Фильм начинается очень, очень красиво снятой (оператор, напоминаю, – Георгий Рерберг!) и неспешно разворачивающейся перед зрителем панорамой. Опушка леса, клонящийся к вечеру день, зеленая даль. И женщина (Маргарита Терехова), сидящая на изгороди возле невидимого пока дома. Мы еще не знаем, что она главная героиня, но что-то в позе этой женщины, в том, как рассматривает ее камера, говорит нам об этом сразу и безошибочно.
А закадровый голос – голос Автора (И.Смоктуновский) так же спокойно открывает нам завязку фильма. Его речь звучит почти сказочным зачином. Он рассказывает, где происходит действие, смакуя родные, обжитые названия, представляет нам свою мать. И словно вскользь роняет: вон идет человек, если он повернет направо – это мой отец, а если налево – это не мой отец, и это значит, что он не придет уже никогда.
Человек поворачивает направо.
И... оказывается невольным обманщиком. Это не отец, а заблудившийся прохожий. А отец не вернётся в семью уже никогда.
Так начинается фильм.
В этой сцене снялся прекрасный актер Анатолий Солоницын. Не зная Тарковского, сперва трудно поверить, что этот персонаж так и исчезнет из фильма бесследно. Он притягивает столько зрительского внимания, что кажется: вот ему-то и суждено сыграть ведущую роль в сюжете.
И... это тоже обманка. Еще не раз Тарковский сыграет на зрительских ожиданиях. В обычной игровой картине того времени – я имею в виду массовое кино – сюжет, скорее всего, вернулся бы к обаятельному Прохожему, которому отдана такая яркая сцена. Но режиссер упорно противопоставляет свой фильм привычным канонам: нет, Прохожий не вернется, в жизни бывает именно так.
О герое Солоницына мы еще поговорим - здесь же, в этой статье.
Вся «загородная» часть фильма снималась в окрестностях деревни Игнатьево, где несколько лет подряд Андрей и Марина Тарковские проводили каникулы. У Марии Ивановны, их матери, было жесткое правило: на лето детей следует увозить из города. На аренду дачи выкраивались деньги из скудных бюджетов семьи, и Андрей с Мариной дышали свежим воздухом. Не удивляйтесь, кстати, что в фильме маленькие герои обриты практически налысо: так было принято. Якобы волосы лучше росли, кожа головы «дышала» – а самое главное, так не заводились насекомые.
Хутор Горчакова, где Тарковские проводили лето до войны (и в сороковые годы), к моменту съемок уже исчез. Как я писала ранее, их дом собирали по воспоминаниям из старых бревен. А вот сами Горчаковы были живы – и вскоре мы с ними немного познакомимся.
Что еще важно в первых кадрах фильма? Прежде всего, здесь уже заявлена «двойная оптика», о которой я писала раньше: взгляд матери на события накладывается на взгляд сына. Чьими глазами мы видим героиню в первой сцене? Кому принадлежит этот взгляд со спины?
Вскоре режиссер недвусмысленно покажет нам, кому:
В гамачке за её спиной качаются дети героини: дочь спит, а сын (его играет маленький Филипп Янковский) дремотно смотрит на мать.
И вся дальнейшая сцена будет показаны как будто с двух точек зрения. События будут развиваться дремотно и безоценочно, словно увиденные рассеянным взглядом стороннего наблюдателя. Но мы, зрители, будем считывать и ту нешуточную драму, которая за этим стоит, и для нас эта сцена наполнится напряженным действием. Буквально по-чеховски: люди пьют чай, а в это время разбиваются их судьбы.
Кстати, Чехов в этой сцене будет упомянут – и станет первой отсылкой на тот огромный мир литературы и искусства, который в «Зеркале» прорывается то и дело, как правило, в связи с историей семьи Автора (Алексея). Это своеобразный культурный код, по которому разделяются «свои» и «чужие».
Так вот, Прохожий маркируется режиссёром как однозначно «свой».
