Сююмбике и ее односельчане Глава 62.
Махмут лег на свою односпальную кровать, купленную специально для него, с удовольствием потянулся. Дома ему всегда хорошо спалось. Братья еще немного поговорили, и вскоре старший сладко засопел, уткнувшись в пуховую подушку.
Ризвану было не до сна. Разговор с братом разбередил его душу. Он не спал вторые сутки, но глаза не закрывались, и он с открытыми глазами бродил между сном и явью. Вспомнился апрель сорок пятого года.
Маленькая поляна посреди леса, покрытая нежной, хрупкой зеленью. Ризвану даже почудился аромат распускающихся листьев, и тонкий запах фиалок. Спина почувствовала шероховатость ствола дерева, на которое он опирался и нежность рук Ясмины, обнимавших его.
В ночь Ризвану уходить за реку. Но они не говорят об этом. У них разговор о будущем. Парень гладит свою любимую по волосам, убаюкивает ее, уговаривает, рассказывая о будущей жизни. После войны они заедут к родителям Ясмины, в маленькую деревеньку недалеко от Казани. Ризван спросит согласия родителей девушки на их женитьбу.
После Ризван повезет свою невесту к себе в село. Как будет рада Сююмбике-апа! Она сразу поймет, что они любят друг друга, будет счастлива за них. Она поможет растить их дочь. Ясмина слушает парня и всем сердцем верит, что так оно и будет. Улыбается. Скоро конец войне и все случится так, как говорит Ризван.
Однако, ему пора. Солнце уже прячется в ветвях деревьев и тихонько клонится к низу. Потянувшаяся с реки прохлада, усиливает ароматы леса, почему-то навивавшие на сердце Ясмины печаль.
- Любимый, пойдем, тебе пора. Обними меня крепко-крепко, я не говорю: «На прощанье», просто обними. Я уверена, что ты обязательно вернешься, ты не можешь меня оставить.
- Никогда не оставлю тебя, моя Ясненькая! Обязательно вернусь.
Они постояли обнявшись, слившись в одно существо с двумя сердцами, бившимися в отчаянной надежде биться вместе вечно
- Все, родная, пошли, провожу к блиндажу. Ты не пойдешь провожать меня, не положено.
Проводил Ризван любимую, у блиндажа еще раз обнял и крепко поцеловал, словно положил на ее уста печать.
Он возвратился, а она ушла, бросила, оставила его сердце без пары. Нет, не уснуть. Ризван достал из плоской коробочки папиросу «Беломорканал», взял спички и, накинув телогрейку, вышел на крыльцо.
Поджег папиросу, отвернувшись к стене, закурил, спрятав ее, по фронтовой привычке, в кулак. Затянулся глубоко, несколько раз подряд. Немного полегчало. Отпустило.
Стояла такая тишина, что был слышен треск тлевшего табака и звенело в ушах. Небо опустилось низко, медленно и осторожно укутывая землю белым пуховым одеялом. В комнате старшей сестры загорелся свет и осветил прямоугольник снежного покрова. Стало видно, как кружатся крупные мохнатые снежинки, словно бабочки, слетевшиеся на свет.
На душе у Ризвана тоже немного просветлело. Вспомнилось ему, как сестра устраивала для них Праздник первого снега. Какие бы трудные ни были времена, в этот день у Сююмбике находилась мучица, маслице, чтобы напечь лепешек.
Она вставала до света, ставила тесто, шла за водой. Вернувшись, кипятила чай, будила детей.
- Лежебоки, подъем! Снег выпал, сегодня наш Праздник.
Сайда вскакивала первая, бросалась на шею сестре.
- Лепешки! Лепешки будешь печь?
- А то! Как же в такой день без лепешек?
После завтрака Сююмбике всем выдавала новые белые шерстяные носки и варежки. Все одевались и шли во двор. Старшие катали Сайду и младшенького на санях. Играли в снежки, в прятки. Сююмбике веселилась не меньше ребятишек. Она тогда, и сама была дитя.
Наигравшись, отряхивали друг друга полынным веником, входили в дом. Раскладывали на печке варежки, валенки, носки. Сююмбике затопляла печку. Как только появлялись угли и головешки, она принималась печь лепешки.
