Важная часть иркутского культурного кода, как в Питере поребрик и парадная - тракт: романтичное старинное слово закреплено в топонимике Иркутской области вместо более привычного и современного "шоссе".
Самым дальним, не считая Московского тракта, кажется Качугский, прежде Якутский тракт, уходящий на север от развязки среди пустырей в пади Топка. По нему можно доехать до самого БАМа, через старинные Качуг, Верхоленск и Жигалово, где были причалы ленских судов к златокипящему Бодайбо и воеводскому Якутску. Но я неизменно сворачивал на Ольхонский тракт в Баяндае, а до Баяндая с его придорожными столовыми как правило спал после бурных ночных сборов и спешки на автовокзал.
На пол-пути до Баяндая стоит Усть-Ордынский - по виду зауряднейший райцентр, ничем, кроме отличного музея, не выдающий свой былой статус регионального центра. А на пол-пути до Усть-Орды, в 40 километрах от Иркутска, стоит Оёк - крупное (3,7 тыс. жителей) село, летом встречающее придорожной торговлей:
С тракта хорошо видна его главная достопримечательность - Успенская церковь:
К ней мы направились по извилистым сельским улочкам:
Покосившиеся маленькие избы с венцами под конёк выдают, что село очень старое. Основателем его считается Леонтий Кислянский - православный поляк (!) на царской службе, живописец Оружейной палаты и рудознатец. В двух специальностях нет противоречия - искал Кислянский в основном сырьё для красок, а нашёл первую сибирскую нефть близ Иркутска, куда отправился в 1683 году во главе экспедиции.
Его приезд удачно совпал с отставкой первого воеводы Ивана Власова, и вот уже Кислянский сам стал главой Прибайкалья. Воеводой в Иркутском остроге он прослужил до самой смерти в 1689 году, и вот в 1688 году то ли основал, то ли закрепил за первопоселенцами Тимофеевым, Сорокиным и Емельяновым пашню Оёк при впадении в Куду одноимённой речки.
Расположенное на плодородных бурятских кочевьях, в двух-трёх дневных переходах от Иркутска по Якутскому тракту, селение стремительно разрослось, пополняясь в основном переселенцами с Русского Севера и безземельными крестьянами других сибирских пашен. К началу 19 века волостной Оёк с 6 тысячами жителей входил в пятёрку крупнейших сёл Иркутского уезда:
В 1926-30 годах Оёк даже успел побыть райцентром, да и в наши дни явно не бедствует - несмотря на обилие заброшенных изб, с начала 21 века Оёк не только не сдал, но и даже подрос на несколько сотен жителей.
Пыльные закоулочки вывели нас к асфальтовой улице Кирова, которая когда-то называлась Трактовой и была частью дороги в Якутск:
На ней немало старых изб с резными наличниками и воротами, высокими и мощными, как дарвазы кишлаков Туркестана:
Кое-где попадаются и явно купеческие дома, у владельцев которых путники могли подковать лошадей, переночевать, прогулять добытый в Бодайбо самородок:
На Трактовой таких домов стояло явно больше, чем на улице Кирова - вот на чёрно-белых фото из музея видны волостная управа, крестьянская изба и сельская больница:
Нынешний центр села смотрится гораздо современнее:
Особенно примечательна пара магазинов справа (если ехать от Иркутска) - один с добротной советской вывеской, другой - с не поддающейся краткому описанию формой крыши:
Но в общем все дороги Оёка приводят к не по-сельски огромному Дому культуры 1980-х годов:
На его первом этаже обитает краеведческий музей с радушной и очень компетентной директоршей Салисой Шамильевной и внушительной экспозицией предметов крестьянского быта:
Музей в Оёке появился очень вовремя - в 1987 году, накануне постсоветского коллапса, и большинство вещей были оставлены здесь теми, кто бросал свои дома, уезжая в города за лучшей долей.
Коллекция формировалась столь успешно, что периодически сюда приезжали иркутяне из областного музея и забирали себе часть экспонатов.
А вот выставка ткачества особенно ценна потому, что слово "Оёк" скорее всего переводится с бурятского как "ткацкое" - в окрестностях многие речки и урочища носят ремесленные названия. В том числе - переводные, как Токаревщина за дорогой или огромное Хомутово ближе к Иркутску. Молва же считает, что название селу дал возглас "Ой, ёёёёёё!", который издавали то ли поселенцы, ломавшие на здешние ухабах свои телеги, то ли буряты, насильно крещённые в ледяной воде.
