Много толков есть о том, какова должна быть поэзия, много речей и об источниках вдохновения, которые, впрочем, сразу приходят на ум, как бы внесознательно и аффективно. Вспоминается в этом плане замечательное восклицание Валерия Вениаминовича Бондаренко: «Вот Александр Блок в ранние свои годы мог писать по 20 стихотворений в день, и я совершенно не понимаю, с какого рода источниками вдохновения он имел дело!?» Да, это чрезвычайно поразительно, хотя Блок впоследствии скептически относился к таким своим опытам, почти открещиваясь от них (вспомним «Стихи о Прекрасной Даме»; затем поэт говорил, что совершенно их не понимает, а ведь это почти потеря себя. Или нет?). И действительно, очень любопытно узнавать: не то, с какими источниками в своей обобщённости имеют дело поэты, но с какими в своей конкретности и жизненной уплотнённости и воплощённости источниками вдохновения они буквально соединялись, общались, дружились, восходили в самих прекрасных частностях, в их протяжённой глубине к высшим выражениям всеобщего прекрасного, к самому прекрасному, в конечном счёте к тому Первообразу, Который был напечатлён в человеке, его целовзятом естестве. То есть поэзия в своей предельной точке есть умно-сердечное восхождение, осуществляемое неким таинственным чувством, вложенным в тварь Творцом даром, к Господу Богу как Высшей Красоте, Прекрасному Первообразу; в этой связи высшая поэзия есть восхождение к Богу в молитве, то есть по преимуществу монашество. Но это совсем не означает, что поэзия другая не ценна пред Богом и для нас², но она имеет свою силу, свою истинность и ценность постольку, поскольку обращена к Богу¹, пусть даже сперва и совсем это может быть непонятным (ведь не обязательно же всё время прямо писать «Бог», «Христос», «Господь», хотя меня можно и даже, может, необходимо упрекнуть как раз в этом; здесь могу только повиниться и сказать, что я люблю имя Божие и ничего с собой поэтому сделать не могу; если ссылаться на какой-то пример, то, по моему убеждению, поэзия Осипа Эмильевича Мандельштама, Анны Андреевны Ахматовой, Иосифа Александровича Бродского, во многом ранний Максимилиан Волошин (про позднего молчу) являют собой действительное, пусть и своеобразное, самобытное воплощение недавно сказанных слов).
Всё это мне необходимо было сказать, чтобы обратиться к мнению Николая Васильевича Гоголя (который, кстати сказать, был самым церковным из наших русских классиков художественной литературы), говорившего, что художнику, поэту, писателю должно черпать вдохновение в поэзии Богослужебных текстов. Этот подход, без сомнения, необычный, но безконечно близкий моему сердцу. Там, в лоне Церкви Христовой, хранится тайник небывалой, высочайшей поэзии; святые отцы Церкви слагали удивительные молитвы, гимны, прошения, исповедания – и неужели русские поэты, поэты страны, культура которой вся появилась только и благодаря святому Православию, позабудут эту жемчужину, так трепетно лелеемую лучшими людьми земли! Никогда этого не должно быть! И поскольку сейчас идёт Великий пост, то предлагаю посмотреть на великопостные песнопения:
Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче, утренюет бо дух мой ко храму святому Твоему, храм носяй телесный весь осквернен; но яко щедр, очисти благоутробною Твоею милостию. (Жизнодавец! Открой мне двери покаяния, ибо душа моя с раннего утра стремится в храм Твой святой, сама нося телесный осквернённый храм; но ты, Щедрый, очисти его по безмерной милости Твоей)
На спасения стези настави мя, Богородице, студными бо окалях душу грехми и в лености все житие мое иждих; но Твоими молитвами избави мя от всякия нечистоты. (На путь спасения направь меня, Богородица, постыдными грехами душу осквернившего и в лености всю жизнь свою прожившего; но Твоими молитвами избавь меня от всякой нечистоты)
Множества содеянных мною лютых помышляя окаянный, трепещу страшнаго дне суднаго, но надеяся на милость благоутробия Твоего, яко Давид вопию Ти: помилуй мя, Боже, по велицей Твоей милости. (Помышляя о множестве совершённых мною беззаконий, страшусь дня Страшного суда, но, надеясь на безмерную Твою благость, как Давид, взываю к Тебе: помилуй меня, Боже, по великой Твоей милости)
-----------------------------------------------------------
1 - Необходимо прояснить эти слова. Говоря их, я вовсе не утверждаю, что поэзия, предметом которой являются самые обычные бытовые вещи, совершенно и объективно не нужна (для кого-то это утешение), безыскусна, грешна и так далее, но пишу лишь о том, что для меня этот поэзис гораздо ниже обращённого к Богу.
2 - Поэзия, не говорящая о Боге, смерти, душе, вечной жизни, покаянии, ценна только пред людьми, но не пред Господом.