Обещала мужу не опаздывать.
Но такси застряло в пробке на Тверском бульваре.
До ресторана пятьсот метров, на мне обувь не по погоде - атласные туфельки, острый каблук 12 см.
Добегу как-то, думаю.
Почти добежала. У пешеходного перехода поскользнулась, чувствую - баланс теряю. Схватилась за ближайшего. Устояла.
Спустя секунду разглядела: две безразмерных куртки, одна поверх другой, рваная ушанка, беззубый рот. Запах.
Осмотрел меня критично, особенно атласные шпильки. Покачал головой.
- Тебе, - говорит, - пакеты на ноги нужны? У меня есть. Сейчас дам.
- Очень вам признательна за заботу, - стараясь не дышать, говорю, так как запах сильный. – Я добежала.
Уже в дверях ресторана, обернулась, увидела как мой спаситель направился к бульварной лавочке…
Ресторан - апофеоз роскоши. Муж, как обычно, в своих делах, переговорах. Официальная часть окончена, я гуляю по залам. В окошки пытаюсь выглянуть. Из какого лучше будет лавочка видна?
Хорошо бы, думаю, в Макдональдс напротив заскочить и купить этому бездомному еды…
- Может вам канделябр дать? – вдруг слышу за спиной.
Оборачиваюсь.
Мужчина. Лет 45. Про таких в романах пишут - экзотическая красота. Разрез глаз восточный. Но говорит без акцента. Кожа сухая и тонкая. Вроде загар. Только какого-то землистого оттенка. И губы полные, но обвисшие, как грудь стареющей сердцеедки.
- Какой канделябр? – удивляюсь.
-Как в фильме. Помните, Баскервиль и Ватсон подавали знак каторжнику, скрывавшемуся на болотах? Весь вечер за вами наблюдаю. Вы от окна к окну переходите. Все высматриваете кого-то. Тайный знак ждете или подать хотите?
- Вы наблюдательный, - качаю головой. – Я не жду знака. Я просто…
- Изнываю от скуки… - заканчивает он за меня.
- Сильно заметно? – спрашиваю.
Пожимает плечами.
- Не то, чтобы скучаю. Просто здесь все идеальное. Доказано красивое. Совершенное. Посмотрите на это зеркало 18 века, подлинник. Или вон там - сервиз с росписью синим кобальтом на полочках из фарфорового бисквита, украшенных плакетками в стиле веджвуд. Все эти предметы явно не страдают заниженной самооценкой. Мне с ними даже поговорить не о чем.
Собеседник смеется. Его безупречные, белейшие зубы тоже произведение стоматологического искусства, отмечаю про себя.
- А где бы вы сейчас хотели оказаться? – спрашивает мужчина, вдруг став серьезным.
- В книжном, - выдаю первое, что пришло на язык. – Здесь рядом на Тверской, Москва есть. Вообще, в любом книжном. Или в библиотеке.
Мужчина кивает. Как будто понял.
- На самом деле, - уже совсем осмелев, говорю, - сначала мне надо в любой магазин. Там купить еды для моего знакомого. Бомж на бульваре, - жестом показываю в окно. – Если он не ушел, конечно. А потом уже в книжный.
Мужчина молчит. Правду говорят, что у восточных людей по глазам ничего не прочитаешь. Не улыбается. Не удивляется. Лицо невозмутимое. А глаза – как крючки - в меня впились. Взяли на абордаж. С какой целью, поди разбери.
- Все осложняется тем, - продолжаю, - что я в туфлях. Видите, - вытягиваю ногу вперёд, приподнимая платье, - каблук высокий, мысок открытый. По снегу мокро, холодно и неудобно.
- Я на машине, - все так же невозмутимо произносит мужчина. - Поехали?
- Хм… - я сбита с толку. – Ну… мне тогда мужа надо предупредить…
- Хорошо.
- Я сюда с мужем пришла, - говорю медленно. Как для человека с низкими умственными способностями.
- Без проблем. Я тоже предупрежу свою спутницу, что ухожу. Счет оплачу. Встречаемся у парадного входа через 10 минут.
Стою, открыв рот.
- Десять минут мало? Тогда двадцать?
Качаю головой.
- Какая-то фантасмагория!
- Да, - соглашается мужчина. Но произносит это так прозаично, будто подобные истории происхоят с ним каждый день.
Через полчаса мы покупаем в супермаркете несколько пакетов еды и отдаем трем бездомным на бульваре. Моего спасителя среди них, увы, нет.
