Старший сын Ольги Петровны - молодожен. Обзавелся буквально на днях прекрасной супругой. Вавой супругу звали. На самом деле невестка была по паспорту Владиленой. В честь незабвенного Владимира Ильича. Бабушка у новой родственницы была идейной и любила когда-то такие заковыристые имена. Потом бабушка в одночасье померла, а Вава эта появилась.
И Ольга Петровна за сына Петю очень была счастлива - хорошая семья, однако, у него образовывается. Невестка пригожая - сама блондинка, а глаза орехового отлива. Размер ножки - тридцать пятый. Голосок тонкий. Птичка пеночка. В музыкальной школе детей обучает на арфах пиликать. А хозяйственная! Не белоручка - хоть и арфа. И молодого мужа Петю все за шею обнимает и улыбается мечтательно.
“О детишках, небось, грезит. Вон как ухмыляется хорошо. И чтобы детишки - копия моего дорогого Петруши”. Так Ольга Петровна про Ваву думала в эти моменты.
А Вава Пете все в глаза влюбленно поглядывает и готовит по книге поваренной разные блюда. А трясется над ним, над Петей, как над младенцем! Любовь там, конечно, между молодоженами такая творилась, что каждому человеку сразу и очевидно: данное чувство на многие десятилетия.
И семья у невестки - наиприличнейшая. Все интеллигенты в пятом поколении. Кто музицирует, кто фельетоны в газету пишет.
У Ольги Петровны с Вавой, конечно, милые отношения начали складываться - вежливо здоровались все между собой и интересовались самочувствиями. Такие отношения часто в среде интеллигенции образуются. Потому что воспитание и один социальный круг.
И Ольга Петровна все нарадоваться не могла:
- Ах, Вава очень уж утонченный человечек у нас. Я вон посмотрю у других - не невестки, а сущие халды. А наша - не, все мне “здрасте” да “будьте добры”. И книксены показывает.
И была вот такая сплошная семейная идиллия. Но - недолго. Потом-то все как положено сделалось - обиды и недопонимания. И, как водится, из-за пустячного повода.
А было дело так.
Как-то к Ольге Петровне зашли молодые в гости - отведать кружевных блинов приятной компанией. Масленица тогда бушевала - все ели блины и чучела жгли.
Вава, конечно, пришла свежей розой. И чистота души от нее, и наивность.
И вот они все на диванах сидят - чай пьют. Вава чай хлебает - мизинчик на руке в сторону оттопыривает. И Петю лобызает украдкой. Про февральские ветра лениво ведут дискуссии. И всем приятно общество друг друга.
И тут невестка вдруг чирикает с дивана радостно:
- Милая Ольга Петровна, а мама-то моя подарок вам готовит! И довольно дорогостоящую вещь! Угадайте-ка, что за сурприз?
И смотрит на Ольгу Петровну с затаенным восторгом.
А Ольга Петровна, конечно, смутилась.
- А что за повод, - уточняет она, - что за праздник празднуете? Смутили вы, Вавочка, меня, однако, сурпризом-с…
А сама думает: “Небось, к юбилею сватья мне подарки выбирает. Но он, юбилей этот, еще через три с половиной аж месяца. И приглашать ведь тогда всю их кодлу придется - коли подарок дорогой готовят. И сватью, Октябрину Бонифатьевну эту с ее фельетонами. И свата - зануду Федота Федотыча с его аккордеоном. А пятьдесят ведь мне нынче стукнет! На шестой десяток уж замахнусь. Подумать тоскливо …”.
И Ольга Петровна чуть загрустила: вон как время несется. Петруша совсем недавно “агу” из колыбели верещал, а уже взрослый мужчина. С прекрасной женой и тещей Октябриной Бонифатьевной. Эх, жизнь, куда ты так бежишь…
А Вава улыбается широко и заявляет:
- Повода у нас особого и нету. А желает вам мама моя думочки на диван в дар преподнести. Вот и выбирает в этой связи симпатичную для них расцветку - канареечную или, мабуть, фуксии. У вас на диване думочки такие уж старые валяются - без слез на них и не взглянешь. Все потрепанные. Прикоснуться нехорошо - будто уличного пса за уши треплешь. Обстановку домашнюю буквально похабят. Мы с мамой давеча долго вид обстановки вашей осуждали. И решили вас порадовать - подновить интерьеры новыми вещицами смелых расцветок - фуксии или вот канареечной.
А Ольга Петровна, конечно, тут в осадок и выпала. Думочки, конечно, у нее не новые. Десятый год им. Подарок дорогой маменьки на далекий тот Новый год. Своими руками маменька их вышивала. На думках тех толстые хвостатые белки орехи жуют.
- Зачем же, - Ольга Петровна дрогнувшим голосом отвечает, - этак тратиться. Лишнее это. Подушки у меня вполне еще приличные. Подарок Петиной бабушки. Царствие ей небесное.
И горячие слезы навернулись ей на глаза.
А Вава, слез Ольги Петровны вовсе не замечая, хохочет: немодные, мол, нынче толстые ваши белки. И вид у подушечек потрепанный. Ждите, дескать, дара от нашей честной семейки. Коли сами-то купить не в силах.
А потом все как-то скомкано блины доели и распрощались. Вава на прощание небольшой книксен выдала.
И вот с того самого дня как-то Ольга Петровна к Ваве переменилась отношением. Вроде, и хорошая у Пети жена - пахнет розой, арфа, хозяйка преотличная. Но и души равнодушной. Обидела она Ольгу Петровну до самых глубин. Задела! “А принесет подушки свои - так в рожу ей швырну”. Так Ольга Петровна решила.