Возможно, самым ярким и ритуальным из всех обычаев, связанных с ранней средневековой японской войной, является практика, называемая нанори, или «объявление имени», которую многие характеризуют как средство для выбора противника с соответствующей репутацией и положением. Как показано в Хэйкэ моногатари (японский средневековый военный роман «Повесть о доме Тайра») и связанных с ним работах, с помощью нанори вызывали воинов, прежде чем вступить в бой с врагом, декламируя не только их имена, но и их резюме и родословные:
— Мое имя — Кагэтоки Кадзихара, я один равен тысяче! — громовым голосом крикнул он. — Я потомок Кагэмасы Гонгоро из Камакуры! Когда в давние времена, во Второй Трехлетней войне, Ёсииэ Минамото по прозванию Таро Хатиман взял приступом твердыню Канадзаву в краю Дэва, предок мой Кагэмаса в том сражении был первым! Стрела, пробив шлем, вонзилась ему в правый глаз, но он, не дрогнув, ответной стрелой поразил насмерть ранившего его стрелка и прославился воинской доблестью в грядущих веках! Кто из вас считает себя могучим и храбрым? Выходи, и сразимся! Поднесите голову Кагэтоки вашему господину! — И, сказав так, он с громким криком погнал вперед своего коня.
Такие воодушевляющие речи буквально являются материалом, из которого создаются легенды, но маловероятно, что они были материалом, из которого создавалась история. Тщательный анализ нанори, каким он представлен в различных источниках, ставит под сомнение расхожее представление по поводу его применения.
Такие декламации, как у Кагэтоки, перчат на страницах Хэйхэ моногатари и родственных ему текстах, но тщетно искать хотя бы один пример в более ранних источниках – даже в литературных произведениях. Сёмонки («Записи о Масакадо») изображает Тайра Масакадо «выкрикивающим своё имя», когда он скачет в свой последний бой, и несколько записей в Адзума Кагами («Зеркало Востока» - японская историческая хроника) рассказывающих о воинах, «выкрикивающих свои имена», вовремя атаки. Эти фразы обычно читаются как краткие намеки на более сложные заявления. Но такое предположение оправдано только в том случае, если сначала предположить, что речи, подобные речам Кагэтоки, имели прочную основу в реальности. Конечно, ничто в самих отрывках не указывает на что-либо, кроме буквального выкрикивания имен воинов - в отличие от волнующих речей более поздних эпосах.
Хотя, конечно, разумно предположить, что воины, возможно, предпочитали сосредоточить свое внимание на высокопоставленных врагах, чьи головы принесли бы им большую награду, но предположение о том, что нанори могло бы служить этой цели, просто не выдерживает анализа.
Во-первых, воины, выбирающие себе противников на основе объявления имени, должны были быть услышаны своими противниками, невзирая на шум и суматоху битвы и десятки воинов, кричащих одновременно. Это вызывает образ поле боя, напоминающее торговый зал Нью-Йоркской фондовой биржи, добавив к этому ржущих лошадей, огонь и дым, и летящие камни, и стрелы.
Более того, в любой паре воинов один из претендентов всегда был бы достойным противником для другого. Но знаменитый или высокопоставленный буси (воин), возможно, видел мало потенциальной славы для себя в схватке с неизвестным воином, но даже в самых романтичных военных рассказах рядовые воины с нетерпением искали головы прославленных врагов. И поскольку от незнаменитых личностей нельзя было ожидать изящного ухода от столкновения с лучшими воинами, оглашение имен не могло принести большой пользы в отборе подходящих противников. Как бы ранние буси не старались в просеивании своих врагов с целью найти более достойного противника, они должны были делать это в первую очередь с помощью внешнего вида, а не диалога.
