Ксюха с тревогой вглядывалась во тьму как бы зевнувшей перед ней после долгого сна или, напротив, бессонницы пещеры – нерукотворного шалаша, образованного переплетением древесных корней. Этот странный парень, сын Перемыслова, убеждал её забраться внутрь, и она покорно вернулась на то место, где обнаружила его не то спящим, не то потерявшим сознание. Разговор, что состоялся между ними по пути к посёлку, был странным, и ей мало осталось понятным из того, что путанно и возбуждённо наговорил Антон; а всё же она несомненно прочувствовала его растерянную искренность. Именно она и заставила последовать удивительному совету вернуться сюда, чтобы залезть в «пещеру». Однако привычная настороженность к людям, от которых хорошего ждать не приходилось, не позволяла без промедления сделать то, за чем она сюда пришла. Казалось, это какая-то насмешка, да и с чего бы богатому, обаятельному, успешному мужчине вдруг откровенничать перед местной уродливой девкой, ещё и раздавать некие значительные задания? Ксюха не в первый раз уже оглядела частокол из шероховатых сосен, отчего-то лишённых здесь привычной густой кроны и пропускавших сквозь обглоданные ветви до странного много света, в попытке обнаружить за одной из них притаившегося насмешника-наблюдателя... И не в первый раз задумалась, а в чём мог бы быть смысл такого издевательства? Что может случиться с ней такого, что оправдывало бы обман, было бы смешно, пугающе или оскорбительно? А зачем он сказал, что придёт за ней? Ведь если она дважды смогла найти это место сама, то точно так же и уйдёт?.. Поскольку Ксюха не привыкла долго раздумывать, анализировать последствия своих поступков и загадывать будущее, недавно зародившееся в ней робкое доверие к порядочным людям пересилило привычную подозрительность; присев на колени, она по тонкому снежному покрову вползла под глинистые своды пещеры, где пахло сырой землёй, подтянула ноги к себе, положила на острые колени подбородок, оперлась спиной о стену, так что выдающиеся из неё корни врезались в рёбра, откинула голову назад и закрыла глаза...
Пока шла сюда, Ксюха всё думала, была ли, правда, счастлива? Есть ли в её тусклой, невыразительной жизни хоть одно мгновение, которое можно было бы назвать если не счастливым, то приятным? Наверное, та ночь, в начале весны, когда снег уже стаял, но в лесу ещё держался и в темноте напоминал скелет несуществующего в природе зверя: белые перемычки изгибались и смыкались вокруг бездонных на вид пустот влажной, безжизненной ещё почвы. Ветер дул сильный, но тёплый – такой, который совершенно ясно возвещает приближение подлинной весны и вселяет надежду на радостные перемены даже в такие обречённые души, как Ксюхина. Она, казалось, вечность уже бежала, спотыкаясь о вывороченные корни, царапая лицо о некстати попадавшиеся кустарники. Трое игроков – молодые, подтянутые мужики из Москвы – с громким гоготом и улюлюканьем догоняли её, однако особенно не усердствовали, будто сама погоня развлекала их гораздо сильнее результата. И она бежала именно поэтому, думая, что гораздо проще было бы упасть и сдаться – в конце концов, эти гости выглядели неплохо, если даже не привлекательно, и издевательства их точно могли бы быть приятнее большинства. «Лишь бы не били», – подумала Ксюха и не слишком естественно упала.
Первый из преследователей буквально споткнулся о её тело в темноте и не сразу понял, что случилось. «О, мужики», – обрадованно крикнул он приятелям, наощупь определив, что же прервало его бег. Тяжело дыша, подошли двое других. «С-сука, загнала», – произнёс один, силясь восстановить дыхание. «Ну, пожалеешь теперь», – немного злобно продолжил другой, и наклонился, чтобы поднять безмолвно лежавшую девушку. Хоть и было невероятно лень, но Ксюха знала, что такие приезжают сюда за громкими криками жертв, и, чем скорее и чем неистовее она заорёт, тем быстрее закончится её рабочее время, поэтому набрала больше воздуха в лёгкие и истошно взвизгнула: «Нет! Нет! Пустите! Помоги-и-ите!». Ответом ей был весёлый хохот и тяжёлые толчки грубых ладоней, перекидывавших её из рук в руки, как мяч на тренировке. Они начали решать, куда её тащить: до домика, откуда начинались все Игры, было далековато, а лес, видимо, казался слишком опасным и неуютным. В конце концов, один из мужчин вывернул ей руку и, гадко, еле слышно посмеиваясь, потянул в сторону. Вдруг произошло что-то, чего она, движущаяся с опущенным вниз лицом, не очень поняла: шум, хруст, вскрик. «Е*т, кто это?! Кто это?!». Её отпихнули так резко, что она привалилась к ближайшей сосне и наблюдала плохо различимое в ночи мельтешение тел, рук, сопровождавшееся тяжёлым дыханием борющихся мужиков. Отчего-то трое не могли одолеть одного, который довольно ловко опрокинул их навзничь и, крикнув: «Совсем долбанулись? Это же человек живой», – схватил Ксюху за руку и быстро повел прочь, под возмущённые крики позади: «Давик, пи**р, тебе не жить, г**дон!».
