Марш-бросок
В здании и на территории интерната, где проходила вся наша жизнь, летом устраивали пионерский лагерь для тех, кому некуда было уезжать, а таких было подавляющее большинство.
Жизнь в лагере бурлила. С момента побудки и вплоть до отбоя день был до отказа наполнен разными мероприятиями, из которых самыми важными были купание в море (два раза в день), спортивные игры в течение дня и просмотр кинофильма вечером. У нас был свой кинопроектор и свой киномеханик (парень из моего класса). До моря можно было добраться либо пешком через стадион «Динамо», либо на трамвае. Младших водили пешком, старшие ездили на трамвае бесплатно, стоя на подножке или на заднем бампере. Те, кто ездил на подножке, чтобы не попасть в поле зрения кондуктора, вскакивали на нее, когда трамвай уже набирал ход. Особым шиком считалось спрыгнуть с подножки на полном ходу и не удариться при этом об трамвайный столб (именно так погиб наш дворник). Но шик этот был продиктован сугубо практическим расчетом. Дело в том, что не было трамвайной остановки на улице Ботаническая, на которой располагалась наша закрытая «английская» школа-интернат, и от «Одесской кинофабрики» до стадиона « Динамо» трамвай шел без остановки. Прогон же между этими остановками был довольно длинным, и вагоновожатые почему-то всегда проезжали его на максимальной скорости, пик которой приходился как раз на точку пересечения трамвайной линии с нашей улицей. А идти от той или другой остановки до школы было далеко, а перспектива делать это изрядно уставшим после моря устраивала далеко не каждого.
Особенно запомнился мне трехдневный марш-бросок с привалами у костра, посещением водозаборной станции в Беляевке, одного из источников подачи пресной воды в Одессу, и ночи, проведенной на берегу Днестра.
Палаток у нас, естественно, не было. Не было и рюкзаков. Из туристической экипировки у каждого из нас было одеяло, которое мы несли с собой, обмотав его в виде солдатской скатки через плечо. Съестных припасов, кроме сухих пайков, насколько помню, у нас тоже не было, потому что, скорее всего, по предварительной договоренности, обедали и ужинали мы в детских домах, мимо которых проходили, и в которых провели две первые ночи.
В Беляевке нам устроили очень интересную экскурсию по всему циклу обработки пресной воды, с момента забора ее в Днестре и до окончательной очистки перед закачкой в трубопровод на Одессу.
Но запомнилось не это.
Едва после экскурсии мы вышли во двор и стали выполнять команду: «В две шеренги становись!», как за нами вслед вышло несколько человек, работников станции, в руках которых были ящики, доверху наполненные яблоками. Со словами «Угощайтесь, ребята!», они поставили их перед нами и ушли. Мы обалдело смотрели на ящики и почему-то стеснялись брать яблоки. Заметив наше замешательство, экскурсовод, которая вышла вместе с нами, сказала, что яблоневый сад – это особая гордость станции. Все ее сотрудники, независимо от статуса - от уборщицы до директора - считают своим долгом, с момента посадки саженцев, принимать активное участие во всех садовых работах. Зато после рабочего дня каждый из них может пойти в сад и набрать столько яблок, сколько ему или ей необходимо. А ящики – это подарок нам от сотрудников. Так что стесняться не надо.
Не знаю почему, не сговариваясь, каждый из нас все таки взял только по несколько яблок. Большая часть осталась в ящиках. Яблоки были отборные, большие, спелые и сладкие. Дорога до Днестра показалась нам короткой и нескучной.
Ко второй половине дня мы подошли к Днестру, и наши вожатые и воспитатель, посовещавшись, решили расположиться возле одной из заводей, густо поросших камышом. В камышах был небольшой просвет чистой, как нам показалось воды. День уже клонился к концу, но солнце еще было жарким, а мелкий песок на берегу так просто обжигал босые ноги, когда мы скинули башмаки и стали раздеваться, чтобы окунуться в реку.
Наша воспитатель, Алла Михайловна, попросила далеко не заплывать, так как место было незнакомое, мало ли что. Переминаясь на обжигающем песке с ноги на ногу, мы молча выслушали ее объявление, после чего с маху ринулись к реке.
Едва влетев в воду, мы почувствовали неладное, потому что, во-первых, вместо чистой воды мы оказались по пояс в иле, а, во-вторых, что-то непонятное стало происходить с ногами. Их будто кто-то принялся мелко и довольно неприятно пощипывать.
Мы выскочили на берег и на ногах у себя обнаружили присосавшихся к ним серых, извивающихся пиявок, от пяти и больше штук, кому как повезло. Все тотчас с остервенением начали их отрывать, и охота «скупнуться» отпала сама собой.
До начала нашего марш-броска нас предупредили, что одну из ночей мы, как в войну партизаны, проведем в спартанских условиях на открытом воздухе. Это ночью и должна была стать ночь берегу Днестра. Утром, как нам обещали, за нами приедет наш школьный «Студебеккер» и заберет домой.
