Огромный, засохший кусок лаваша, недоеденный, и спрятанный под газовую плиту, как конь-тяжеловес, скакал за убегающим Додиком, стараясь схватить его за тяжелые, негнущиеся от страха ноги. Верхом на лаваше сидела уменьшенная копия бабушки Шушаник, подпрыгивая как всадник, хлопала себя по бедрам, и дико хохоча, кричала : «Лови эту «хозапухт»! Что по-Армянски означает – вяленую ветчину. Ноги Додика безнадежно вязли в густом ореховом варенье. В последней попытке избежать страшной участи, он рванулся вверх. Кровать жалобно «крякнула», раздался треск, и дно, вместе с матрацем, увенчаным запутавшимся в одеяле Додиком, вывалилось на пол. Обливаясь холодным потом, трясущимися от пережитого страха губами, он пролепетал:
– Уже двадцат лэт снится этот проклятый лаваш, а крават ламался пэрвый раз. - И выпростал, наконец, запутавшиеся в простынях ноги.
С самого раннего детства, его любвеобильная и сердобольная бабушка Шушаник, была непрошеным ангелом-хранителем, неотступным надзирателем, и назойливой кормилицей в одном лице.
– Додик, не лезь туда, Додик, вылезай оттуда немедленно, Додик, не бегай, разобьёшь коленки, Додик, одень курточку, сморкайся в платочек, Додик, ты почему спрятал под плиту недоеденный лаваш, ты же голоден! Скушай за маму, за папу, за любимую бабушку. И бесконечное – Додик, Додик, Додик.
Додик лазил, разбивал коленки вместе с носом, а потом сморкался на землю, потом тут же подстилал новую курточку, и ел, ел, ел, засунутые бабушкой в карман, вкусные армянские лакомства. И постепенно толстел, толстел, толстел, увеличиваясь в габаритах, приобретая очертания постоянно колышущегося овала, пока, наконец, соседская девчонка Лусинэ, не выдержала, и сказала:
– Я не хочу с тобой дружить. Ты толстый и неуклюжий. И не умеешь бегать. Мне скучно.
– Поуууаешь, заталкивая обеими руками в рот кусок пахлавы, - важно пробурчал Додик.
Небольшого роста, где то - метра полтора, вместе с кепкой - «аэродромом», с большими, на выкате, воловьими, с поволокой глазами, Додик весил центнер с гаком. «Гак», в зависимости от обстоятельств, колебался в пределах пятнадцати, двадцати кило.
" С этим нада что-то дэлать," - размышлял за обедом он, стаскивая зубами с пятого шампура, последний кусок баранины. " Хадил многа, работал многа, машина нэ ездыл. На «Мэрсэдэс» дэньга нэт, в «Ока» залазил, стойка согнул, такси прыехал, пакасился, сказал, гараж нада, уехал. Вай! Бэдный Додик! Худэть буду!"
После долгих душевных терзаний и ночных бдений, во избежание очередного сеанса с бегающим засохшим лавашом, Додик отважился заняться ежеутренними пробежками. Истратив уйму драгоценного времени, он, наконец, нашел «секцию» таких же страдальцев-единомышленников, пытающихся убежать трусцой от докучливых килограммов.
Полный непоколебимой решимости, с восходом солнца, жизнерадостный Давид Мовсесович, кряхтя и тужась, с трудом экипировался в спортивную форму «Адидас». Надеть кроссовки, оказалось делом неосуществимым. Руки с трудом дотягивались до колен, и то с боков, сдавливая, и плюща живот, как булькающую резиновую грушу. Лусинэ, которая не хотела с ним дружить, а потом, совершенно непонятно, по какому случаю ставшая его супругой, дома не было. И шнурки от кроссовок сиротливо валялись на полу. Завязывать их было некому. Безуспешно поиздевавшись над собственным телом, Додик сердито отшвырнул кроссовки ногами, и, выйдя в прихожую, влез в старые, резиновые калоши. "И так сойдет,"-решил он.
Солнце припекало. Группа весогабаритных горемык, грузно трусила по размягчающемуся асфальту. Додик, как самый крупный экземпляр команды, косолапо, как медведь, перебирал ногами, возглавляя экзотическую процессию. Калоши прилипали к асфальту, ерзали на ногах, пока один калош, вдруг остался на месте, а Додик, босой ногой вляпался в горячий асфальт, переломился пополам, выставив короткие ручки вперед, и неожиданно для самого себя, громко, раскатисто пукнул. – Вай! – страшно испугавшись произошедшего, пискнул незадачливый спортсмен-любитель, наливаясь густым, бордовым цветом.
– Какой оказия вышел! -Мимо, делая вид, что ничего экстраординарного не случилось, «проплывали» участники забега, кто задрав голову к небу, кто украткой зажав пальцами нос, не желая разбавлять бодрящий утренний кислород, с производным Додикова огреха. В силу природной скромности, и гипертрофированной стеснительности, Давид Мовсесович в забегах участия больше не принимал. От нервного потрясения он слег, ничего не ел, и в результате лишился тридцати кило веса.
