Шереметевской богадельни, предтечи легендарного Странноприимного дома, должно стать одной из приоритетных задач ярославских реставраторов.
При виде этого редкостного памятника вновь вспомнились путевые заметки маркиза Астольфа де Кюстина. Он там много всякой «развесистой клюквы» про Россию понаписал, в духе: «А у них по улицам медведи ходят»! Но есть среди прочего и такое откровение:
«Многое в России восхищало меня... никто более меня не был потрясен величием их нации и её политической значительностью. Мысли о высоком предназначении этого народа не оставляли меня» ...
В плане фантазий русские иногда даже подыгрывали забавным выдумкам, с юмором изображая своих медведей в генеральском звании. Так, поэт Н.А. Некрасов - певец земли Ярославской, увековечил легенду о «Генерале Топтыгине»:
Только стон кругом стоял:
«Очищай дорогу!
Сам Топтыгин-генерал
Едет на берлогу!»
(Н.А. Некрасов. «Генерал Топтыгин», 1867)
Медведь до сих пор красуется на гербе Ярославской губернии, в которую входило и Большое Село