Дети мигом усаживались вокруг стола и, как голодные галчата, ждали самых первых, самых вкусных оладьи. Сестра ставила перед каждым из них чай с молоком, снимала со сковородки пышные, продолговатые лепешки с кремовыми глазками. Восхитительный аромат наполнял дом. Дети принимались есть, обжигаясь, запивая чаем эту неимоверную вкусность. Сююмбике садилась за стол, только после того, как заканчивалось все тесто. Она улыбалась, она была счастлива.
Потянуло дымком. Ризван понял, что сестра поставила самовар. Стряхнув с себя снег, вошел в дом, сел за стол.
- Апай! Чай скоро будет? Давай, я тебе помогу, хлеба нарежу.
- Вот ножик, вот хлеб, нарезай.
Сююмбике подошла к брату, погладила его по волосам, влажным от растаявшего снега.
- Что же ты выходишь без шапки, не лето ведь, простудишься.
- Ничего! Апай, ты знаешь, что вчера меня Хамидулла-абзый уволил с работы. Я хотел уехать куда-нибудь ближе к Казани, но ночью подумал, что вам с Сайдой будет трудно одним. Как ты думаешь, может мне в соседний колхоз устроиться? Петр Николаевич еще после уборочной звал меня.
- Почему ты хотел уехать в Татарстан, Ризван? Этому есть какая-то причина?
Ризван не стал рассказывать сестре о своей погибшей невесте, и что ему хотелось уехать к ней на родину. Для чего ему, чтобы она переживала из-за горя брата. Пожал плечами
- Нет особой причины, так, подумалось просто.
- Если так, раз ты здесь не нужен, так и сделай, иди в соседний колхоз.
На кухне появился заспанный Махмут, тоже сел за стол.
- Ризван! На что это тебе надо. Неблагодарная это работа – агроном, трудиться от темна до темна, без выходных, без проходных. Пойдешь ко мне, нам как раз дали штатную единицу снабженца. Работа не пыльная. Квартиру я тебе выбью.
- Нет, брат! Не мое это. Я привык работать на земле. Не уговаривай, не пойду.
Закипел самовар. Ризван водрузил его на стол. Сююмбике заварила чай.
- Ребята умывайтесь, а то сейчас Сайда встанет. Будете втроем толкаться.
После завтрака, Махмут уехал в город. Сайда засобиралась в школу. Надела тщательно отглаженное серое платье в темно-серую клетку, черное приталенное пальто с каракулевым воротником, белые валенки и белый пуховый платок.
Повертелась перед зеркалом, улыбнулась, довольная собой и сделала строгое «учительское» лицо.
- Апай, как я? Похожа на учительницу? Прилично выгляжу?
Сююмбике залюбовалась сестренкой. Все при ней.
- Похожа! Иди уже, стрекоза сапфировая.
Сююмбике осталась вдвоем с братом.
- Ризван, давай еще по чашке чая выпьем. Ты не торопись устраиваться на работу. Отдохни хоть несколько дней.
- Ладно, посмотрим. Пойду снег огребу, всю ночь валило.
В это время в кабинете председателя колхоза происходила очередная разбираловка. Хамидулла был недоволен всеми. По его словам, выходило, что он один в этом колхозе трудится. Остальные, так, мимо проходили. В конце концов дело дошло до агронома.
Хамидулла уставился на Санию, будто она виновата в том, что Ризвана нет на месте.
- Где Ризван? Где агроном, я спрашиваю! Кто-нибудь мне скажет или нет? Сания! Где Ризван, ты-то знаешь, это ты с ним вечно шушукаешься.
У Сании округлились без того круглые глаза, она открыла рот от удивления
- Так ведь, Хамидулла-абзый, ты вчера его сам уволил.
- Кто это сказал! Если наорал на него, то было за что. Ишь еще какой, обиделся он, видите ли, на работу не вышел. Я ему покажу, как прогуливать. Где Зуфар? Найдите его кто-нибудь. Пусть привезет мне моего агронома немедленно!
Продолжение. Начало читайте здесь: Глава 1.
Продолжение читайте здесь: Глава 63.