Потом едем в книжный.
Не в Москву. В Достоевский.
Потому что, там уютнее.
Сидим в кожаных креслицах. Болтаем. Пьем кофе из бумажных стаканчиков.
- Сто лет не был в книжном, - признается мужчина. – Думал, сейчас все на электронные книги перешли.
- Электронные удобнее, - соглашаюсь. - Но бумажные – приятнее. Они как живые. Их можно нюхать, гладить, прижимать к себе.
Мужчина молчит. Что-то обдумывает:
- Если бы вы были книгой, то какой?
- Не знаю, - говорю. – Неожиданный вопрос.
- Хорошо. А сколько бы вы стоили? Допустим, я хочу вас купить – нюхать, гладить, прижимать. Сколько это могло бы стоить? Скажу сразу, покупаю не на очень долгий срок. К сожалению.
Застываю. Ненавижу ощущение, когда то, что только предчувствовалось, мерещилось вдруг проступает явно и безапелляционно.
Дымок от кофе тянется как в видео с эффектом слоумошн.
Я ошиблась.
Глаза-крючки. Красивые восточные глаза. Не брали меня на абордаж. Они просто зацепились за меня. Как цепляется утопающий за первую подвернувшуюся деревяшку.
- Почему не на долгий срок? – спрашиваю тихо.
- То есть, предложение о покупке вас не смущает? - дергает уголком рта мужчина. Будто разочарован. А на самом деле, хочет уйти от ответа.
- Нет, - стараюсь говорить спокойно. - Все имеет свою цену. Не думаю, что я какая-то редкая книга. Меня можно даже не покупать , а взять почитать бесплатно. Как в библиотеке.
Но вы ответьте, почему не на долгий срок?
- Потому что, я не из тех, кто будет одну книгу всю жизнь читать, – усмехается, дёргает плечами.
- Не знаю, - говорю.
- Зато я знаю, - резко, зло ставит бумажный стаканчик на стол.
- Я купил ламборгини. Ужинаю в дорогих ресторанах. Сплю с красивыми женщинами. Не то, чтобы я раньше этого не делал. Но сейчас мне кажется, не делал. Или делал, но как бы вполсилы. Знаешь (он неожиданно переходит на ты) , как актер на репетиции. Можно не проживать роль на сто процентов. Потому что это еще не премьера. Премьера завтра. И так каждый день. Как по кругу. Премьера завтра. А когда ты понимаешь, что это все была не репетиция, а настоящий спектакль – поздно. Занавес уже закрывается. И тебя везут в крематорий.
Это похоже на истерику.
Лицо без маски восточного спокойствия. Лицо, перекошенное страхом.
Но только на несколько секунд.
И слово по щелчку пальцев, прежняя вальяжность и респектабельность:
- Ладно. Посоветуй какую мне книгу купить. И попрощаемся.
Отходит к стеллажам, притворяется (или правда?) внимательно изучает.
Какое-то время сижу неподвижно. Думаю, надо купить ему что-то философское, что-то поддерживающее. Но совершенно неожиданно для себя снимаю с полки Ильфа и Петрова.
Встречаемся на кассе.
Обмениваемся книгами.
Он протягивает мне маленькую библию. Дорогое издание. Кожаная обложка. Полиграфия высшей пробы.
И получив из моих рук «Двенадцать стульев», удивлённо моргает:
- Серьезно? Я думал тоже что-то типа библии подаришь. Ну или философское что-то.
Колеблюсь.
Потом хватаю его за рукав дорогущего пальто и тяну в уголок, подальше от любопытной кассирши.
- Я не знаю, кто там тебе поставил диагноз. И мне тоже страшно. Но, послушай, никто ничего не знает наверняка. Если сейчас можешь гонять на крутой тачке, есть в роскошных ресторанах и получать удовольствие от секса – делай все это. Просто делай и все. Не думай. Страх – как комочки в тарелке с манной кашей. Мешают наслаждаться вкусом. Не надо комочков. Добавляй в кашу варенье. Варенье – это смех и радость. Смотри комедии, читай смешное и авантюрное. Не сдавайся. Очень тебя прошу!
Смотрит на меня. Глаза грустные.
Не поверил.
Я как тот бомж. Все, что могу предложить - целлофановые пакетики на ноги…
- Спасибо, - мужчина вдруг порывисто наклоняется и целует мне руки.
Мне надо ещё что-то сказать.
Но у меня впервые нет подходящей цитаты, или нужного вывода.
Ничего.
Только щемящее чувство в груди.