Итак, вмешивался ли Мехлис в оперативные вопросы на Крымском фронте? Да. Вмешивался. Но не настолько, чтобы полностью «оттереть» от них Д.Т. Козлова. К тому же делал он это не от «хорошей жизни». Представителю Ставки и своих забот хватало. Как помним, он «волок тяжёлый воз»: им решались и организационные, и кадровые вопросы, и проблемы снабжения фронта. Не забывал Л.З. Мехлис и о том, что он – комиссар и глава Главного политического управления РККА. Потому им контролировалась и политико-идеологическая работа на фронте. Словом, представителю Ставки хватало забот. И то, что приходилось ещё уделять значительное внимание оперативным делам, его не только не радовало, а, смеем предположить, буквально раздражало. Во всяком случае, ничем, кроме сильного раздражения, нельзя объяснить резкий тон телеграммы в Ставку от 29 марта 1942 года.
Но ведь Л.З. Мехлис не прибыл с таким предвзятым отношением к Д.Т. Козлову в Крым в январе. Ведь очень хорошо видна эволюция его отношения к командующему.
В телеграмме от 22 января:
«Козлов оставляет впечатление растерявшегося и неуверенного в своих действиях командира» [20; 5], [25; 30], [26; 327].
В телеграмме от 9 марта:
«…Козлов – человек невысокой военной и общей культуры, отягощать себя работой не любит…» [25; 37].
Ну и, наконец, просто-таки «убийственная» для Козлова характеристика в докладе от 29 марта.