Не могу не сказать несколько слов об этом грузовике и его водителе. Как грузовик достался нашей школе, не знаю. А вот водителя помню хорошо. Фамилия его была Райфе. Воевал. Был отличным шофером. Грузовик свой обожал. Как-то поспорил с завхозом, что сможет, на полной скорости, остановить ее за метр от стены. И завхоз проспорил. Это я видел собственными глазами.
Райфе был большой приколист. Грузовик его был полноприводным. В тот день нас с Сергеем, моим одноклассником и другом, завуч по просьбе завхоза отрядил для погрузки и доставки в школу где-то около тонны кирпичей. Кирпичный завод находился где-то в области, примерно в полутора-двух часах езды. Когда ехали обратно, наш «Студебеккер» неожиданно застрял прямо в центре огромной заболоченной лужи. Все попытки Райфе выбраться из лужи терпели неудачу. Проезжавшие мимо грузовики осторожно объезжали лужу, потом останавливались и, а их водители, посмеиваясь над незадачливым собратом, начинали забрасывать его советами, как лучше выбраться. Райфе с озабоченным видом добросовестно предпринимал все, что ему подсказывали или советовали, но машина так и оставалась на месте. Когда стало понятно, что одними советами не обойтись, некоторые наиболее сердобольные из водителей, видя, что дело швах, повылазили из своих кабин и, по колено в грязной жиже, на раз-два-три руками стали вытаскивать застрявшую машину. До этого Райфе предупредил мужиков, чтобы пацанов, т.е. нас с Сергеем, не трогали, что они и так устали при погрузке кирпичей, а им еще их разгружать. Поэтому мы, принимая все за чистую монету, сидели в кузове и очень нервничали, что останемся без обеда и возможно ужина, так как не успели никого предупредить об этой незапланированной поездке.
Наконец, когда собралась довольно большая толпа и насмешки по поводу американской техники и русских дорог достигли своего апогея, Райфе включил переднюю ось, машина рывком, обдав наших спасителей грязной жижей, выскочила из лужи и на полной скорости помчалась в Одессу.
Приехали мы как раз к обеду.
Но вернемся на Днестр.
День подходил к концу. До заката еще оставалось какое-то время. Некоторые, расположившись прямо на еще не остывшем от дневного солнцепека песке и даже не прикрывшись одеялами, пытались заснуть. Появились первые комары. Но их было почти не слышно, если только какой-то из них не залетал тебе прямо в ухо. Но чем ближе дело шло к закату, тем больше становилось комаров, и те, кто лежал на еще теплом песке, прикрылись одеялами и заснули.
Небольшая группка во главе с воспитателем и вожатыми рассыпалась по пляжу в поисках горючего для костра. Тащили все: сухие ветки, сухой камыш, обрывки бумаги и даже несколько поленец, которых пришлось откапывать из песка, где они каким-то чудом оказались. Образовалась довольно внушительная куча.
Костер разожгли и расселись вокруг него. Чтобы не разбудить спящих, разговаривали вполголоса, а иногда, если кто-то вдруг просыпался, шепотом. К этому времени солнце зашло, и сразу наступила ночь, а с нею непроглядная темень. Комаров становилось все больше, но рядом с костром, как гоголевский Хома в очерченом меловом круге, мы чувствовали себя в полной безопасности.
Куча нашего хвороста быстро таяла. От реки потянуло сыростью. Теперь донимали не только комары, но и холод. Мы запахнулись в одеяла, но было ясно, что без костра нам до утра не продержаться. Спать совершенно не хотелось, и пора было отправляться на поиски сушняка.
Мы разбились на пары и стали методично прочесывать пляж в разных направлениях. Когда вновь сошлись у костра, то результат оказался весьма плачевным: несколько веточек, несколько обрывков газетной бумаги, еще что-то непонятное, но явно годное для костра.
Однако вернулись не все пары. Прошло еще какое-то время, и у костра объявилась и последняя пара. В руках обоих были охапки сухого очерета. Они сказали, что наткнулись на какой-то старый плетень, и что очерета там навалом. Все обрадовались. Сходили туда несколько раз, возвращаясь к костру с огромными охапками этого камыша.
На рассвете всех стало клонить ко сну. Комаров стало меньше. Костер догорал, и мало-помалу, завернувшись в одеяла, мы попытались заснуть.
Но не тут-то было. По всему берегу разнесся такой истошный вопль, что на ноги повскакали все, без исключения, и спавшие, и пытавшиеся уснуть, и бодрствовавшие.
По пляжу носился мужик в ночной рубахе, кальсонах и с дрыном в руке, и из трехэтажного матерного потока иногда доносилось: « … Сволочи! … Ублюдки! … Фашисты! … Креста на вас нет! …».
Выяснилось, что мы в его огороде разобрали на костер половину плетня и боковую и заднюю стенки сортира.
Каким образом конфликт этот уладили, не знаю. Но когда за нами приехала машина, на берегу все было спокойно.