К заявлению друга я отнёсся, как к любой философской мысли. То есть, как ни имеющей никакой связи с реальностью и в следующую пятницу пришедшие в клуб граждане были немало удивлены тем, что всё было готово к игре и не стоит тратить лишнее время на организационные процедуры. И приняли новшество положительно.
Но события этого дня заставили меня вспомнить рассуждения Петровича, которые ранее я счёл праздными. Клавдия Алексеевна пришла раньше обычного и заняла привычное место. Мне уже доводилось несколько раз переброситься с ней парой слов, но большую часть времени она проводила одна за тем же столом возле входа, читая книгу. Что за книгу она читала никто не знал, поскольку обложка книги была завёрнута в очень старую газету ещё советских времён. Чтение странная посетительница клубу прерывала только, когда вдруг разгоравшиеся споры переходили невидимую черту, за которой дискуссия могла перерасти в скандал.
Тогда Клавдия Алексеевна, положив в книгу закладку, откладывала её в сторону и внимательно слушала спорящих минуту-другую, чтобы потом быстро вынести вердикт и конфликт практически всегда этим исчерпывался.
Чаще всего споры разгорались за столом где играли Краснов и Чернов - браться близнецы. Они вообще-то были Беловыми, но для того, чтобы их не путали взяли псевдонимы. Оба считали себя экспертами в области истории шахмат, что отчасти было верно. И что вызывало постоянные споры.
Так и сегодня Чернов, игравший чёрными очень громко произнёс:
- А вы господин Краснов не выступали раньше под фамилией Крамник?
- С чего такие аналогии? - спросил брат, не понимая комплимент это или совсем наоборот.
- А с того, что ваш ход, уважаемый оппонент - это зевок века. А как известно каждому, что зевок века сделал Крамник в 2005 году в игре с программой Дип Фритц.
- И этот человек утверждает, что что-то знает про историю шахмат? - картинно вопрошал Краснов, чтобы отвлечь внимание публики от самой партии, где он действительно зевнул, - Я уверен, что нет ни одного школьника, который хоть что-то знает про шахматы, но не знает, что зевок века - это ошибка господина Чигорина в матче на звание чемпиона мира против Стейница.
Интонации повышались, но в этот миг из угла раздался тихий но уверенный голос Клавдии Алексеевны, которая уже отложила книгу и следила за дискуссией:
- Мальчики, успокойтесь. Вы оба правы: зевок Крамника был в 2005 году, а Чигорина в 1892. Так что первый пример — это зевок двадцать первого, а второй - девятнадцатого века. К тому же сегодня замечательный день.
Разгорячённые братья, убедившись в незыблемости аргументации, замерли и обдумав услышанное быстро сели и продолжили партию. А девушка (даже имея информацию от Петровича о её возрасте, я не мог называть её иначе, к тому же информацию я ещё не проверил) раскрыла книгу, положила на стол закладку, на которой, как я уже знал, был календарь тридцатилетней давности и продолжила чтение.
В тот момент, когда после небольшого инцидента воцарился на время мир, входную дверь решительно открыли и прежде чем присутствующие обратили на это внимание помещение клуба заполнил громкий баритон. Приятный, несмотря на командные интонации. Командные интонации - это когда в каждом предложении делается ударение на одно слово.
- Разрешите, - именно на это слово и было сделано ударение, - поприветствовать тружеников чёрно-белых полей, мастеров дебюта, миттельшпиля и эндшпиля, - и вслед голосу явился богатырского вида мужчина в форме старшего офицера ВДВ.
Богатырский вид слагался из стати уверенной, взгляда доброго, лица, как у героя былинного, а вовсе не габаритов. Хотя и последним параметром гость обижен не был. В помещении клуба вроде даже посветлело по-особенному от света синих, что то небо после летнего дождя, глаз, от улыбки белозубой. Когда гость привычно завладел всеобщим вниманием, он продолжил:
- Разрешите представится, гвардии полковник Иван Андреевич, извините, но как вы догадались, Крылов. И это не шутка, а любовь моих родителей к русской словесности. А я в каждом городе, куда бросает служба, становлюсь чемпионом местного шахматного клуба. Вам нужен новый чемпион?
Вид офицера, его голос, добродушие струившееся из синих глаз не могли не располагать к себе. И даже чрезмерная самоуверенность не раздражала. Но общее внимание пронзил знакомый всем, но очень громкий голос.
- Ваня! - почти прокричала Клавдия Алексеевна, чего никогда от неё не слышали члены шахматного клуба, - Ванечка, это ты.
