«Бусидо» - очень хитрый термин, один из тех, о которых нам, вероятно, лучше всего просто забыть. Он почти не использовался до современного периода, на самом деле, Нитобэ, автор книги «Бусидо: душа Японии», сделал больше, чем любая другая работа по популяризации этого термина, и думается что он его изобрел!
Даже как своего рода историографический термин - т.е. современный ярлык воинственной идеологии - «бусидо» - проблематичная конструкция. До периода Токугава было очень мало дискуссий в письменной форме о надлежащей «воинственности», за исключением правовых кодексов, разработанных даймё. Концепция кодекса поведения самураев возникла в XVII и XVIII веках, когда в Японии наступил мир, а не в средневековую эпоху Воюющих княжеств.
В этот период роль воина стала главной философской проблемой для самураев, поскольку они занимали верхние строчки социально-политической иерархии, но при этом не выполняли никакой реальной работы, поскольку больше не было войн. Самураи этого периода были бюрократами и администраторами, а не воинами. Общей мотивацией для всех тех, кто писал о «Пути Воина», был поиск надлежащей роли класса воинов в мире без войн. Идеи, которые возникли в результате этих поисков, очень мало соответствовали нормам поведения воинов прежних времен.
Однако настоящая проблема заключалась в том, что, хотя было много споров, согласия практически не было. Я говорю своим ученикам, что «бусидо» принадлежит к тому же классу слов, что и такие термины, как «патриотизм», «мужественность» или «женственность». То есть все в значительной степени согласны с тем, что этими качествами нужно обладать, но немногие согласны с тем, что они на самом деле в себя включают: является ли Оливер Норт патриотом? Мадлен Олбрайт более женственна, чем Мэрилин Монро? Какое место в этой схеме занимает Мадонна?
Те же проблемы беспокоили участников дискуссии о надлежащих ценностях и поведении воинов во времена Токугава (и в том числе современников). Наглядный пример того, насколько разнятся мнения на самом деле, можно найти в споре о действиях знаменитых 47 ронинов из Ако (увековеченных в рассказе «Тюсингура»). Среди прочего, Ямамото Цунэтомо, автор «Хагакурэ» (который Императорская армия позже приняла как своего рода священный текст о воинских ценностях) резко критиковал ронинов из Ако, называя их «городскими самураями». Хироаки Сато перевел и опубликовал многие отрывки из этой дискуссии в своей книге «Легенды о самураях». Определенно обязательное чтение для всех, кто интересуется этими вопросами.
Японское правительство, а также Императорская армия и флот продвигали понятие «бусидо» как способ воспитания военного духа, которого они желали от своих солдат и моряков. Но при этом, кодекс, который они проповедовали, не имел ничего общего с тем, во что верили или практиковали самураи. Связь между современными и досовременными военными традициями Японии тонкая - она, конечно, далеко не так сильна или прямолинейна, как хотели бы верить правительственные пропагандисты, милитаристы, офицеры Имперской армии и некоторые послевоенные историки. Несколько примеров, чтобы прояснить этот момент:
Один из основных постулатов, которые современные писатели связывают с бусидо, заключается в том, что настоящий самурай не только готов рисковать своей жизнью, когда его к этому призывают, но и действительно с нетерпением ждет возможности пожертвовать собой при исполнении служебных обязанностей. Это фундаментальное чувство, которое можно найти в «Хагакурэ», и оно послужило вдохновением для красноречивого послевоенного комментария Мисима Юкио к этому тексту. Кодекс «Хагакурэ» пользовался огромной популярностью среди офицеров Императорской Армии, и его часто цитируемая первая фраза «Я постиг, что Путь Самурая – это смерть», несомненно, использовалась, чтобы вдохновлять пилотов-камикадзэ и тому подобное.
Но, как бы ни была важна готовность умереть в представлениях Бусидо двадцатого века, для этого требуется слепая вера в то, что такого философия связана с реальным поведением средневековых самураев.
Нетрудно найти примеры воинов, которые в безвыходных ситуациях предпочли повернуться и героически умереть, чем быть убитыми при бегстве. К тому же нетрудно найти примеры такого рода в военных традициях практически любого народа в любое время и в любой точке мира. С другой стороны, читая военно-исторические записи ранней и средневековой Японии, гораздо чаще встречаются попытки самураев использовать обман и уловки, чтобы застать противника врасплох или сделать беспомощным, чем быть готовым к самопожертвованию, к которому призывал Цунэтомо.
