Анатолий Зверев был многогранно одаренным человеком — гениальным живописцем, виртуозным графиком. Широко прославили художника женские портреты, составляющие одну из самых значительных частей его наследия. Это — сотни потрясающих образов, которые он создавал мгновенно, схватывая самую суть модели. Ходят легенды о «цепкости» зверевского взгляда, о его способности разглядеть то, что скрыто от остальных, — не только внутреннюю сущность, но и дальнейшую судьбу некоторых моделей.
«Садись, детуля, я тебя увековечу!» — этой уже легендарной фразой Зверев начинал свои сеансы портретирования. Почти все модели художника рассказывали о живописных сеансах как о своеобразных перформансах. Зверев одним из первых превратил создание произведения в артистическое действо — на глазах свидетелей происходило чудесное, спонтанное и стремительное рождение образа. Он никогда не стремился к фотографической точности, и если модель говорила «Это — не я», Зверев всегда утверждал: «Если тебя нарисовал Я, значит, это — ТЫ!».
Работы художника рождались стремительно, и если сложные техники еще могли сковывать его творческий порыв, то уголь, тушь и карандаш позволяли ему буквально за считанные минуты создавать графические шедевры. «Чем быстрее написана работа, тем она откровеннее и чище» — говорил Зверев.
Анатолий Зверев, несомненно, продолжал русскую линию боготворения женщины: зверевские красавицы (особенно в графических сериях) с их иконописными ликами, с щемящей тоской во взорах, со струящимися локонами и тонкими, лебедиными шеями. Восхищение и поклонение женской красоте — явлены у Зверева с такой силой и глубиной, на какую только и был способен гений.
Немаловажен тот факт, что большинство зверевских героинь — не просто симпатичные незнакомки, выполняющие декоративные функции. Они неординарные и артистические личности, близкие художнику по духу и наделенные немалым талантом. Здесь нет соподчинения творца и музы — это диалог на равных.
С конца 1960-х годов в нрафике и живописи Зверева появляется узнаваемый образ Оксаны Асеевой — музы художника: с утонченными чертами лица, вьющимися золотыми волосама, голубыми глазами, часто опущенными, печальными. Рассматривая эти портреты, зритель чувствует: они создавались не для того, чтобы польстить модели, но чтобы запечатлеть ее для себя.
Знаменитая фраза, сказанная художником об его отношении к Оксане Михайловне — «Она для меня как Богородица: и мать, и жена, и дочь» — одновременно является и ключом к его портретам. Здесь, действительно, все степени преклонения перед возлюбленной и музой: от страстного и радостного стремления поймать взгляд или улыбку до тихого соучастия, сосредоточенного сострадания.