Голос был непривычно молодым, а в последних словах были в одинаковой степени вопрос и утверждение. Улыбка не исчезла с лица мужчины, а интерес в глазах сменился удивлением. Девушка бросилась к мужчине, но в шаге от него, её задержали крепкие руки богатыря:
- Милая барышня, будь вы старше лет на тридцать, я бы не сомневался, что вы и есть любовь моя, что я потерял ещё в курсантские годы. Так что сердце моё с тех лет несвободно, хоть и уверен, что одиночество судьба моя.
Девушка опешила и, глядя в глаза Ивану, проговорила:
- Это я твоя Клава, Клавочка, Авочка. Неужели не узнаёшь? Я же нисколько не изменилась.
Полковник только хмыкнул и ответил:
- Чудеса и только. Вы барышня вылитая копия той, что сердце моё пленила и до сих пор не отпустила. Такой она была в то давнее время, что мы познакомились. И сейчас моей Клаве, Клавочке, Авочке уже почти пятьдесят. А ты, милая девочка, свою любовь ещё найдёшь. А как найдёшь, храни её. В том числе и от случайных расставаний. Не повторяй моей ошибки. Иначе не будет тебе счастья.
Девушка смотрела всё время на говорящего и влагой наполнялись её глаза. Большие капли катились по щекам, оставляя за собой морщины, эти следы надежд и ожиданий, отчаяния и любви, которые скрывал ранее страх, что любимый не узнает её иную. На наших глазах иссиня-черный волос пробивала седина, превращая юную девушку в красивую женщину лет пятидесяти. По-настоящему красивую. Потому что молодость и природа могут сделать женщину привлекательной. Красивой же женщину делает только любовь.
Иван не верил своим глазам. Никто не верил. Да и я никогда бы не поверил, расскажи мне кто такую историю. Поэтому понимаю тебя, мой читатель, что сомнения могут быть у тебя в истинности рассказа моего. Сам бы не поверил, кабы не видел собственными глазами.
- Клавочка? - прошептал смущённый мужчина и в этом шёпоте вопроса было уже меньше чем утверждения, - Авочка, моя. Неужели это ты? Я уже не надеялся.
- А я надеялась, - прозвучал тихий шёпот в ответ, но все это услышали, потому что тишина была такой, какая бывает накануне чуда или когда чудо вершится, - И даже была уверена.
Иван прижал девушку к себе и, поняв, что всеобщее внимание приковано к ним, обратился к посетителям шахматного клуба своим командным голосом:
- Продолжили игру, - скомандовал он, - Титул чемпиона подождёт до следующей пятницы.
На выходе Иван и Клава столкнулись и Тамарой Трофимовной. Смерив оценивающе-критическим взглядом нового члена клуба, она перевела взгляд на женщину и не сразу придя в себя ответила на счастливую улыбку знакомой, к которой никогда не испытывала приязни.
- Клавочка, вы сегодня такая… такая красивая, - абсолютно искренне и немного запинаясь, сказала строгая домоправительница обычно не очень приветствующая странную девушку.
Какое-то время после того, как сегодняшние герои покинули нас, чтобы потом вернуться, все обитатели клуба, оставив на время игру обсуждали произошедшее, Тамара Трофимовна обратилась ко мне:
- Лаврентий Дмитриевич, - говорила она несвойственно тихо и сбивчиво, - Вы понимаете, тут такая ситуация, что если с одной стороны… то с другой стороны… Я уверена, что если…
Я внимательно слушал понимая, что рано или поздно обычно уверенная в себе и хорошо формулирующая задачи женщина дойдёт до сути, но в этот момент к нам подошёл Пётр Карпович и громко хмыкнул, привлекая внимание.
Тамара Трофимовна немедленно изменила интонацию и закончила своё ко мне обращение:
- Идея с раздачей шахмат хороша, но порошу все нововведения в будущем со мной согласовывать.
- Конечно, конечно, - поторопился согласиться я, - Просто мне пришлось воспользоваться пунктом сто тридцать пять Свода правил, который гласит…
- Я знаю, что гласят все три тысячи восемьсот пятьдесят пунктов, -закончила разговор теперь опять суровая домоправительница.
Взгляд Петра Карповича прилип к фигуре уходящей женщины и мне пришлось хмыкнуть, чтобы он вспомнил зачем пришёл.
- А что это за правило? - спросил Хромых.
- «Делай, что считаешь нужным, даже если это нужным кажется только тебе», - просветил я собеседника, прервавшего странный разговор с Тамарой Трофимовной.