Внимательный взгляд на сами источники заставляет усомниться в связи нанори с ритуализированным боем один на один и подбором подходящих противников. Одним из наиболее интересных свидетельств в этом отношении является отрывок из рассказа о нападении монголов на северо-восточный Кюсю в 1274 году:
Называя наши имена друг другу, как в японской войне, мы ожидали славы или позора в борьбе против отдельных людей, но в этой битве войска сомкнулись как одно целое.
Конечно, фразу «сражаться против отдельных личностей» (хитори атэ но сёбу) можно истолковать как ссылку на дуэль один на один, но она, скорее всего, просто указывает на японскую привычку нацеливаться на отдельные цели - понимать вражеские силы как конгломераты отдельных личностей и небольших групп, а не как эффективно взаимодействующие единицы. Вся история, в которой появляется этот отрывок, является преувеличенной попыткой противопоставить мощь монголов и монгольской тактики неэффективности японцев.
Кроме того, в цитированных выше отрывках воины изображены выкрикивающие свои имена в середине атаки. Большинство примеров нанори в поздних средневековых эпосах также встречаются, когда воины нападают, или как выкрики вызывающие неприятельские войска, спрятавшиеся позади укреплений или выстроившиеся для атаки. Остальные примеры имеют место, когда буси преследуют убегающих врагов или после того, как воины столкнулись и один победил другого. В одном случае воин произносит свою речь, стоя верхом на теле врага, которого он только что обезглавил! В большинстве случаев заявление носит односторонний характер, но есть также случаи, когда воины, признавая представление имени, отказываются отвечать или даже лгут о своей личности.
Хотя есть примеры воинов, объявляющих себя «подходящими врагами», а противников – «недостойными противниками». Кроме того, в текстах, в которых они появляются, также записаны речи воинов, унижающие других, которые отказываются сражаться с ними. В одном из них воин заявляет: «Обычай сражаться не запятнает ни высокородного, ни низкого происхождения. Сражаться с любым противником, с которым сталкиваешься — это важнейшая задача». В другом месте воин насмехается над убегающим врагом, задавая вопрос: «Если при столкновении армий вассалы отказываются вступать в бой с командирами, какое может быть здесь сражение?».
Все эти факторы позволяют сделать вывод о том, что нанори был задуман как общий, а не своеобразный вызов. Насмешки и оскорбления, брошенные врагу, были неотъемлемой частью психологии войны в разные времена и разных местах. Они действуют, чтобы облегчить страх, поддержать моральный дух, выразить неповиновение и привлечь внимание к себе и своим делам. Учитывая акцент буси на личной славе и чести, можно предположить, что некоторые из них предпочитали использовать свои собственные имена в качестве боевых кличей.
Но представление о том, что воины могли остановиться в середине схватки, чтобы представиться и выбрать подходящих противников, требует значительного романтического воображения. Нанори, как его характеризуют в стандартных описаниях ранних войн буси, просто не заслуживает доверия поведению на поле боя, и это не очень хорошо согласуется с продемонстрированным предпочтением раннесредневековых воинов использовать хитрости и засады.
Вероятность того, что сложные нанори были просто литературным приемом, подкрепляется тем, что в разных версиях Хэйкэ моногатари используются разные нанори, короткие и более длинные. Например, в версии Энгёбон вызов на поединок короче, чем в версии Какуити-бон, указанной выше:
Я, Кадзивара Хэйдзо Кагэтоки, житель Сагами и потомок Камакура-но Гогоро Тайра-но Кагэмаса, человек, стоящий тысячи. Пусть кто-нибудь выйдет и встретится со мной лицом к лицу.
Это очень естественное литературное приукрашивание, распространенное в эпической литературе во всем мире. Когда герои хвастаются своими родословными и достижениями в начале боя, повествовательный прием, известный как «называние своего имени», является одним из нескольких классических мотивов, используемых устных рассказов певцами и поэтами во всем мире для создания ауры драмы и подлинности, которая придает воинским эпосам их особую энергетику.
Источник: Karl F. Friday. Samurai, Warfare and State in Early medieval Japan