На территории окраинного базарчика, уже лет этак сто двадцать, располагалось невзрачное, обшарпанное строение, построенное еще при вседержителе Российском, Николае Александровиче. Когда-то в нем располагалась «Рюмочная», приют местных забулдыг , шантрапы, и мелкой уголовщины. Ныне, согласно веяниям нового времени, оно заимело соответствующее название: «Cebyrec Limited Corporation LTD». Что означает это помпезное название, Додик никому не говорил, потому, что не знал. В скобках было приписано ( Папикян и К*). А это означало, что его владельцем, и безраздельным хозяином являлся гражданин России Давид Мовсесович Папикян. В «компании» трудились три человека – повар, вечно шмыгающий фиолетовым, мокрым носом, отвечающий за беспрерывное снабжение посетителей чебуреками, изготовленными на прошлогоднем, прогорклом масле, официанта, недовольного затрещинами и тумаками, получаемыми им вместо чаевых, и на данный момент уволившегося, и шашлычника, по совместительству официанта, генерального директора, и владельца гиганта пищевой индустрии. С налоговой службой, и правоохранительными органами, вопросы решались народными средствами. С «покровительством» со стороны криминальных структур, дела обстояли наилучшим образом. Сборщики дани, поглядев на состояние дел подопечного, приходили в большое уныние, и от обуявшей их жалости, скупали на корню все чебуреки, тут же скармливая их базарным бродячим псам. «Корпорация» процветала. Даже сварливая, разъевшаяся на харчах мужа, двухсотфунтовая Лусинэ, утвердилась в своем мнении относительно мужа, и повесила в комнате транспарант: «Самый глупый из армян, это Додик Папикян». И тешила этим свое эго.
Однажды, жаривший шашлык из ливерной колбасы, за отсутствием баранины, Додик, увидел сидящего между павильончиками БОМЖа, с синими, «расписными» руками.
– Вай! Какой каларытный мужчина! – восхитился Додик. – Какой афициант будэт! Синий рука, хулиган баяться будэт, Лусинэ баяться будэт. Никто Додика обижять нэ будэт! Эй! Ара-джан! Хади суда! Гостэм дарагим будэшь! Угощать буду!
«Ара-джан», отсидевший лет десять, дураком не был, и мигом «вкатился» в зал «Лимитед Корпорейшн».
- Ара, дарагой! Пасиди, шашлык принэсу, говорить будэм!- Додик метнулся на кухню. Через пять минут на столе дымилось нечто, видом напоминающее угольный шлак, издающее запах горелого кирзового сапога. – Как назвала тэбя твой уважаемый мама?
- Ну, Упырь моё погоняло.
- Какой рэдкий, красывый имя! – Угощайся, Упырь-джан! Кушай. Хароший шашлык.
Бомж скосил глаз на мясной «деликатес».
- АА! Панимаю! Долго не кушал! Живот балэть будет! Пасиди еще, я хаш приготовлю, палчики скушаешь! Карова мясник рэзал, я нога и желудок забрал. Пасиди.
Пока Додик «колдовал над хашем, из мягко говоря, не совсем живой коровы, жареные на мангале «кирзовые сапоги» были использованы по назначению.
- Упырь-джан, мнэ во как, по зарэз халдэй нужэн. Прасти, дарагой, афициант. Пайдёшь?
- А по мне, хоть гробовщик. Перекантоваться надо. Пойду.
- Ай! Как замэчатэлно! Кантуйся, дарагой!
- Ну, и лады. Обещаю, Чисто все будет! Обстряпаю – чики-чики. «Клифт» бы мне надобно новый.
- Вай! Будут клифты- лифы, всё будэт! Это Додик сказал! Додик сказал – Додик сдэлал!
- Ну, и я сказал – будет чисто! Упырь сказал. Упырь сделал.
- Харашо, живи пока кладовка. Иди дарагой, работай!
Счастливый, в радужном настроении, Додик, за отсутствием подходящего транспорта, сопел как паровоз, мужественно покоряя путь от порога домашнего очага, до очага производственного. Электротранспорт отрицался безоговорочно, после того, как в сильный ливень, Додик побывал в роли «проводника» между порогом и поручнем троллейбуса, спалив при этом подошвы дорогих импортных ботинок. На дверях офиса висел амбарный замок.
- Вай! Нэ понял! -Пожарным ломом он зверски расправился с замком. Сейф в его каморке был девственно чист. На полке лежал клочок оберточной бумаги с нацарапанной надписью: «Упырь – пацан правильный. Обчистил все. Обещал – сделал». Додик, своими воловьими глазами с поволокой, обвел потускневшим взором помещение. Ноутбука тоже не было. Даже кучи непроданных прогорклых чебуреков, тоже не было. Отсутствовал и повар, заливающий неприятный осадок от случившегося инцидента, «горькой», в комфортных, домашних условиях. Додик закатил глаза и грузно осел на пол.
В неврологическом отделении Додик провел месяц.
По улице, из больницы, шел маленький человечек, похожий на мастифа, с обвисшими брылями на щеках, придерживаясь деревьев и кустов. Его вес едва превышал вес баранов, из которых он некогда жарил шашлыки, похожие на подметки от сгоревших кирзовых сапог. Дул сильный ветер, и он боялся, что порывом его забросит на троллейбусные провода. Электричества Додик боялся смертельно.
Канал " Стэфановна" будет рад новым подписчикам. И если вам понравилась история на канале, не забудьте подписаться.
И еще, если Вам не трудно, прокомментируйте рассказ, хотя бы одним словом. Одно из главных правил Яндекс Дзена на сегодня - реакция читателей. Буду Вам благодарна.
С уважением, Стэфановна.
Уважаемые подписчики и читатели!
Благодарю Вас за то, что читаете рассказы, комментируете, а также за отметки " мне нравится".
Канал "Стэфановна" существует только благодаря Вам и предлагает Вашему вниманию цикл юмористических и иронических рассказов, написанные на основе жизненных историй:
Быть музой- более, чем опасная задача
Леха, рожденный в понедельник, тринадцатого числа
Читайте с удовольствием. Хорошего Вам настроения.