Помимо сельского наследия, мне запомнилась очаровательная детская поделка на археологическую тему:
И то, ради чего я вообще зашёл в музей - икона Николая Чудотворца, на которой он имеет очень подозрительные черты лица. Прежде я показывал Благодатский рудник под Нерчинском, куда первые декабристы стали прибывать уже в 1826 году; Старый Читинск, в 1828-30 годах слывший Каторжной академией, и Петровский Завод (ныне Петровск-Забайкальский), в 1830-х годах ставший основным местом каторги.
Однако уже в 1832 году у декабристов начали выходить сроки, а к 1839 году, после нескольких послаблений, даже осуждённые на вечную каторгу сняли кандалы. Вчерашние узники стали расходиться по уездам от Байкала до Кавказа, где в тихой ссылке и военной службе должны были провести остаток дней. До 1856 года, когда их помиловал Александр II, дожили немногие, а большинству из тех, кто дожил, всё это было уже не надо. Важнейшим местом ссылки сделались крупные старые сёла в окрестностях Иркутска, на правом берегу Ангары, отделявшей ссыльных от Московского тракта. В 1840 году в Оёк приехал Фёдор Вадковский - петербургский дворянин, участник обоих обществ, он прошёл казематы Шлиссельбурга и Петропавловки, Читинский острог и Петровский Завод, а отбыв каторгу в 1839 году, сразу же отправился лечить угробленные лёгкие на минеральные источники у Байкала.
В Оёке он торговал глиной, добычу которой освоил в кандальные годы, а умер в 1844 году. Его похороны, на которые съехался цвет декабристов, получили внезапное продолжение: покинувший каторгу в 1839 году шляхтич Алексей Юшневский из Подолии, до восстания курировавший переселение болгар в Бессарабию, склонился у гроба Вадковского в земном поклоне и уже не встал. Его увезли хоронить по месту ссылки в Малую Разводную близ устья Куды, Вадковский же нашёл вечный покой при оёкской церкви.
Душеприказчицей на его похоронах была Екатерина Трубецкая, в девичестве Катрин Лаваль, дочь французского эмигранта, ставшая первой из воспетых Николаем Некрасовым "Русских женщин". По итогам несостоявшейся революции она могла бы стать императрицей: её муж Сергей Трубецкой был не просто одним из главных участников Северного общества и идеологом Прекрасной России Будущего, но и диктатором, который должен был в случае успеха возглавить шестую часть суши.
В Древнеримской республике диктаторов назначал сенат выводить страну из различных чрезвычайных положений, ну а о том, что диктаторы - это новые самодержцы, в начале 19 века ещё мало кто знал. В день восстания, однако, диктатор дрогнул и на Сенатскую площадь не вышел, чем в итоге спас себя - вынесенный было смертный приговор государь заменил вечной каторгой, которая окончилась в 1839 году. Отбывать ссылку Сергея Петровича определили в Оёк, а Екатерину Трубецкую - в Иркутск: странным образом Сибирь вылечила её от бесплодия, и в губернский город она приехала с 5 детьми.
Екатерина Ивановна жила на два дома - просто появляться в городе Сергею Трубецкому разрешили лишь в 1845 году. В 1854 он стал вдовцом, при Александре II уехал в Одессу, из которой полутайно ездил в Москву видеться со старым друзьями. В Москве и умер несостоявшийся диктатор в 1859 году, а без малого полтора века спустя волна Перестройки вдруг принесла в оёкский храм удивительную икону - это был Николая Чудотворец, но поразительно похожий на постаревшего и смирившегося Сергея Трубецкого.
Неизвестно об этой иконе толком ничего - ни кем она была создана, ни даже когда. Иные предполагают, что написал её другой декабрист Пётр Громницкий, действительно зарабатывавший на ссыльную жизнь иконописью. Салиса Шамильевна же относится к этой версии скептически и сходство считает случайным.
Напротив музея - Успенская церковь (1812-45), в старейшей части которой, приделе Афанасия и Кирилла (1812-28), отпевали Вадковского и умер Юшневский.
К строительству основного храма, возможно, так же приложили руку декабристы, смыслившие в архитектуре, проникшиеся этнографией и немало навыков освоившие на рудниках и заводах. Главной особенностью храма был бесстолпный деревянный купол, каркас которого сделали по образцу бурятских юрт с их лучами жердей.
Утрачен он был не в 1930-х годах, когда в церкви устроили машинно-тракторную станцию и сравняли с землёй некрополь, не пощадив даже могилу Вадковского, а в 21 веке: храм был возвращён верующим в 1996 году, но в 2006 страшный пожар оставил от него лишь голые каменные стены.
С тех пор тянется вялотекущая реставрация - так, в 2012 году, когда на развилке прямо у этой церкви мы свернули с Качугского тракта на второстепенную дорогу к польской Вершине, над входом ещё не было деревянной колокольни. Но "юрточный" купол не был ни сфотографирован, ни обмерян, а потому не будет восстановлен никогда...