После они сидели на дне какой-то канавы, и Ксюха наблюдала в потустороннем свечении прикрытого покрасневшей от этого ладонью фонаря красивого мужчину, с кавказским профилем, будто выточенным из камня: нос с горбинкой, заострённый подбородок, большие, ласковые глаза... Ксюха знала, что должна предугадать все желания клиента. Выходило, что этот хотел почувствовать себя спасителем, и потому она старательно тряслась, всхлипывала, стучала зубами, пока он пытался её успокоить. Спокойный, добрый его голос с невероятно пряным, но едва ощутимым запахом то ли дезодоранта, то ли одеколона окутывали умиротворением, и очень не хотелось его оставлять, но, так и не дождавшись никаких действий, Ксюха была вынуждена сбежать, чтобы не получить от руководства обвинений.
А может быть, другая ночь? Игрок был один, и в раннем весеннем рассвете она, укрытая полупрозрачным саваном, сшитым из двух тюлевых штор, вышла к измученному, перепачканному грязью, загнанному другими участниками клиенту, с горящей свечой. Она сама содрогалась, представляя себя, таинственную, бледную, безрукую, молчаливую, со стороны. Но лицо участника оказалось знакомым – она безвольно вспоминала его каждый вечер на протяжении последнего месяца: заострённый профиль, глаза – тёмные озёра. Вопреки ожиданиям, больше испугалась Ксюха, тогда как гость с радостью выдохнул: «Ну наконец-то! Я тебя всю ночь тут ищу».
Или, может, телефонный разговор? Неизвестный номер заговорил вдруг его спокойным, бархатистым голосом и убеждал, что ему нужно верить, это не шутка, он непременно её увезёт, а на робкие попытки объяснить то, во что сама она свято верила: будто ей хорошо живётся, спасать её не нужно, и вообще – немногим в её ситуации выдался бы шанс нормально зарабатывать, – отвечал твёрдо: «Есть другая жизнь. Ты её не знаешь, но я покажу её тебе. И, когда ты её увидишь, уже не будешь сомневаться, что всё, случавшееся с тобой раньше – ненормально».
Или тот вечер, когда он пришёл в назначенное ей место: в поле, возле разбитой телеги? Увидев его взгляд, она поняла, что Давид не врёт: серьёзно намерен увезти её отсюда и при этом совершенно ничего не ждёт взамен. Она точно была уверена, что если и испытывала когда-то плохо объяснимое, незнакомое счастье, то в одно из этих мгновений.
Сейчас Ксюха сидела в полузабытьи, прикрыв глаза и положив затылок на самый толстый из выдающихся в норе корней, но не знала об этом. Одновременно она же стояла за пределами странной пещеры, неведомо как забредшая в отлично знакомом ей лесу в совершенно новое место, и смотрела на две мужские ноги в модных дорогих кедах и узких джинсах, торчащие из тёмного отверстия. Боясь, что обнаружила труп, и спокойная только от того, что ни Давид, ни Макс не носили такой молодёжной одежды, она несколько раз потрясла за ногу и проговорила нелепое, осторожное «Эй!», после чего, напрягая все силы, одной рукой потянула за ногу, высвободив на свет её немного выше колена. В глубине послышалось ворчание, и тогда она стала тормошить и тянуть всё упорнее и упорнее, пока из норы, ударившись головой о верхний свод, но совсем не почувствовав этого, показалось растерянное лицо: узкие скулы, покрытые тёмной щетиной, сощуренные глаза, вздыбленные чёрные волосы, тронутые на кончиках ярко-фиолетовым цветом, обвивающий шею сложный тёмно-синий орнамент.
Ты кто? – спросил незнакомец.
Ксюха, – ответила она, не зная, что ещё можно сказать.
Через некоторое время они шли по лесу, он обращался к ней, как к давней знакомой, которая понимает всё гораздо лучше его, а она, ничего не понимая, ненавидела себя за то, что нечем оправдать его расположение, и рассматривала его татуировки, гадая, сливаются ли они на его худом, долговязом теле в единое полотно или остаются разрозненными фрагментами, и в тёмной, холодной зимней чащобе, какой по сути и была вся Ксюхина жизнь, словно зажгли, наконец, спасительный фонарь, чтобы кругом перестало быть страшно и одиноко.
#сверхъестественное #мистика #триллер #детектив #фантастика