Вторая популярная тема среди современных комментаторов Бусидо касается абсолютной преданности, которою воины должны были проявлять по отношению к своим лордам. Говорят, что преданность самураев была безоговорочной и совершенно бескорыстной. Это правда, что призывы к верности были главной темой в постановлениях сёгуната, домашних законах великих средневековых феодальных баронов, а также в трактатах семнадцатого и восемнадцатого веков о бусидо. Но есть по крайней мере две проблемы, связанные с интерпретацией того, что верность была фундаментальной частью характера средневекового воина.
Начнем с того, что неограниченная преданность подданных своим правителям, является основным принципом конфуцианства и практически не имеет ничего общего с какой-либо военной традицией как таковой. Призывы японского правительства к лояльности со стороны подданных начались задолго до зарождения класса самураев, например, в «Конституции из семнадцати статей» Сётоку Тайси, обнародованной в 603 году. Эта концепция появилась на сотни лет раньше появления самой японской нации и восходит к китайским философам-конфуцианцам шестого-третьего веков до нашей эры. Японские военачальники, которые призывали служивших им самураев проявлять непоколебимую векрность, не столько определяли правильное поведение самураев, сколько наставляли своих подданных на традиционный и общепринятый стиль правления.
Более того, существует логическая ошибка, связанная с попыткой вывести нормы фактического поведения из формальных правовых и моральных кодексов. Делать выводы из трудов законодателей и философов-моралистов о том, что средневековые самураи были яркими примерами воинской доблести, всё равно что делать выводы о сексуальном поведении жителей двадцатого века штата Джорджия из законов о содомии. Правда заключается в том, что самоотверженные проявления верности со стороны воинов бросаются в глаза в японских исторических записях главным образом из-за их отсутствия.
С момента зарождения класса самураев и отношений между господином и вассалом в восьмом веке до, по крайней мере, начала эпохи Нового времени в семнадцатом веке, отношения между господином и слугой были договорными, основанными на взаимных интересах и выгоде, и в значительной степени обусловленными требованиями личного интереса. Средневековые воины оставались верными своим повелителям только до тех пор, пока им это приносило пользу. Они могли и с готовностью переходили на другую сторону, когда того требовала ситуация. На самом деле в японской истории очень мало важных сражений, в которых дезертирство - часто в середине боя - одного или нескольких главных игроков не являлись решающим фактором.
Таким образом, большая часть кодекса поведения самураев, предписываемого авторами раннего и нового времени, противоречила очевидным поведенческим нормам настоящей воинской традиции. Точно так же большая часть кодекса «Бусидо», проповедуемого правительством и милитаристами в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков, в лучшем случае поверхностно произошла от «Пути Воина», принятого в семнадцатом и восемнадцатом веках.
Современное бусидо тесно связано с понятием японской «национальной сущности», а также с концепцией кокутай, идеологический конструкт, комплекс идей, слагающих национальную идентичность японцев. Это был инструмент пропаганды, сознательно сформированный и управляемый в рамках усилий по созданию единой современной нации из фундаментально феодального общества и по созданию современной национальной армии, состоящей из призывников из всех слоев общества. Считалось, что бусидо представляет собой нечто большее, чем просто этику класса феодальных воинов. Императорский рескрипт военным 1882 года провозгласил, что он «должен рассматриваться как отражение всех подданных Японии». Иными словами, воинские ценности считались сутью самой японской нации, объединяя черты характера, общие для всех классов. Таким образом, упразднение класса самураев означало не конец бусидо, а дальнейшее его распространение на все японское население.
Но если бы они не были кремированы, Ямамото Цунэтомо, Дайдодзи Юдзан, Ямага Соко и другие ранние современные деятели, писавшие об идее кодекса поведения самураев, вероятно, перевернулись бы в своих могилах, когда услышали это. Одной из немногих общих черт всех этих людей была их заинтересованность дать определение и защитить в суть того, что отделяло самураев от всех остальных классов. Они описывали - или предписывали - кодекс поведения для элиты, и они утверждали, что именно соблюдение этого кодекса поведения и соблюдение ценностей, на которых он основан, отделяют этот элитный класс воинов от толпы горожан и крестьян. Мысль о том, что ценности бусидо — это просто японские ценности, привела бы их в ужас.
Более того, абстрактная, необыкновенная преданность императору и кокутай, требовавшиеся от приверженцев современное бусидо, были далеки от феодальной верности, которую ценил Цунэтомо и его современники. Первое было нематериальным, на государственному уровне и больше походило на немецкий патриотизм девятнадцатого века, чем на узы господина и вассала в досовременной Японии. Последнее было прямым и личным: для Цунэтомо отношения между самураем и его господином были основаны на своего рода платонической гомосексуальной любви; для Юдзана это исходит из сыновней почтительности. Короче говоря, комментаторы двадцатого века и ранней современности могли использовать одни и те же слова, но они НЕ говорили на одном языке.
Карл Фрайдей