Хотя в эту сцену он входит, внося с собой раздражающий трагический разлад. В сущности, он вестник семейной трагедии. Чем ближе он подходит, тем сильнее разочарование героини. В этот самый момент Мать понимает, что она осталась одна.
А прохожий что – ему весело. Посмотрите, как он расплывается в улыбке, обнаруживая перед собой прелестную женщину. И весь арсенал приемов, которые он начинает использовать, – словно из водевиля «уездный врач охмуряет скучающую барышню».
Поэтому в ничего не значащих на первый взгляд фразах – сразу конфликт. Поэтому конфликт играют актеры (и великолепно играют!). Поэтому так раздражена мать – помимо естественной женской тревоги (одна, наедине со странноватым приставалой), её злит неуместность его вторжения и ухаживаний.
Но Прохожий, сперва говоривший игривые банальности, вдруг сам становится серьезнее. Как будто между этими двоими начинает устанавливаться хрупкое взаимопонимание.
Кульминационным в этой сцене становится момент падения Матери и Прохожего со сломавшейся изгороди (кстати, падающий человек у Тарковского – это часто символ перехода в какое-то новое качество/пространство/измерение; обратите внимание, этот мотив есть и в «Солярисе»). За секунду до того, как подломится верхняя жердь изгороди, Мать тревожно бросит взгляд на лежащих в гамаке детей – и, сама того не зная, примет решение, которое определит всю её дальнейшую жизнь. А Прохожий после падения отсмеётся – и вдруг замрёт, как человек, которому открылось нечто неизвестное, и заговорит новым тоном и о совершенно неожиданных вещах. Тут-то и будет упомянут Чехов (точнее, его «Палата №6») в странном диалоге, полном недоговоренностей. Очень чеховском диалоге по мысли и по форме.
Прохожий. ...Это мы все бегаем, суетимся, все пошлости говорим. Это все оттого, что мы природе, что в нас, не верим. Все какая-то недоверчивость, торопливость что ли... Отсутствие времени, чтобы подумать.
Мать. Послушайте, вы что-то...
Прохожий. А! Ну-ну-ну. Я это уже слышал. Мне это не грозит. Я же врач.
Мать. А как же "Палата № 6"?
Прохожий. Так это же он все выдумал!
Заметьте, они прекрасно понимают друг друга. Потом нам еще не раз будет показано, как редки в жизни Матери такие моменты разговора с кем-то на одном языке. И Прохожий сразу распознает её намек на его возможное безумие – правда, скорее саркастический, чем серьезный. (Примечательно, что «он это уже слышал» – видимо, в философию ударяется не в первый раз). И в общем, что-то добродушное, чудаковатое и милое начинает проступать в этом человеке.
Поэтому он не уйдет сразу. В сцене будет ещё одна обманка: героиня, словно невольно, окликнет его, а тот охотно обернётся:
Мать. У вас кровь!
Прохожий. Где?
Мать. За ухом. Да нет, с другой стороны!
Он ещё оглянется, и режиссёр не оставит нам сомнений в том, что Прохожий ему симпатичен. Внезапно налетевший порыв ветра с силой пригнёт траву, кусты в направлении Матери. И ещё раз. Словно призывая вернуться.
Но бесполезно. Никакого развития у этой коротенькой встречи не будет. Никакие симпатичные и умные прохожие не поколеблют решимости этой женщины посвятить свою жизнь другому.
Двум стриженым ребятам там, в гамачке.
©Ольга Гурфова
--
Следующая статья будет посвящена матери Андрея Тарковского – Марии Ивановне. Я не люблю писать биографии, но без этой информации гораздо сложнее ориентироваться в мире фильма.
--
Оглавление цикла:
--
<<Следующий пост | Предыдущий пост>>
Удобный путеводитель по моим постам - здесь .
Подписывайтесь на мой канал здесь или в телеграме и получайте больше историй о театре и кино!
Ну и как же без бан-политики: вся информация о ней – вот тут))
